Терри Пратчетт - Делай Деньги
Потом он вновь посмотрел на то, что поднималось из котла, и понял, что с тех пор, как он в последний раз вдыхал, прошло по крайней мере тридцать секунд.
Вошла, суетясь, Пегги.
— О, вот ты где, непослушный мальчик! — воскликнула она, подхватывая песика. — Нет, ну вы не поверите, спустился до самого ледника!
Она осмотрелась, смахивая с глаз волосы.
— Ох, Глэдис, я же сказала тебе поставить на холодильную плиту, когда начнет закипать!
Мойст поглядел на поднимающийся ковш, и в потоке облегчений боролись за право быть замеченными разные неуклюжие наблюдения.
Я на этой работе меньше недели. Человек, от которого все по-настоящему зависит, убежал с криками. Меня уличат, как преступника. Это овечья голова…
И — спасибо за заботу, Эймсбери — на ней были темные очки.
Глава 9
Криббинс борется со своими зубами — Теологический совет — „Вот что я называю развлечением“ — Волшебная игрушка мистера Фасспота — Книги Сэра Джошуа — Врываясь в банковское дело — Полицейские умы — Как насчет золота? — Криббинс разогревается — Возвращение Профессора Флида, к несчастью — Мойст считает свои блага — Оборотень раскрыт — Сплот: бодрит и веселит — Время молиться
— Боюсь, мне пора закрывать здание, святой отец.
Голос госпожи Хоузер ворвался в сны Криббинса.
— Мы снова откроемся завтра в девять, — добавил он с надеждой.
Криббинс открыл глаза. Тепло и спокойное тиканье часов убаюкало его до состояния чудесной дремоты.
Госпожа Хоузер стояла рядом, не восхитительно обнаженная и розовая, какой она недавно фигурировала во сне, а в прямом коричневом пальто и неподходящей шляпе с перьями.
Внезапно проснувшись, он спешно принялся рыться в кармане в поисках челюстей, не доверяя их заключению во рту во время сна. Он отвернулся из-за вспышки непривычного смущения, пока боролся с зубами и пытался вставить их, а потом снова боролся с ними, чтобы вставить их так, как надо. Они всегда давали сдачи. В отчаянии он вырвал челюсти наружу и раз-другой сильно ударил ими по подлокотнику, чтобы сломить их дух, прежде чем запихнуть их в рот еще раз.
— Вшг! — выразился Криббинс и хлопнул себя по щеке.
— О, благодарю вас, мэм, — сказал он, промокая рот платком. — Прошу прощения насчет этого, клянушь, уж я с ними наштрадался.
— Мне не хотелось вас беспокоить, — продолжила госпожа Хоузер, ее испуганное выражение стало исчезать. — Уверена, вам нужен был этот сон.
— Не сон, мэм, размышления, — возразил Криббинс, вставая. — Размышления о падении всего неверного и возвышении праведного. Разве не сказано, что последний станет первым, а первый станет последним?
— Вы знаете, меня это всегда немного беспокоило, — призналась госпожа Хоузер. — Я имею в виду, что случится с людьми, которые не первые, но и не совсем последние тоже? Ну, знаете… Двигаются вперед, стараются, как могут?
Она прошлась к двери таким образом, который, не совсем так ловко, как она предполагала, приглашал его сопроводить ее.
— Воистину загадка, Беренис, — ответил Криббинс, следуя за ней. — Святые писания не упоминают об этом, но у меня нет сомнений…
Его лоб сморщился. Криббинса нечасто тревожили религиозные вопросы, а этот был довольно сложным. Он подошел к нему как прирожденный богослов.
— У меня нет сомнений в том, что они вщё также будут двигатьшя вперед, но, возможно, в противоположном направлении!
— Назад к Последним? — спросила она с обеспокоенным видом.
— А, милая дама, помните, что они тогда будут Первыми.
— О, да, я об этом не думала таким образом. Это единственный способ, как все может получиться, если, конечно, первоначальные Первые не подождут, пока их догонят Последние.
— Воистину, это было бы чудом, — произнес Криббинс, смотря, как она запирает за ними дверь. После тепла газетной комнаты вечерний воздух был резким, неприветливым и делал перспективу еще одной ночи в ночлежке на Обезьяньей Улице вдвойне непривлекательной. Криббинсу нужно было свое собственное чудо прямо сейчас, и теперь у него было такое чувство, что одно как раз приобретало очертания прямо здесь.
— Я полагаю, вам, святой отец, очень тяжело найти место, где можно остановиться, — сказала госпожа Хоузер. Он не мог рассмотреть выражение ее лица в сумраке.
— О, у меня ешть вера, шештра, — сказал он. — Ешли Ом не явитшя, он пошлет… Арррг!
И в такое время! Пружинка сорвалась! Это была кара!
Но каким бы мучительным это не было, это также могло быть и его благословением. Госпожа Хоузер склонилась над ним с видом женщины, намеренной сделать добро любой ценой. Хотя это было больно, пружина щелкнула его прямо по языку. Голос позади него произнес:
— Извините, я не мог не заметить… Вы, случаем, не Криббинс?
Разъяренный болью во рту, Криббинс повернулся с желанием убить в душе, однако „Преподобный Криббинс, с вашего позволения“ молвила госпожа Хоузер, и кулаки его разжались.
— Эт’я — пробурчал он.
На него смотрел бледный молодой человек в старомодном одеянии служащего.
— Мое имя — Досихпор, — сообщил он. — И если вы действительно Криббинс, то я знаю богатого человека, который хочет встретиться с вами. Сегодня, может быть, ваш счастливый день.
— Вот, жначит, как? — проворчал Криббинс. — А ешли этого человек жовут Кошмо, то это я хочу ш ним вштретитьшя. И это может быть и его щашливым днем. Ну ражве мы не щашливчики!
— Ты, должно быть, пережила минуту ужаса, — сказал Мойст, пока они отдыхали в гостиной с мраморным полом. По крайней мере, Адора Белль отдыхала. Мойст занимался поисками.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила она, когда он открыл буфет.
— Големы были созданы не для того, чтобы быть свободными. Они не знают, как управляться с… разными вещами.
— Они научатся. И она бы не причинила вреда собаке, — возразила Адора Белль, наблюдая за его передвижениями по всей комнате.
— Ты не была уверена. Я слышал, как ты с ней разговаривала. „Положи черпак и медленно повернись“, в этом роде. — Мойст вытащил ящик стола.
— Ты что-то ищешь?
— Кое-какие банковские ключи. Где-то здесь вокруг должен быть один набор.
Адора Белль присоединилась. Или это, или спор о Глэдис. Кроме того, в апартаментах было очень много ящиков и шкафчиков, и было чем заняться, пока готовится ужин.
— А для чего этот ключ? — спросила она всего после пары секунд. Мойст повернулся. Адора Белль держала серебристый ключ на кольце.
— Нет, их бы было намного больше, — отозвался Мойст. — А все равно, где ты его нашла?
Она указала на большой стол.
— Я просто дотронулась до бока здесь и… О, а на этот раз не вышло…
У Мойста больше минуты ушло на то, чтобы отыскать крючок, который выдвигал наружу маленький ящичек. В закрытом состоянии он без всяких трещин исчезал на поверхности дерева.
— Должно быть, что-то важное, — сказал он, направляясь к другому столу. — Может, остальные ключи хранятся где-то еще. Просто попробуй открыть им что угодно. Я здесь на самом деле только ночевал. Не знаю, что в половине этих ящиков.
Он вернулся к письменному столу и просматривал его содержимое, когда услышал позади щелчок, скрип и довольно ровный голос Адоры Белль:
— Ты говорил, Сэр Джошуа принимал и развлекал здесь молодых девушек, так?
— Видимо, да. А что?
— Ну, вот что я называю развлечением.
Мойст повернулся. Дверь массивного шкафа была широко открытой.
— О, нет, — произнес он. — Для чего все это?
— Ты шутишь?
— Ну, да, ладно. Но оно все такое… такое черное.
— И кожистое, — добавила Адора Белль. — Возможно, и резиновое тоже.
Они продолжили осмотр открывшегося музея изобретательных эротических приспособлений. Кое-что из этого, освободившись от заключения, развернулось, выскользнуло или, в паре случаев, отпружинило на пол.
— Это… — Мойст ткнул что-то, что издало спойнг!.. — Да, это резиновое. Определенно резиновое.
— Но все вот здесь довольно-таки сильно отделано оборочками, — сказала Адора Белль. — Наверное, у него закончились идеи.
— Или это, или идей для воплощения больше не стало. Думаю, ему было восемьдесят, когда он умер, — сказал Мойст, когда из-за сейсмического сдвига еще несколько кучек сползли и заскользили вниз.
— Он молодец, — отозвалась Адора Белль. — О, и тут есть еще и пара книжных полок, — продолжила она, исследуя мрак в глубине шкафа. — Прямо здесь, за довольно любопытным седлом и кнутами. Чтение перед сном, я так предполагаю.
— Не думаю, — ответил Мойст, доставая отделанный кожей том и раскрывая его на случайной странице. — Смотри, это дневник нашего старины. Годы и годы. Боги, да тут целые десятилетия!
