Терри Пратчетт - Пехотная баллада
Джекрам шел как человек, которого ждут великие дела. Он приветствовал сержантов кивком, лениво отсалютовал нескольким попавшимся по пути офицерам, а всех остальных просто не замечал.
— Вы здесь уже были, сержант? — спросила Маникль.
— Нет.
— А откуда же вы знаете, куда идти?
— Вот именно, парень. Я тут не был, но я знаю, что такое военный лагерь, особенно когда успеешь окопаться… — Джекрам принюхался. — А, вот оно. Вы двое ждите тут.
Он исчез между двумя грудами досок. Послышался негромкий разговор, и через несколько секунд сержант вернулся с небольшой бутылкой.
Полли улыбнулась.
— Ром, сержант?
— Умница, мой маленький трактирщик. Ей-богу, вот было бы славно, будь это ром. Или виски, или джин, или бренди. Но эта штука называется иначе. Чистейшая бражка, вот что это такое. Натуральный «висельник».
— Висельник? — переспросила Маникль.
— Вышибает почву из-под ног — и ты труп, — объяснила Полли. Джекрам улыбнулся, как учитель, услышавший ответ смышленого ученика.
— Точно, Маникль. То еще пойло. Стоит мужчинам собраться вместе, непременно кто-нибудь заквасит бражку в сапоге, очистит ее в старом чайнике и загонит остальным. Судя по запаху, эту штуку гнали из крыс. Вообще-то крысы неплохо бродят. Хотите глотнуть?
Маникль попятилась от протянутой бутылки. Сержант засмеялся.
— Умница, парень. Пей лучше пиво.
— А почему офицеры не запретят? — спросила Полли.
— Офицеры? Да что они знают, — сказал Джекрам. — И вообще я это купил у сержанта. Никто на нас не глядит?
Полли всмотрелась в темноту.
— Нет, сержант.
Джекрам плеснул из бутылки на мясистую ладонь и вытер лицо.
— Ах-х ты… Жжет как огонь. А теперь прополощем горлышко. Чтоб все как положено, — он быстро хлебнул из бутылки, сплюнул и воткнул пробку. — Ну и дерьмо. Ладно, пошли.
— Куда мы идем, сержант? — спросила Маникль. — Теперь-то вы нам скажете?
— В одно тихое местечко, где есть все, что нужно, — ответил тот. — Оно где-то тут…
— От вас пахнет спиртным, сержант, — заметила Маникль. — Вас туда пустят, если почуют?
— Да, Маникль, мальчик мой, в том-то и дело, — сказал Джекрам, шагая вперед. — В карманах у меня звенит, а изо рта разит выпивкой. То есть я богат и пьян. Что может быть лучше? Ага… сюда, в переулок… вот и оно. Да, я не ошибся, именно сюда нам и надо. Подальше от глаз. Деликатненько. Что-нибудь сушится на веревке, парни?
Между коричнево-желтыми палатками, стоявшими в лощинке, тянулись несколько веревок для сушки белья. Лощинка была просто углублением, вымытым зимними дождями. Если с вечера на веревках что-то и висело, то все уже сняли, чтобы не отсырело от росы.
— Жаль, — сказал Джекрам. — Ну да ладно, значит, придется испробовать вариант потруднее. Главное, ведите себя естественно и слушайте, что я говорю.
— Меня т-трясет, сержант, — призналась Маникль.
— Отлично. Очень натурально, — сказал Джекрам. — Нам сюда. Все тихо, никто за нами не следит, маленькая тропка ведет на верх оврага…
Он остановился возле огромной палатки и постучал палкой по доске, стоящей снаружи.
— «Креппкие галубушки», — прочитала Полли.
— Да, да, этим дамам платят не за правописание, — Джекрам откинул полог палатки с дурной репутацией.
Внутри, в некотором подобии прихожей, отгороженной парусиной, было тесно и душно. Дама в черном бомбазиновом платье, похожая на толстую ворону, поднялась с кресла и окинула всю троицу на удивление оценивающим взглядом. Этот взгляд прикинул даже приблизительную стоимость сапог.
Сержант снял кивер и звучным жизнерадостным голосом — словно он мочился бренди и испражнялся сливовым пирогом — произнес:
— Вечер добрый, мадаррм! Имею честь пребывать сержантом Смитом! Нам тут немного подфартило, мы с моими смелыми парнями разжились военной добычей, ну вы ж понимаете… и все бы ничего, но мальчикам не терпится, прямо-таки неймется навестить ближайший дом с хорошей репутацией и стать настоящими мужчинами!
Бисерные глазки вновь скользнули по Полли. Маникль, у которой уши пылали, как сигнальные огни, неотрывно смотрела в землю.
— Вижу, тут работы невпроворот, — коротко заметила дама.
— Святая правда, мадаррм, — Джекрам так и засиял. — Я так думаю, понадобится не меньше чем по две ваши красавицы на каждого.
Послышалось звяканье. Джекрам, слегка шатнувшись, положил несколько золотых монет на хлипкий столик. Как только появились деньги, лед немедленно растаял. Лицо дамы расплылось в улыбке — липкой, как след слизняка.
— Развлекать «Тудой-сюдой» — большая честь для нас, сержант, — пропела она. — Ну, господа, не угодно ли пожаловать… в святая святых?
Полли услышала за спиной какой-то негромкий звук и обернулась. Она не сразу заметила человека, сидящего на табурете возле двери. Несомненно, человека, потому что тролли не бывают розовыми, но по сравнению с ним однобровый трактирщик из Плюна показался бы просто хиляком. Человек сидел, полузакрыв глаза, и кожаный костюм на нем скрипел от движений — вот что это был за звук.
Заметив взгляд Полли, вышибала подмигнул. Отнюдь не дружелюбно.
Иногда вдруг понимаешь, что план не сработает. Самое неприятное — обнаружить это в процессе.
— Сержант, — позвала Полли. Джекрам обернулся, увидел ее отчаянную гримасу и как будто впервые заметил вышибалу.
— Ну как же я так, совсем забыл хорошие манеры, — сказал он, откидываясь корпусом назад, и принялся рыться в кармане. Он вытащил золотую монетку и сунул удивленному вышибале, а потом развернулся и с идиотски многозначительным видом постучал пальцем по переносице.
— Один совет, парни. Всегда давайте охране на чай. Вышибала не пускает в дом всякую шушеру. Это очень, очень важный человек.
Он вперевалочку вернулся к даме в черном и оглушительно рыгнул.
— Ну что, мадаррм, когда же перед нами появятся прелестные видения, которых вы приютили у себя под крылышком?
Качество видений, подумала Полли через несколько секунд, зависит от того, когда, как, сколько и чего ты выпил. Конечно, она знала о таких домах. Работа в трактире существенно расширяет кругозор. В Мунце жили несколько женщин, которые, по словам матери, были «хороши, нечего сказать». В двенадцать лет Полли заработала пощечину, когда спросила, чем же они хороши. Эти женщины считались Мерзостью пред Нугганом. Но мужчины всегда найдут в религии лазейку, чтобы немного согрешить.
Четырех женщин, сидевших в задней комнате, в лучшем случае можно было назвать «усталыми». В худшем случае… на ум приходило множество других слов.
Они без особого интереса посмотрели на гостей.
— Это Вера, Грация, Талия и Фантазия, — сказала хозяйка. — Боюсь, ночная смена еще не пришла.
— Не сомневаюсь, ваши красавицы просветят моих нетерпеливых парней, — ответил сержант. — Э… да будет мне позволено спросить, как вас зовут, мадаррм?
— Мадам Дави, сержант.
— А имя?..
— Долорес, — ответила мадам Дави. — Но только для… близких друзей.
— Так, Долорес, — сказал Джекрам, и снова послышалось звяканье монет в кармане. — Я перейду сразу к делу и буду откровенен, потому как вижу, что вы дама светская. Эти нежные цветочки, конечно, по-своему очень хороши. Я знаю, что сейчас в моде женщины, на которых мяса меньше, чем на зубочистке. Но человек, который много где побывал и много чего повидал, учится ценить… э… зрелость. — Он вздохнул. — Хотя, конечно, Талия — это тоже приятно. Э… и Грудь. — Монеты опять зазвенели. — Так, может, мы с вами удалимся в какой-нибудь уютный будувар, мадаррм, и поболтаем за стаканчиком чего-нибудь покрепче?
Мадам Дави перевела взгляд на новобранцев, вновь взглянула в сторону прихожей, потом с тонкой оценивающей улыбкой на губах осмотрела Джекрама, склонив голову набок.
— Н-ну хорошо… — наконец произнесла она. — Да вы красавчик, сержант Смит. Давайте-ка облегчим ваши… карманы.
Она удалилась под ручку с сержантом, который лукаво подмигнул Полли и Маникль.
— Вот и договорились, парни, — усмехнулся он. — Главное, не слишком увлекайтесь. Когда пора будет уходить, я свистну, и вы поживей заканчивайте, поняли? Чтоб я вас не ждал. Долг зовет, и все такое. И помните про славные традиции «Тудой-сюдой!».
Хихикая и спотыкаясь, он вышел из комнаты вместе с хозяйкой.
Маникль поспешно подобралась поближе к Полли и шепнула:
— С ним все в порядке, Оззи?
— Наверное, просто немного перепил, — громко ответила та.
Все четыре женщины встали.
— Но он… — Маникль получила тычок под ребра, прежде чем успела продолжить. Одна из женщин аккуратно отложила вязанье, взяла Полли за руку, одарила тщательно заученной улыбкой и сказала:
— Какой хорошенький мальчик… как тебя зовут? Я — Грация.
— Оливер, — ответила Полли.
