Татьяна Чернявская - Пешки
— Да что ж это такое! — шёпотом возмутилась Алеандр, обсасывая ободранную в кровь ладошку, время шло, а выход не приближался и тут её взгляд упал на вывалившийся из поленницы топор…
Первой мыслью всё же было, схватить тяжёлую слегка ржавую дурынду и порубать нафиг дверь, после путём прямой угрозы хозяину отобрать свои вещи обратно, но она была отметена здравым смыслом, как недостаточно конструктивная. Травница тяжело вздохнула, забросила на плечо новоприобретённый инвентарь и поплелась к заветному окошку. Идея про порубать нравилась больше, но и просто вбить топор между брёвен и, вскарабкавшись на него, забраться к окну тоже можно.
* * *Адрию что‑то настойчиво мешало спокойно заснуть. Может, тяжёлый спёртый воздух в достаточно маленькой комнате, где их приютил добросердечный собрат — мятежник, что две недели назад в ставке проигрался Сигурду в пух и прах. Может, мерзкий запах двух малознакомых мужиков, что весь день занимались транспортировкой умрунов и гнистов на подходящее урочище, ставили разметку, закрепляли телепорты, а теперь должны были бдительно следить за комнатой младшего Важича, на случай возвращения кого‑либо из выживших. Может, глубокий утробный храп Ихвора, остававшегося благодаря контузии в благостном расположении духа и практически не мстившего за попытку принесения в жертву. Может, пережитое сегодня столкновение с собственной смертью, такое близкое, ощутимое и проникновенное, когда слышишь её дыхание возле самой шеи и лёгкий холодок по позвоночнику. Может, неожиданно проснувшаяся совесть, стальными тисками терзающая едва не отлетевшую душу хуже стаи подмирных псов…. Нет, всё же это был храп. Слишком уж он был громким и нарочитым, что само по себе вызывало неприятные подозрения. Если же брать в расчёт, что пришедший в себя первым Ихвор, развязавшись, даже не попытался поквитаться с обидчиками, а после хранил пугающее молчание, то этот спокойный храп пробирал до костей.
Чародей боялся закрывать глаза. Стоило векам слегка опуститься, как появлялась корёжащаяся фигура Мастера — Нежитеведа и с тихим перезвоном начинала приближаться, чтоб уволочь за собой во тьму собачьей пасти. Неожиданно на фоне ночного неба метнулась сияющая фигура. Адрий протёр глаза, но призрак, махнув рассыпающимся саваном, скрылся. Мужчина сбросил с подушки пятку Сигурда, делившего с ним вольтом свободную кровать. Юноша болезненно застонал и постарался примостить поудобнее изуродованную голову. Зацепившее самым краем своего полога проклятье, оставило на чистом почти детском лице широкие толстые жгуты буроватых рубцов, выжгло бровь и край шевелюры до оголённой плоти. Жизнерадостный и светлый парень теперь вызывал лишь отвращение. Крадучись, Адрий подошёл к приоткрытому окну, но странное видение исчезло. Не скрывая облегчённого вздоха, мужчина сполз на пол и прислонился разгорячённой щекой к шершавой стене: всё обошлось. Рыскающая поблизости жадная и безжалостная справедливость не смогла обнаружить его среди других грешников и, подволакивая перебитые ноги, отправилась за новой жертвой. Облегчение накрыло его сплошной волной: всё обошлось, он в безопасности, он выживет.
От окна повеяло могилой. Тяжёлый, едва уловимый душок сырой земли, затхлости, мёртвой плоти, гари и вязкого страха, просочился в помещение. Так пахло урочище, переполненное тёмными тварями, так пахли свежеподнятые зомби, такой незабываемый аромат носили подмирные твари. Овеянное коконом тёмных чар и ароматом свеженькой нечисти, создание приближалось в тишине сельской ночи. Снаружи доносились звуки мелких шагов и шорох тяжёлого савана. Хриплый, срывающийся на писк голос твари мерзко хихикал и нашёптывал что‑то невразумительное, но пробирающее до костей. Доносился лязг ставень и позвякивание цепей. Адрий заледенел от ужаса: сталкиваясь по долгу службы с различными монстрами, он так и не смог до конца избавиться от предательского страха перед неизвестным. Неожиданный грохот заставил чародея испуганно подпрыгнуть. Адрий распахнул окно и подавился криком ужаса. В бледном свете луны брела хрупкая, почти детская фигурка, пронизанная холодным голубоватым сиянием. Сквозь полупрозрачный саван проступали абрисы худенького изящного девичьего тела. Длинные пряди свалявшихся волос едва заметно светились, раскачиваясь на невидимом ветру. Маленькую головку покрывал сплетённый из могильных корней венец мученицы, а лицо было затянуто кровавыми разводами. Существо слегка пошатывалось и плотоядно улыбалось, небрежно придерживая на плечике огромный ржавый топор и поигрывая серебряным серпом.
Придя в чувство, Адрий обнаружил себя сидящим за койкой Ихвора и нервно покусывающим край медальона. Умирать, едва обретя надежду на спасение, молодому человеку абсолютно не хотелось. Совершенно некстати вспомнились вечно ворчащая на дурное самочувствие матушка, трое безмозглых младших братьев и худенькая девчушка с печальными глазами из Городни. Как‑то до щемящего больно было вспоминать её заплаканное лицо, когда она стояла возле подъезда, бледная, растерянная, беременная. Вот стоит там, ждёт его с распростёртыми объятьями. Глупо, конечно, думать, что она ждёт его все эти четыре года, но так приятно. Ведь он сейчас мог быть степенным отцом бойкого мальчишки или какой‑нибудь девчонки, или вообще близнецов…
Видение себя с двумя орущими отпрысками на плечах мгновенно отрезвило впавшего в меланхолию мужчину. Злясь на самого себя за крамольные мысли, он резко поднялся, вызвав новый приступ головокружения, и храбро направился к окну, уверяя расшалившиеся нервы в излишней мнительности. На улице никаких подмирных тварей с топорами и серпами не обнаружилось, хотя нечистью продолжало нещадно разить, как из норы вурдалака. Тишина по — прежнему казалась слегка удручающей. Сверху с неимоверным скрежетом звякнул шпингалет. Адрий поднял голову, чтобы надёжнее рассмотреть источник своих волнений. Напротив комнаты их нового задания, балансируя на парящем топорище кончиками босых пальцев, слегка искрящийся призрак пытался серпом открыть окно. Картинка была до того нелепая, что чародей тряхнул головой, пытаясь отогнать бредовое виденье. Со свистом у самой шеи пролетел топор, заставив мужчину непроизвольно заорать, в ответ призрак втянулся в окно и начал бешено громыхать мебелью. Чудом избежавший гильотины молодой человек прижался к стене, сумасшедшим взглядом шаря по комнате.
— Этих буди, — раздался спокойный, почти замогильный голос с кровати Ихвора.
— Д — давай т — ты? — с надеждой прошептал Адрий.
В ответ из‑под покрывала высунулся обрубок руки, очевидно пострадавший коллега хотел одним красноречивым жестом выразить своё отношение к ситуации, но забыл, что лишился кисти.
Два оставленных для подстраховки мужика, так же не пожелали пробуждаться с первого раза, но подозрительный шум сверху послужил лучшим доказательством. Тихонько ругаясь и путаясь в ногах, сонные и злые заговорщики нехотя вывалились в коридор проверять таинственного посетителя, пренебрёгшего входными дверями, на которых было установлено оповещающее заклятье. Адрий предусмотрительно затворил за ними дверь и непроизвольно осенил себя защитным знаменем, ощущая, как всё ближе становится перспектива окончательного воцерковления.
Наверху хлопнула дверь, раздался пронзительный женский вопль и звук удара, растянувшийся чередой глухих хлопков и стонов по всей лестнице от второго этажа до обеденного зала. Молодой чародей поплевал через левое плечо и боязливо высунулся в дверной проём. У подножья лестницы причудливо изломанно, постанывая в спасительном забытье, распластались двое заговорщиков, изукрашенные многочисленными ссадинами и кровоподтёками. Яростно выли безумными койотами оповещалки, пробуждая одну за другой все комнаты, вызывая волну недовольных криков.
Трусливо подавали голоса соседские собаки. По улице в направлении проклятых ворот бежал странный лохматый призрак с огромным баулом из хозяйских простыней.
* * *Глубокий золотистый оттенок радужки с лёгкими вкраплениями зелёных прожилок и широким ободком цвета гречишного мёда. Длинные ресницы, вычерчивающие обманчивые тени на экзотичном узоре. Эти глаза были по — своему завораживающе прекрасны: сияющие, опасные, звериные. В них отражалась непередаваемая гамма чувств от тихой, покорной обречённости, до жгучей ненависти. Отчаянье смешивалось с непокорным вызовом, болью и настоящей жаждой. Дикая необузданная жажда жизни и тяжёлый немой укор безжалостной Вселенной растворялись в их слегка светящемся золоте.
Яританна Чаронит двумя пальцами прикрыла веки распластанному мужчине. В глубине его глаз её разгулявшаяся фантазия могла обнаружить даже проблески глубокой и всеобъемлющей любви, но для расшатанных нервов это было как‑то слишком. Перепуганная девушка и без того вздрагивала от каждого шороха, покрываясь холодным потом. Предусмотрительно наложенная кем‑то иллюзия вновь обратила котлован в умиротворённо — унылое заброшенное место, полное тишины и благодатного спокойствия. Тонкие потоки тёмных чар нет — нет, а прорывались сквозь плотный заслон мерзким моровым поветрием. И лишь болезненно обострённое сознание духовника вылавливало в тишине этого проклятого места хриплое дыхание мерзких тварей, упрямо цепляющихся за гладкие стенки котлована. Девушка буквально затылком чувствовала их голодные алчные взгляды, четвертующие слабый женский организм.
