Михаил Елизаров - Библиотекарь
Молодой художник Гордеев на собрании предлагает выпустить сервиз, украшенный изображением Сталина. Все горячо поддерживают эту идею. И вот наступает торжественный момент, когда художник выбирает из муфельной печи горячие капсюли с посудой. Радостно несет он в контору готовые обожженные чашки с изображением Сталина. Счастливыми улыбками встречают его Щербаков, Катя и новый главный инженер Великанов…
Я уложился с чтением к вечеру и приготовился к откровению. Звонко тикало в будильнике напряженное ожидание, но ничего удивительного не происходило со мной. Я старательно гнал из головы всякий мысленный сор, чтобы он не потеснил пространство, уготовленное Смыслу. Минута за минутой я поддерживал эту пустоту, пока туда по капле не просочилась едкая досада.
Я нехотя признался себе, что Книга не подействовала. И читал я вроде бы внимательно, не отвлекаясь на художественную сторону «Думы…». Может, был в Книге внутренний скрытый дефект, потерянная страница, иначе зачем ее переслали в нашу читальню? Я скрупулезно проверил нумерацию – все страницы были на месте. Оставался небольшой шанс, что я снебрежничал и прозевал какую-нибудь строчку или абзац.
Тяжело, точно в меня залили тонну свинца, я поднялся с кровати. За жутким разочарованием, где-то на задворках ума неожиданно сложилось словосочетание, показавшееся мне абсурдным: «Неусыпаемая Псалтырь».
ПОИСК СМЫСЛА
– Все? – уточнила Маргарита Тихоновна. – И больше ничего, кроме этой «Неусыпаемой Псалтыри»?
Вот уже целый час она не спускала зачарованных глаз с Книги, бережно поглаживала обложку дрожащими пальцами.
Я позвонил Маргарите Тихоновне почти сразу после провального чтения, сказал, что некий (или некая) В. Г. прислал пакет с «любопытным содержимым», и мне срочно нужен конфиденциальный совет.
Мы довольно часто общались наедине, так что просьба не удивила Маргариту Тихоновну. Чуть посетовав на усталость, она приехала.
Как и следовало ожидать, Книга вызвала у нее прилив эйфории.
– Я предчувствовала, Алексей, скоро случится что-то прекрасное! – восклицала она. – Я не сомневалась в избранности нашей читальни! Ты понимаешь, что произошло?! Самая редкая, самая нужная Книга нашлась, и она выбрала нас, точнее, тебя, Алексей! Это не совпадение обстоятельств, а грандиозный замысел судьбы!
Странно, Маргариту Тихоновну совершенно не беспокоило, какими путями Книга попала в наши руки.
– Имя, адрес наверняка фиктивны, – пояснила Маргарита Тихоновна. – И люди, приславшие нам Книгу, мертвы.
– Почему?
– Они догадывались о скорой гибели и не хотели, чтобы Смысл канул, а отдать Книгу захватчикам тоже не могли… Раньше ходили слухи, где-то в регионе осела редкая Книга. В Совете тоже об этом знали, но проверить не могли. Чтобы Книга всплыла на поверхность, нужно было устроить тотальную зачистку среди читален. Видишь, план удался.
– Как раз наоборот, – возразил я. – Книга-то у нас.
– Но ты же сам минуту назад сказал мне, что Книгой Смысла можно откупиться от Совета, – рассудительно заметила Маргарита Тихоновна. – Там и это брали в расчет.
– Все равно не складывается. Нам бы стало известно о каких-либо вооруженных стычках…
– А как ты думаешь, Алексей, для чего Совету был нужен карантин? – голос ее споткнулся. – Мы больше не услышим о читальнях Симонян и Буркина. Поверь, и в Колонтайске тоже никого нет. В регионе остались только мы.
Я вспомнил гостеприимного колонтайского читателя Веретенова, сварливого, насквозь честного библиотекаря Буркина и мне сделалось не по себе.
– А может, их тоже отправили на карантин?
– Сомневаюсь. Скорее всего, пока широнинцы послушно сидели взаперти, карательные войска по-одиночке расправились с неугодными читальнями. И дай-то Бог, чтобы я ошибалась!
Первые эмоции улеглись. Маргарита Тихоновна тщательно осмотрела Книгу.
– Издание пятьдесят шестого года, – озаренно говорила она. – Двадцатый съезд. Критика культа личности. Понятно, что произошло, Книгу изъяли из продажи, думаю, она даже не поступала в магазины. Громов фатально промахнулся с названием. Но разве мог он предвидеть, что спустя каких-то три года после смерти Сталина имя Вождя и Учителя окажется худшей из всех возможных рекомендаций? Четвертая книга, то есть Книга Радости, была написана аж в шестьдесят пятом году, когда убрали Хрущева. Меня всегда смущал этот перерыв в творчестве Громова. Теперь все объяснилось. Наивный Громов случайно приплел уже мертвого опального вождя и на десятилетие поплатился молчанием…
Она благоговейно осязала полиграфическое чудо, а я на все лады пересказывал подробности своей неудачи. Так попросила Маргарита Тихоновна. Ей казалось, что я просто не заметил Смысла или не придал ему значения:
– Он слишком велик и слишком сложен, чтобы выплеснуться целиком, – Маргарита Тихоновна упрямо качнула головой. – Но Смысл ищет пути воплощения, облекает себя в те минимальные сжатые формы, в зародыши смысла, из которых он позже воспроизведет себя в полном объеме! Ты же знаешь, всякий, кто читает Книгу Памяти, получает свое индивидуальное прошлое. Значит, при чтении Книги Смысла каждый получит и свой индивидуальный, лишь ему понятный Смысл.
– Словосочетание «Неусыпаемая Псалтырь» мне ничего не проясняет! Случайный оксюморон – деревянная вода, ледяной кипяток!
– Смысл до времени пребывает в состоянии спячки, – терпеливо убеждала Маргарита Тихоновна. – При благоприятных условиях он сразу же раскроется, вот увидишь!
– А не проще ли вам самой прочесть Книгу Смысла, Маргарита Тихоновна? – предложил я.
Она неуверенно потянулась за Книгой, потом вдруг одернула руку и виновато улыбнулась:
– Боязно…
– Берите, Маргарита Тихоновна, – настаивал я. – Вы справитесь лучше меня.
– Думаешь? – она помолчала, вздохнула, словно приняла нелегкое решение. – Так тому и быть.
– А с ребятами что? – задал я наболевший вопрос. – Надо бы сказать им про Книгу, а то нехорошо как-то получается…
– Ты говоришь весьма неуверенно, – проницательно заметила Маргарита Тихоновна. – Тебе кажется, что широнинцы не совсем уравновешены, а излишний ажиотаж внутри читальни только навредит. Я правильно тебя поняла?
Я кивнул, хотя формулировка Маргариты Тихоновны не вполне соответствовала моим чувствам.
– Успокойся, Алексей, мы не утаиваем Книгу, мы приберегаем ее. Точно козырный туз в рукаве. – Она бережно завернула «Думу…» в газету и уложила сверток на дно сумки.
Я, честно говоря, предполагал, что Маргарита Тихоновна останется читать у меня, а когда сообразил, что она собирается, уже постеснялся возражать. Какая разница, где будет Книга? Без нее даже спокойней.
– Уходите? – на всякий случай уточнил я. – Рискованно же одной, Маргарита Тихоновна. Мало ли что случиться может.
– Да кому я нужна, старая, больная тетка?! И какие могут у меня быть в сумке ценности, кроме сотни рублей, половинки «Бородинского» и валидола? – Маргарита Тихоновна засмеялась.
– Давайте я с вами проедусь…
– Не стоит, Алексей, я прекрасно обойдусь без провожатых, – Маргарита Тихоновна торопливо отмахнулась. – А вот ты лучше сиди дома и носа лишний раз не высовывай. Вполне возможно, за читальней следят. Если тебя увидят со мной, могут подумать, что Книга Памяти без присмотра…
– Тем более никуда не отпущу вас…
– Вот еще глупости! – в голосе Маргариты Тихоновны впервые прозвучали стальные нотки, впрочем мгновенно заглохшие. – Ладно, поскольку у нас в читальне денег куры не клюют, вызовем на дом такси. Гулять так гулять!
Минут через пятнадцать перезвонила женщина-диспетчер и равнодушно сообщила, что такси у подъезда. Я на всякий случай уточнил еще и номер машины.
Эти предосторожности были излишними. Во дворе для вражеской засады было слишком светло и людно. Протяжно и ржаво скрипели качели. Поднимая крошечные белые смерчи с утоптанной земли, прыгали по нацарапанным квадратам мелкие школьницы. Лавочные старухи, в том числе и моя соседка по этажу, церемонно поздоровались. Я проводил Маргариту Тихоновну до дверей потрепанной желтой «Волги» и удостоверился – номер тот же, что мне назвали, а в салоне нет посторонних. Рыжий водитель, свесивший из окна конопатую руку со смердящим окурком, также не будил подозрений. Вряд ли Совет отрядил бы такого броского человека.
Я расплатился с водителем. Маргарита Тихоновна уселась на переднее кресло, поставила сумку на колени и подмигнула мне на прощание.
Вернувшись, я позвонил Луцису:
– Привет, Денис, – бодро сказал я. – Ну, рассказывай, как вы там. Все в порядке?
– Рад тебя слышать, – отозвался Луцис. – Мы, между прочим, уже волновались, – добавил он с легким укором. – Маргарита Тихоновна предупредила, чтоб лишний раз тебя не беспокоили, что ты занят очень важным делом…
