Любен Дилов - Незавершенный роман студентки
На глаза Цианы стали наворачиваться слезы.
– Что, неисправности действительно, что ли, не было? – проронила она.
– Это я во всем виноват! – снова подхватил Кирилл, но его опять оборвали, причем совершенно бесцеремонно:
– А вас я бы попросил помолчать!
– Ну и манеры! – раздраженно бросил Кирилл.
– По всему видно, что вы образованный человек, – обратился к Кириллу другой мужчина, до сих пор молчавший, и очень странно поглядывавший то на Циану, то на Кирилла – своего прародителя: на Циану с явной любовью и состраданием, а на него – с детским любопытством. – И должны понять, что мы не имеем права разговаривать с вами. Поэтому, как только запрограммирую машину, я сразу же возвращу вас обратно.
Он направился к машине, и Кирилл крикнул ему вслед:
– Да кто вы такой, что распоряжаетесь мною, как…
– Инженер-эксплуатационник, – ответил парень, и Кирилл понял, что тот не уловил смысла сказанного им.
– Послушайте, коллега, – старался быть как можно вежливее Кирилл, но второй мужчина оборвал его начальственным тоном:
– Пойдемте со мной!
Однако Кирилл не пошел к ним. Ему хотелось обнять и утешить плачущую Циану. Но она не позволила ни того, ни другого, и он снова взорвался:
– Я расскажу, какие злые и невоспитанные люди наши потомки!
Потомок-начальник ухмыльнулся и бросил через плечо:
– Вряд ли кто-нибудь поверит вам, что вы были здесь. К тому же, мы сотрем кое-что из вашей памяти. Ну, пойдемте!
– Но ведь это чудовищно, это фашизм! Мы с Цианой любим друг друга!… Но если вы так относитесь ко мне, то отдайте мне ее и мое время.
Разумеется, это было очередной его глупостью и в какой-то мере унижением. И когда Кирилл Монев понял это, он закричал срывающимся от волнения голосом:
– И я не позволю вам издеваться над собой!
– Из памяти Цианы мы тоже сотрем эту вашу обоюдную блажь!
– Но послушайте, молодой человек, – обратился Кирилл к начальнику, и в это время из открытого люка донесся смех инженера, который сказал:
– Профессор старше вас по крайней мере вдвое!
– Вот таким образом и происходит недопустимый обмен информацией! – побагровел профессор. – Теперь он знает, что мы сохраняемся дольше.
– Но ведь мы скорректируем его память, – сконфузился инженер-эксплуатационник.
– Я говорю все это для того, чтобы вы осознали, какой деликатности требует всякое соприкосновение с иными временами… Циана, может, ты все же покажешь, что ты хоть чему-нибудь научилась у меня?
– Будь благоразумным, – шмыгая носом, приблизилась к Кириллу Циана. – То, кто ты хочешь – не реально. До сих пор темпоральные машины были для тебя фантастикой. Все так и должно оставаться в дальнейшем, иначе то, что будет занимать тебя, для окружающих будет казаться смешным и невероятным. Ты не сможешь выдержать все это и разболеешься, понимаешь? – подменила она в последний момент выражение «сойдешь с ума» словом «разболеешься», и он представил себе следующую картину: он представляет Циану своим знакомым как свою супругу и говорит: «Она из двадцать четвертого века. Мы прибыли на машине времени…» Да, действительно – сразу обоих спровадят в психушку!
– Не сердись, милый, ведь я уже говорила тебе, что нет ничего более жестокого, чем время!
– Дай я поцелую тебя на прощание.
Кирилл болезненно констатировал, что, спустя столько веков, такие банальности, как слова и обещания еще не вышли из употребления. И еще он вспомнил, что те же самые слова сказала ему Ветка, когда решила бросить его после того, как вернулась из Африки, где проработала два года.
– Открой рот! – попросила его Циана.
– Циана! – окликнул ее профессор, но она уже вытащила из кармана маленький флакончик, и пока Кирилл соображал, почему он должен открывать рот, спрыснула Полость рта, да и все лицо Кирилла, прохладной и ароматной, по всей вероятности дезинфецирующей, жидкостью.
Затем поцеловала его долгим поцелуем и снова спрыснула его лицо.
– А теперь ступай с ним! – сказала Циана, кивнув в сторону профессора.
– Все по правилам, – засмеялся профессор добродушно, но с иронией, – однако это не снимает с себя отвественности за допущенные ошибки.
«Тогда, возле реки, они не вспомнила о флакончике», – отметил про себя Кирилл Монев, и на душе у него потеплело. Ему захотелось поцеловать Циану так, как это было принято в его время, но она увернулась и, шмыгнув носом, направилась к проклятущей машине, из люка которой за ней ревниво наблюдал инженер-эксплуатационник двадцать четвертого века.
Кирилл наконец согласился пойти с профессором, и согласился по той простой причине, что иного выбора у него не было.
– Почему вы не желаете разговаривать со мной? – спросил он профессора. – Ведь вы все равно будете стирать все из моей памяти?
– Да, но моя память останется не скорректированной.
– Да, но неужели я до такой степени вам не интересен? – горестно недоумевал человек из двадцатого века.
– У нас достаточно источников информации о вашем времени. К тому же, я не историк. Я имею дело с техникой, и конкретно – с темпоральными машинами и полетами.
– У меня к вам просьба: не будьте несправедливы к Циане. Во всем виноват я один.
– Вот-вот, вы продолжаете вмешиваться в нашу эпоху! – засмеялся профессор и пригласил Кирилла войти в шикарный салон институтского метро, на котором они должны были ехать в специальную психологическую лабораторию…
Кирилл Монев проснулся у своей любимой речки с таким чувством, что всего лишь на минуту заснул. Он не обнаружил ни своих удочек, ни рюкзака и в ярости обматерил всех воров на свете. Да и было за что: рыболовные снасти, которые он приобретал не один год, стоили очень дорого, а с его зарплатой инженера трудно будет обзавестись новыми.
Хозяйка Кирилла, увядающая женщина, которая все еще не теряла надежды приютить квартиранта в своих объятиях, встретила его, отчаявшегося, с оптимизмом и надеждой. Как и большинство женщин, она не выносила запаха рыбы и все же постепенно привыкла и к запаху, и к самой рыбе – ради все той же надежды. Узнав о пропаже, она выразила Кириллу полную солидарность по поводу «воровского мира», а потом, в перерывах между охами и ахами, спросила, в отпуске он, что ли, раз ходил на рыбалку в четверг.
Таким образом, Кирилл Монев узнал, что сегодня четверг. А когда полез в шкаф, чтобы сложить свою рыбацкую одежду, обнаружил в нем удочки и рюкзак. И это свидетельствовало о том, что нынче не воскресенье, как он полагал. То же самое подтвердили и двое его приятелей, которым он позвонил по телефону. Да, но тогда почему он ходил на рыбалку? И в какой именно день? Ну ладно, спутал дни. Бывает. Но как он мог пойти на рыбалку без удочек?
Не нашлось ни одного вразумительного ответа ни на один из возникших вопросов. У Кирилла было такое ощущение, что сегодня воскресенье и что он ходил на рыбалку и проворонил огромного сома. Необъяснимое состояние, напоминавшее состояние амнезии, потрясло Кирилла до такой степени, что не оставалось ничего иного, как пораньше лечь спать – хозяйка в очередной раз простила, что он лег не с ней, – и всю ночь ему снились разные кошмары. Засыпая, он подумал, что завтра, в пятницу, ему придется присочинить что-нибудь на работе относительно своего прогула. Скажет, что нездоровилось, – не говорить же правду. Скажет, что недомогание прошло так же неожиданно, как и возникло, и он даже не успел сходить к врачу.
А на следующий день начальник, который давно имел зуб на Кирилла, заявил, что день прогула у него, Кирилла Монева, удержат из отпуска.
В воскресенье Кирилл, естественно, направился на рыбалку к той же самой заводи, в надежде, что восполнит пустоты, зияющие в его памяти, а также дополнит коллекцию сомьих усов, которые он собирал не один год.
До обеда клюнуло всего лишь несколько плотвичек, и Кирилл сложил их в ведерко для наживки, уповая на вечерний клен. Затем укрылся в тенечке, затем купался, потом задремал. А когда проснулся и огляделся по сторонам, увидел неподалеку на полянке необычную машину, напоминавшую трехметровое джезве. Он пробрался по-пластунски меж кустов и стал ждать, не покажется ли кто из машины. И пока поджидал, сделал набросок контуров машины на пачке сигарет и записал время ее появления,
Через какое-то время люк в центре джезве открылся, и на полянку выпрыгнула маленькая человеческая фигурка, в костюме, похожем на костюм космонавта, но стального цвета. Человечек долго смотрел на солнце, затем на горизонт, периодически наклоняясь к небольшому прибору, лежавшему у него на ладони Очевидно, человечек устанавливал, где приземлился, А когда он повернул голову в сторону реки, оказалось, что серебристый шлем обрамляет обыкновенное земное лицо, более того – милое девичье личико, обескураженное и беспомощное. Поскольку из странного летательного аппарата больше никто не вышел, Кирилл храбро двинулся вперед, прокашлялся и сказал:
