Николай Кудрявцев - Что уж, мы уж, раз уж, так уж...
Про наши дороги можно говорить бесконечно. Их можно ругать, хвалить, жалеть, забросить, забыть. Но лучше приглядитесь к ним повнимательнее. Пригляделись? Видите? Неужели не замечаете? Это же бросается в глаза! Наши дороги — это наш брат близнец. Имеется ввиду наше общество. Мы похожи как две капли, а наш союз крепче двух сапогов. Даже трудно сказать, кто на кого больше похож: мы на дороги, или дороги на нас. Наши дороги, так же как и наше общество, поделены на слои. Общество четко разграничено (можно сказать, что очень резко разграничено) на пенсионеров и безработных, работающих и управленцев. Дороги тоже имеют свой статус. Они делятся на бездорожье, региональные дороги и федеральные или правительственные трассы. Даже финансирование у нас одинаково.
Пенсионеры и безработные, за свои былые трудовые годы (у кого они есть), получили прожиточный минимум. Работающие получают столько, сколько должны отдать государству, в виде налогов. Оставшиеся крохи бюджета, достаются управленцам. Конечно, на такие крохи трудно сводить концы с концами, потому и приходится брать взятки.
Так же обстоят дела и у дорог. Бездорожье получает прожиточный минимум. Этот минимум выглядит по-разному: это и строительный мусор, и опилки со стружками, и отслуживший свое асфальт, содранный при ремонте федеральной или правительственной трассы.
Региональные дороги ремонтируются там, где ездят региональные управленцы. Остальные крохи от дорожного налога идут на поддержку состояния федеральных или правительственных трасс. Конечно, на такие крохи трудно содержаться, потому и поднимается каждый год вопрос об увеличение дорожного налога.
И деятельность общества идентична деятельности дорог. Или наоборот — кому как нравится.
Пенсионеры и безработные резвятся по мелочи. Они собирают бутылки, шерстят помойки, выбивают субсидии, ходят пешком, чтобы сэкономить на автобусе. Бездорожье ломает телеги, велосипеды, сумки на колесиках, ноги и руки.
Рабочие ломают то, что грозит снизить их заработную плату; воруют то, что пригодится дома или можно продать; садятся на больничный, чтобы можно было подкалымить на другой работе; стараются брать наличными, чтобы убежать от налога. Региональные дороги собирают жатву в виде бамперов, дисков, рессор, автомобилей, человеческих жертв и штрафов за нарушение.
Управленцы, гипнотизируя своим лоском, творят с размахом. Они владеют контрольными пакетами. Они могут остановить все транспортное движение в стране. Могут отобрать приватизированную землю. Могут двадцать лет тянуть переговоры по вступлению. Могут придумать новый налог. Могут отменить льготы (здесь о малоимущих), начать войну или реформу, объявить траур, перенести праздники. Ограничить их в фантазии может только киллер или досрочные выборы.
Федеральные или правительственные трассы, так же гипнотизируют своим лоском. Заманивая, своим покрытием, в многокилометровые пробки, наивных водителей, они ломают все, что загнали между обочин. Здесь и график работ; и планы на ближайшие несколько часов; и надежды на скорую встречу. Калечатся судьбы, разрушаются семьи, срываются поставки. Впрочем, не все так уж и мрачно. Кое-что перепадает и водителям. От долгого ожидания в пробках, они зарабатывают гастрит, язву и геморрой.
Существует гипотеза, что русские такие смекалистые, только благодаря своим дорогам, а не системе образования, как считают на западе.
— А я вот, никак не пойму? — Сказал Брыня, напомнив всем о Родене.
— А чо тут непонятного? — Удивился Никанор. — Приезжаем в Чехов, находим часть, всем по ушам и берем карту полетов.
— Да я не о том. — Поморщился витязь. — Я вот, никак не пойму, почему грунтовые дороги крепче бетонных шоссе?
— А что им остается делать, если на ремонт грунтовых дорог, деньги не отпускаются. — Ответил Иван. — Кажись, приехали.
Друзья осмотрелись. Печь остановилась прямо напротив КПП. Иван осмотрел свою команду.
— С армией надо действовать дипломатично. — Изрек он, после некоторого раздумья. — Это вам не бандиты и телевизионщики. Да и не милиция. Это крепкие суровые парни, которым нечего терять. Их действия непредсказуемы, даже для них самих. Сегодня они могут заступиться за Южную Осетию, или захватить аэродром в центре Европы, а завтра все это наплевательски просрать какому-нибудь НАТО. Нужен такой же непредсказуемый парламентер. Как говорится: клин клином вышибают. Думаю, что все согласятся со мной, если я пошлю на переговоры Никанора.
— Я, тоже думаю, что Никанор, со своими тараканами, лучшая кандидатура. — Согласился Брыня.
Остальные, только согласно кивнули. Домовой, гордый от доверия, стал спускаться на землю. Он поправил ворот рубахи, смахнул пылинку с пиджака и уверенной походкой, тронулся к ступеням, ведущим к входу в КПП.
Не доходя до ступеней трех шагов, Никанор остановился и вынул из кармана бутылку водки. Пару минут прошло без изменений. Потом, в дверях пропускного пункта, появился невысокий, плотного телосложения, капитан с повязкой дежурного по части на рукаве. Он посмотрел по сторонам и, не найдя ничего, что могло бы помешать контакту, стал медленно спускаться по ступеням, не сводя с бутылки взгляда. Подойдя вплотную к Никанору, он снова посмотрел по сторонам и требовательно кашлянул.
Никанор медленно засунул бутылку капитану за ремень. Затем, так же медленно, вынул еще одну бутылку. Сунул за ремень. Еще бутылку. Сунул в руки. Еще бутылку…
— Посыльный! — Нарушил молчание капитан.
Подбежал худющий ефрейтор в замызганной форме.
— Еть… ить… — Высказался ефрейтор, увидев происходящее.
— Мать! — Закончил за него капитан. — Ну-ка, ущипни меня!
Ефрейтор, завороженный увиденным, ущипнул одной рукой капитана, а другой рукой себя. Оба вскрикнули.
— Дай попробовать! — Потребовал дежурный.
Ефрейтор открыл одну бутылку и поднес горлышко к губам капитана. Тот сделал пару глотков.
— Коробку! Живо! — Спохватился дежурный по части. — Две! Ящик по тревоге освободи!
Ефрейтор исчез вместе с початой бутылкой, но почти сразу появился, держа в руках две коробки. Рядом с ним стоял прапорщик и протягивал руки.
— Ты…! — Возмущению дежурного не было предела.
— Мои коробки! — Отрезал прапорщик.
Больше, разговаривать, им было некогда. Все их внимание сфокусировалось на появляющихся бутылках. Да и не только на бутылках. Чуть ли не каждое мгновение, из окружающего пространства, к появляющимся бутылкам, стали тянуться чьи-то незнакомые пальцы. Эти пальцы наглели на глазах, перехватывая добычу перед самым носом. Заняться расследованием, чтобы узнать, кому принадлежат эти наглые руки, значило остаться трезвым, голодным и нос без табака.
Никанор продолжал молчать, распихивая пузыри, сигареты и всевозможную закусь, по цепким мозолистым рукам, внося в суровые армейские будни, элемент праздника.
Военные, понимая всю важность и серьезность момента, тоже молчали, проявляя чудеса реакции. Им было глубоко наплевать на то, что заинтересовало бы любого ученого: откуда в кармане пиджака, такое богатство? Они были воспитаны в духе дисциплины и привыкли действовать по обстановке, а думать и задаваться вопросами — это удел гражданских. Их бы очень удовлетворило отсутствие дна у этого кармана, а что касается чуда, так армейская жизнь и так полна чудес.
— Это что такое!!! — За спиной Никанора раздался, хорошо поставленный, командный голос.
— Смирна!!! — Гаркнул домовой и, через левое плечо, развернулся к командному голосу лицом, держа в руках коробку отличного армянского коньяка, на которой стояли две трехлитровые банки с черной и красной икрой.
Недалеко от него стоял возмущенный генерал-майор, с буденовскими усами. Никанор, строевым шагом, подошел к генералу.
— Товарищ генерал-майор! — Громким голосом рапортовал домовой. — Гуманитарная помощь, по распоряжению Тутина, за отличные успехи в боевой, политической, строевой, тактической, физической, материальной… — На языке у Никанора вертелось: "личной и финансовой" и что-то о любовном фронте, но внутренний голос не советовал озвучивать.
Генерал махнул рукой. Никанор замолчал.
— Гуманитаришь, значит? — Спросил владелец буденовских усов.
— Так точно, товарищ генерал-майор!
— Значит, оценили все же, заметили вверенную мне… эту… — Генерал смотрел на коробку, и не мог вспомнить, что ему вверили.
— Так точно, товарищ генерал-майор. — Не унимался Никанор. — И оценили, и заметили. И эту вверенную, и ту, которую вверят.
Генералу, в тоне домового, послышалась угроза субординации. Он погрозил пальцем и сказал:
— А это…
— А орден за заслуги, — сбил его с мысли Никанор, — и очередное звание, вручат в Кремле!
Генерал улыбнулся, посмотрел на погон, примерив на глазок вторую звезду, и разгладил усы. Офицеры вытянулись по стойке смирно и пожирали его глазами. Он заметил сержанта, в дверях КПП.
