Юлий Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
— Ну уж нет, — с улыбкой покачала головой принцесса. — Хотя я могу упростить вам задачу. Все женщины так устроены, а леокадийки особенно… Я смогу полюбить того, кто потрясет мое воображение каким-либо необычайным знанием или умением.
— Так бы сразу и сказала, — заявил Стас с таким видом, будто он, как Винни Пух опилками, был набит необычайными знаниями и умениями.
После ужина мы, сославшись на усталость, отказались от предложенной экскурсии в потрясающий, по словам Леокадии, музей голографической живописи и устроили со Стасом военный совет.
— Ну не знаю я, чем ее поражать! — сказал я. — Не представляю.
— У меня-то есть козырь, — заявил брат.
— Какой? — изумился я.
— Евангелие, — отозвался он. — Это, знаешь, такая штука… Сколько народу подкосила. Я ей это все так преподам, что она завтра же покрестится, а послезавтра мы с ней обвенчаемся!
— А что, — согласился я, — ты сможешь. Так в чем дело? Давай, поехал! Вперед и с песней!
— Нет, — помотал он головой, — давай все-таки и для тебя что-нибудь придумаем. Чтобы я на твоем фоне особенно выигрышно смотрелся. Пустим тебя «на разогрев».
Каков наглец?! Но по существу прав… Стратегия — вещь важная. И надо отдать ему должное, он великодушно добавил:
— А если вдруг все-таки у тебя получится, значит, так тому и быть. А?
— Ну, давай придумаем что-нибудь… — согласился я.
И мы придумали.
Придуманное мне предстояло опробовать на принцессе завтра в первой половине дня. А Стасу под ее охмурение мы оставили вторую половину.
Завтракали мы снова вместе, и Леокадия спросила:
— Ну что, сегодня мы в музей поедем? Вы не представляете, какое это чудо! Картины не только объемны, они еще текучи и изменчивы. По сути, каждый раз, посещая эту экспозицию, мы видим нечто совсем иное… Это что-то сверхъестественное.
Я глянул на Стаса. Он легонько качнул головой, и я сказал:
— Нет, Леокадия, мне что-то не хочется. Мне бы поговорить с тобой…
Чувствовал я себя при этом отвратительно.
— А я поеду! — с воодушевлением сказал Стас. — Мне интересно. А Косте, ему, конечно, неинтересно, он ведь сам — специалист по сверхъестественному. Он в этом деле собаку съел!
— Неужели?! — живо заинтересовалась Леокадия. — Это была охота или поединок?
— Что? — не понял я.
— При каких обстоятельствах было съедено тобой это животное?
— А! — Я рассмеялся. — Это просто выражение такое есть в русском языке. Оно означает, что человек в чем-то хорошо разбирается.
— Ах; вот как, — поскучнела Леокадия. — И откуда у тебя это знание?
— Ну, во-первых, у нас отец — немножко экстрасенс, — ответил за меня Стас, — а во-вторых, он изучал специальное издание. «Голос Вселенной» называется.
Изучал…
— Интересно, — сказала принцесса явно из вежливости. — Иногда в местной прессе как раз так называют меня. В самых законопослушных и верноподданных журналах. Льстецов и подхалимов у нас, к сожалению, ничуть не меньше, чем где-либо. Лично я невысокого мнения о своих вокальных данных.
— Да нет! — продолжал изображать душевный подъем Стас. — «Голос Вселенной» — это не про музыку, это газета о самых удивительных явлениях на Земле! Телекинез и телепортация, пирокинез и Тунгусский метеорит, полтергейст и летающие тарелки! Принцесса, а почему бы вам с Костей не обсудить сегодня все эти вещи наедине, пока я в музей смотаюсь?!
— Да, — вставил я свое слово, чувствуя, что краснею.
— Прекрасная мысль, не правда ли?! — вскинула на меня Леокадия томный взгляд своих, сегодня желтых, как у рыси, глаз. — Иногда твой брат высказывает по-настоящему толковые идеи.
— Да, — тупо повторил я, чувствуя такое смущение, какого не испытывал, пожалуй, еще никогда в жизни.
— Его школа! — воскликнул Стас великодушно. — Он же старший!
— Я отправлю с тобой в музей моих лучших знатоков, — великодушно пообещала Леокадия.
Я вспомнил напыщенных придурков в разноцветных мантиях и кудрявых париках (кстати, оказалось, что это партийная форма гуманистов-перфекционистов) и злорадно подумал, что день у Стаса вряд ли пройдет так уж замечательно. Но этот гад вывернулся:
— А может, я лучше со злувами? — попросил он.
— Ну, если эти свиноподобные существа кажутся тебе более интересной компанией… — скептически отозвалась принцесса.
— Да они классные ребята, ты же сама говорила! — воскликнул Стас. — Ну, тогда все?! Я тогда пошел собираться?!
И он слинял.
А мы с Леокадией отправились на прогулку в зимний сад. Это была огромная закрытая оранжерея, полная экзотических цветов, птиц и бабочек, а также фонтанчиков и декоративных строений… Но мне было не до всех этих красот. Я все отдал бы, лишь бы оказаться сейчас на месте Стаса в каком-нибудь пыльном музее. Да что там со злувами, с обычными свиньями и то мне было бы спокойнее.
Но нет. Я был тут, с Леокадией, и она, как муравей гусеницу, уж простите за банальное сравнение, куда-то меня волокла.
— Дурное настроение? — спросила она, когда наконец мы оказались в небольшой увитой лианами беседке.
— Да нет, — промямлил я.
Мы сидели на скамеечках напротив друг друга, чуть соприкасаясь коленями. Одета она была в серебристое вечернее платье. Похоже, это один из ее любимых цветов.
— Не можешь оправиться после турнира? — вновь участливо поинтересовалась она.
— Ну… — пожал я плечами.
Она нервно хохотнула и сказала с легким раздражением:
— Ты что-то собирался сказать мне… Так давай. Я слушаю.
Я почувствовал, что вдруг вспотел. Как мне не хотелось с ней флиртовать… Нет, она классная, но это просто невозможно — флиртовать по обязанности… С другой стороны, возможно, именно сейчас решалась судьба Земли…
— Леокадия, — начал я как можно более светски. — Можно, я сегодня буду звать тебя просто Лео?..
— Здрассьте, — отозвалась она очень неодобрительно. — С какой это радости? «Леокадия» — это же не имя, а звание. Как, например, Олдь. Леокадия — значит принцесса Леокады.
Придурок. Мог бы и сам догадаться.
— А как тебя звать по-настоящему? — попытался я исправить положение.
— Ну ты нагле-ец! — протянула принцесса. — Как меня звать по-настоящему, узнает только мой муж. Да и то не сразу.
— Вот как… — потупился я.
Что ж, первый тайм можно считать проигранным.
— Ну, замечательно, замечательно… — заполнил я паузу.
— Так о чем ты хотел мне рассказать? — вновь спросила она еще более прохладно.
— Я… Я хотел рассказать тебе о разных удивительных вещах. Ну… Например, пирокинез. Представляешь, некоторые люди на Земле умеют взглядом воспламенять предметы. Посмотрит такой тип, например, на вон тот куст…
— Вот так? — спросила Леокадия, глянула на куст, тот заискрился, задымился и вспыхнул ярким пламенем.
— Ну-у… Типа того, — осекся я. — Но это-то, конечно, ничего особенного… Так…
Мы помолчали.
— Левитацией тебя тоже не удивишь… — выдавил я.
— А что это?
— Та же антигравитация. Способность летать без крыльев и других приспособлений…
— Да уж… — усмехнулась она, приподнялась сантиметров на десять над скамейкой, не меняя позы, выскользнула из беседки, облетела вокруг нее и приземлилась обратно на свое место.
— Суггестия… — пробормотал я. — Это вообще — твой хлеб… Кундалини! — вспомнил я. — Да, кундалини!
— А что это такое? — заинтересовалась она.
— Это когда в тебя вливается какая-то удивительная энергия, и ты вдруг понимаешь, что на свете самое главное. Тебя всего распирает от внутреннего огня и новой информации, и тебе хочется приключения — главного приключения твоей жизни. Чакры набухают, и наступает просветление…
Пока я говорил все это, Леокадия внимательно смотрела на меня огромными голубыми глазами, потом вдруг чуть наклонилась, и наши губы соприкоснулись. Поцелуй был долгим и отнюдь не невинным. Наконец она оторвалась от меня и спросила:
— Вот так?
— Да… Пожалуй… — отозвался я, ощущая внутренний огонь и набухание чакры. Я потянулся к ней…
— Стоп, стоп, стоп! — остановила она меня холодно. — Это был научный эксперимент. А дальше получится совсем другое.
— Извини, — поспешно отпрянул я, вздохнул, успокаиваясь, и спросил: — А как у вас насчет полтергейста и спиритизма? И еще насчет этих, как их… Кругов на полях.
— На каких полях? — заинтересовалась принцесса.
— Да на любых. На чечевичных, на гречишных… — господи, что ж это я никаких нормальных полей вспомнить не могу?! — на просовых, ячменных… На маисовых…
— Что еще за круги? — прервала мои мучения принцесса.
— Ну, это такие круги, которые… Они такие большие, — развел я руки, — просто огромные, их только сверху видно. — Честно говоря, я плохо соображал, что говорил. Огонь в груди еще горел, и губы еще чувствовали мягкое прикосновение… — Никто не знает, откуда они берутся, — тянул я резину. — Некоторые даже считают, что их оставляют летающие тарелки, ну, это такие космические корабли…
