Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов
Обзор книги Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов
Татьяна Чернявская
Роза из клана Коршунов
Хочу выразить благодарность моей боевой подруге, что так и не сподобилась стать соавтором, но стоически выносила мои авантюры при разработке сюжета.
Часть первая: Исток сумерек
— И что ты здесь делаешь? — немного растягивая гласные, поинтересовались из-за моего плеча.
Я предпочёл промолчать. Хотя обладатель голоса и старался изо всех сил подражать интонациям Эл, но голосок своей дражайшей жены я бы ни с чьим уже не спутал: её аппарат всё время фонил до лёгкого посвиста. Нависшая за спиной тень уже успела коснуться старомодного листа бумаги, к которым я испытывал почти маниакальную привязанность, игнорируя многофункциональные экраны.
— Точка? — осклабился, наверное, Читающий.
Я немного смутился от собственной метафоры. По-прежнему не могу избавиться от подросткового смущения от своих собственных перлов, всё же в нашем мире литературные таланты давно уценённый товар.
— Это образно…. Место пересечения начал, где чёрное переходит в белое… связующий элемент. Единственная частичка мироздания, в которой сливающийся свет даёт рождение сумеркам. Иссякает и рождается в ключевом факторе… — я тяжело выдохнул, прерывая собственный порыв. Не следует слишком проявлять восторженность от собственной затеи у них на глазах.
— Тебе никто этого не приказывал, — в голосе начала сквозить знакомая насторожённость и неприкрытая угроза.
— Но никто и не сможет запретить, — пришлось постараться, чтобы не разулыбаться и не испортить драматичности ситуации такого редкого и желанного вольнодумия.
Тень неслышно отступила, оставив мою несчастную голову в привычной тишине и почти родной мигрени. Удовлетворения как-то совсем не ощущалось, хотя в этот раз удалось сохранить за собой последнее слово. Я прекрасно понимал всю пошлость собственной затеи и уже почти ненавидел себя за подобную банальщину, но так же всей душой ощущал потребность наваять нечто подобное для этого милого создания. Хотя опыт подсказывал, что именно у милых созданий находятся самые весомые аргументы, значит, работа будет интересной. А Великое Предсказание… это так баловство, чтоб Читающих позлить, да подогреть интерес общественности. Мне-то никто из соотечественников помогать в передрягах не рвался по незнанию судьбоносности персоны Мастера для собственного существования. Пусть же о её значимости думают веками и с трепетом ожидают, как великую Точку мироздания. Точка, что будет не просто частью линии и даже не лучом. Она будет переломом! И я постараюсь, чтобы этот перелом непременно состоялся, чего бы это ни стоило Читающим, миру и ей самой…
Увлёкшись собственными коварными планами, я не заметил, что уже минут пять вывожу на листе контур птички. Их собралось между строчек текста несколько десятков. Хмыкнув на собственное произведение, я дорисовал клюв, превратив контур в маленького чибиса, и принялся выводить великое и вечное послание потомкам.
О девочке, которая мечтала о приключениях
Далеко-далеко, там, где восходит солнце, а верхушки деревьев на закате обнимаются с облаками, есть маленький городок Постав. Он осторожно взобрался на самую кромку Долины и своими каменными стенами свешивался в дикую степь. Ровный частокол Кольцевых гор, обрамлявших всю Долину, близ него редел, лишь лесистыми боками сжимая оборонительную стену из огромных, цельных кусков гранита, поверх которой чинно стояли маленькие, почти игрушечные будки стражников и постоянно прохаживались гроллины с тяжёлыми арбалетами. Лихие ветра отполировали черепитчатые крыши до медного сияния, а стены намертво облепили шершавым песком, от чего городок издали казался золотой монеткой и во многом для смелых купцов, не боявшихся пустыни, той самой монеткой и был.
Несмотря на своё приграничное положение и отдалённость от крупных городов и поместий, Постав был весьма приличным и зажиточным городом с хорошей славой и знатными удобствами, в виде канализации и пяти больших имперских фонтанов с механическими цаплями. Три шестиугольные площади делили город на четыре района: в центре находились казармы пограничных отрядов и здания градоправления; на северо-западе останавливались на постой, а так же жили и держали лавки многочисленные купцы; на пустыню поверх стены глядели дома ремесленников и обслуги, а на юго-западе густой зеленью садов раскинулся квартал офицерства и аристократии. Именно там, в трёхэтажном доме с вырезанными на фасаде дубами родилась Каринка. Высокий, но достаточно расшатанный забор примыкал к самой гроллинской дороге, что связывала центр со стеной, из-за которой постоянно доносилось брязганье оружия и грубые мужские шуточки, поэтому тишина, несмотря на все усилия хозяйки дома, редко гостила в комнатах этого покосившегося гиганта. Сколько себя помнила, Каринка жила здесь, изредка покидая аристократический квартал, чтоб посетить ежегодный праздник в честь дня рождения Императрицы или вместе с отцом побыть на смотре новобранцев.
Отец Карины, Аверас Корсач, невысокий коренастый мужчина с поседевшими волосами и пронзительными зелёными глазами лесного кота, был командующим пограничной заставы, из которой разросся Постав и лично заведовал отрядами гроллинов. Как выходец из простой семьи, получивший титул за личные заслуги перед Императором, Корсач чувствовал себя неуютно в богатой и чванливой столице и по собственному желанию перебрался на границу, ближе к опасностям и боям. В таких же боях с высоким народом он лишился руки, будучи ещё скромным двадцатилетним десятником. Это не помешало Аверасу к тридцати получить под командование западную армию, а теперь каждое утро изнурять новобранцев тренировками в фехтовании и рукопашных боях. Он славился жёстким и справедливым нравом в купе с поразительной силой и живучестью, за что и был за глаза прозван вурлачьим дядькой.
Его жена, высокая и хрупкая женщина отличалась от сурового командующего, как тонконогая горная газель от пони-тяжеловоза. Лактасса Корсач была урождённой аристократкой и умудрялась оставаться ей даже в этих диких местах. Несчастная и истово гордая своим несчастьем, она с мученической праведностью несла крест жены уездного офицера, хоть и была подготовлена с младенчества к придворным празднествам. При наличии слуг, большого дома и уважаемого мужа все её мучения со стороны казались нытьём изнеженной барышни, и мало кто знал, что всё это Лактасса получила, потому что родилась четвёртой. Император в порыве радости возжелал женить своего военачальника на родовитой девушке, и род, посоветовавшись, принял решение пожертвовать младшей, не самой привлекательной дочкой. Лактасса страдала, и страдала не из-за нелюбви к мужу или недостатка денег, а из-за того, что в Поставе никому не было дела до её высочайшего происхождения. Но время шло, и женщина умудрялась вести хозяйство, поддерживать связи с половиной аристократических семейств Империи, воспитывать супруга, ужасаться местному окружению и при этом исправно болеть.
