Николай Туканов - «Дневник эльфийского сутенера»
Осторожно идя по ступеням, часть из которых зачем-то пытались расколоть, напарники оказались на втором этаже, таком же просторном и заброшенном. Небольшая терраса за широкими оконными проемами в семь-восемь локтей в ширину заросла диким кустарником и травами, которые принесли в своих зобах птицы. Благодаря остаточной магии дожди не размыли тонкий, высотой не больше локтя, слой земли.
— Интересно, какой сорт веселой травы здесь будет лучше всего расти? — хозяйственно поинтересовался вслух Кархи. — Пожалуй, надо припомнить советы Дымка, я потом сделал кое-какие заметки, на всякий случай.
— Давай лучше пошевеливаться, пока хозяина нет, — нервно сказал тролль, то и дело смотря в темноту зала.
— Не бойся, эта неделя у людей считается за поминальную. Считается, что души умерших особенно спокойны и доброжелательны. Ты пока могилку хотя бы нарисуй, а я займусь доской.
Урр-Бах взял лопату и начал вскапывать прямоугольник на участке террасы, который порос лишь травой, не считая тонкого ствола какого-то местного кустарника. Кархи вытащил из кармана кусок угля и, немного покумекав, накарябал на изъеденной древоточцами и непогодой доске следующую надпись: «Здесь покоится Клурт — величайший маг своего времени».
Урр-Бах к тому времени вскопал грядку-могилку, вывалил из мешка землю с кладбища и терпеливо ждал, пока гоблин справится с непослушным куском угля, который то и дело вилял в стороны вслед за неровностями доски. Кархи водрузил простенькое надгробие в той части импровизированной могилы, которая смотрела на запад, потом положил цветы и рыдающим голосом воскликнул:
— Спи спокойно, дорогой друг! Эркалон будет вечно помнить о тебе и твоих великих деяниях. А мы помянем тебя отличным вином, которое ты так любил!
Тролль от изумления раскрыл рот, глядя на гоблина, который отлил часть бутылки на могилу (очень небольшую), а остальное принялся пить сам прямо из горлышка. Потом он поставил пустую бутылку у «могилы» и повернул голову к напарнику.
— Помяни и ты нашего великого земляка, — Кархи сунул в руки Урр-Баха вторую бутылку. О том, что тролль лишь пять лет назад как стал эркалонцем, никто из них не вспомнил. Да и сам Кархи мало походил на соплеменника мага.
Урр-Бах неохотно сделал глоток, поднял глаза наверх, мысленно желая вечного покоя неспокойному магу, и увидел в темноте едва заметную прозрачную фигуру над головой гоблина, которая стремительно обретала объем и плотность. Онемев от испуга, тролль поперхнулся и, схватив за плечо Кархи, развернул его навстречу пришельцу. Теперь настала очередь гоблина беззвучно открывать широкий рот. Призрак между тем полностью материализовался в пожилого мужчину с резкими чертами лица из плотного светящегося молочно-белого облака, облетел на небольшой высоте грядку с криво написанным именем на трухлявой доске, пнул пустую бутылку и, повернувшись к напуганным друзьям, покрутил пальцем у виска. Потом буквально из воздуха извлек свою знаменитую кочергу и неприличным жестом показал свои планы относительно непрошенных могильщиков.
— Бежим! — заорал тролль. Схватив Кархи за плечи, он швырнул его в сторону края террасы. Не ожидавший подобного прыжка со второго этажа, Кархи на лету начал бурно выражать свое возмущение и испуг. Рядом с ним приземлился Урр-Бах. Он живо схватил ругающегося гоблина и, слегка прихрамывая, бросился прочь от башни. Навстречу им выскочил патруль ночной стражи, привлеченный огоньком в башне и громкими криками.
Урр-Бах ловко обогнул оторопевших стражников и припустил еще быстрее в темный переулок. Со второго этажа призрак грозно потрясал кочергой. Потом пинком сбросил вниз светильник. Полыхнувшее масло заставило стражей поднять глаза вверх и тут же в ужасе рвануть прочь вслед за неизвестными бродягами.
— Чего это он так взбеленился? — простодушно спросил Кархи у тяжело дышащего приятеля, когда тот опустил гоблина на землю, пробежав с ним несколько кварталов по не самым ровным и чистым улочкам столицы. — Ведь в любом случае покой на ближайшие лет сто мы ему обеспечили. Вряд ли кто теперь сунется к башне ближе ста шагов — завтра половина газет выйдет с рассказами о выходке этого сумасшедшего мага.
Урр-Бах молча показал другу кулак, выражая свое мнение по поводу комментариев гоблина в частности и его идеи с похоронами в целом.
Кархи на всякий случай отодвинулся подальше и миролюбиво предложил:
— Пошли домой. Ладно, признаю, что мой план не сработал. Кто же знал, что этот маг не хочет покинуть свою башню.
— Это я дурак, что послушал тебя, — проворчал Урр-Бах. — В следующий раз надо дать тебе сразу в ухо, чтобы выбить из тебя очередную идею. А что ты бы делал, если бы наша могила была не на втором, а на третьем этаже? Вернее, что с нами сделал бы призрак? Ладно, я бы прорвался, а вот тебе пришлось бы отдуваться за двоих. Я, конечно, лекаря потом тебе обязательно вызвал бы, но все равно неприятно.
Урр-Бах, краем глаза следивший за другом, с удовольствием отметил, как Кархи вздрогнул.
— Вот и полагайся на друзей! — не выдержал гоблин.
— А ты сначала думай, а потом втягивай друзей в такие неприятности, — парировал довольный реакцией Кархи тролль. — Так, с башней все ясно. Пусть этого мага выкуривает кто-нибудь другой. Надо подыскать другой дом для нашего агентства. Я сомневаюсь, что в Эркалоне мало заброшенных зданий.
— В приличной части города мало, точнее, вообще нет, — нехотя возразил Кархи, еще не отошедший от возможных последствий встречи с призраком, которых он едва избежал.
— Что-нибудь придумаем, — отозвался Урр-Бах, отпирая дверь дома.
* * *— И зачем твоему племяннику подобная вещь? — поинтересовался Урр-Бах у гоблина, уплетая карася в сметане в любимой харчевне, куда они заглянули перед тем, как сдать в агентство никому не нужный отчет о результатах месячной слежки за никчемным трактиром. — Он же половину деталей растеряет, прежде чем соберет этого всадника. Может, еще и проглотит парочку из них.
— Ему уже пять лет, не растеряет и не съест, — возразил Кархи, любуясь красивой деревянной коробочкой, на которой красовался гордый всадник в вороненых доспехах на белом коне. Внизу была цветная надпись: «Собери его по частям!». Эти конструкторы делала известная артель «Эркалонские игрушки» и они пользовались популярностью у небогатых родителей. Деревянные конструкторы выручили не одного эркалонца, не знающего, что подарить карапузу за пару серебряных монет. Племяннику Кархи через два дня исполнялось пять лет и гоблин был весьма доволен покупкой, памятуя о том, что прошлогодняя дудочка была встречена племяшом хмурым взглядом и на следующий день была успешно обменена на облезлого котенка.
Тролль добродушно пожал плечами и, запив обед кружкой светлого пива, достал из кармана этюдник по игре в мирт. Урр-Бах не на шутку увлекся этой игрой, где требовался ум, терпение и умение рассчитывать шаги противника на несколько ходов вперед. Фигурки боевых магов, панцирных пехотинцев, эльфийских лучников и тяжелых кавалеристов, расставленные посреди ста сорока четырех квадратов доски, покорили Урр-Баха красотой хитроумных стратегий. Тролль с момента путешествия в Сераз уверенно освоил десяток классических стратегий, которыми пользовались уже не одну сотню лет, и мечтал сразиться с опытным игроком. Увы, среди соседей и знакомых таких не было. Недавно купленный этюдник под названием «Двадцать малоизвестных комбинаций для миртиста» показал неофиту всю его наивность и неопытность перед опытным игроком. Автор этого труда первым же примером разбил надежду тролля поразить соперника хитрой комбинацией, которую он придумал во время штудирования этюдника. Оказалось, что гордый своей находчивостью Урр-Бах переоткрыл древний как мир прием под названием «Язык гнома», когда противник заманивается ложным разменом пехотинцев под удар тяжелой кавалерии. Тролль долго сопел, но потом признал свою наивность и принялся с удвоенной силой изучать тонкости игры.
Кархи скептически относился к увлечению друга, считая, что свободное время можно потратить с большей пользой. И начинал изводить Урр-Баха зубодробительными фразами из «Разговорного эльфийского языка за три месяца» под редакцией все того же ученого гоблина из Магической Академии. Кархи плюнул найти альтернативу трудам соплеменника после десятой книжки, которая как и предыдущие девять под авторством многоуважаемых — риэлей, — сиэлей и прочего профессорского состава Академии начиналась с эльфийской грамматики, которая состояла из трех стилей выражения мыслей в зависимости от социального положения собеседников. Каждый стиль включал по несколько десятков времен, использование которых зависело не только от времени совершения действия, но и от отношения к этому действию говорящего, общественного положения деятеля и еще целой кучи условий.
