Джон Скальци - Краснорубашечники
Ты помнишь, как тебя подняло в воздух, и как крошечный миг ты наслаждался этим — внезапное чувство полета! — пока не прошло достаточно времени, чтоб твой мозг сумел обработать произошедшее и бросить тебя в ледяную ванну ужаса перед тем, как ты не ударился о мостовую шлемом. Ты ощутил, как твое тело скручивается так, как человеческие тела не должны скручиваться, и услышал, как что-то внутри твоего тела хлопает и щелкает — тебе никогда не приходило в голову, что оно может так хлопать и щелкать. Ты почувствовал, как щиток твоего шлема отлетает, и мостовая подскакивает и соскабливает стеклопластик, или углеволокно, или из чего там был сделан твой шлем, в дюйме от твоего лица.
Круть верть хлоп стук щелк стоп — и весь твой мир сжался до того, что ты мог видеть из разбитого шлема, преимущественно на мостовой. У тебя было две мысли в этот момент — во-первых, наблюдение, что ты, должно быть, в шоке, потому что совсем не чувствуешь боли, и, во-вторых, закрадывающееся подозрение, что, судя по тому, как вывернута шея, ты приземлился так, что твои ноги подогнулись, а задница торчит прямо в небеса. Тот факт, что твой мозг был больше озабочен положением задницы, чем тем, что ничего не чувствует, только служил подтверждением теории шока.
Потом ты услышал голос, кричащий на тебя. Это был водитель БМВ, взбешенный состоянием крыла своей машины. Ты попытался бросить на него взгляд, но, не в силах повернуть голову, ты смог только бросить взгляд на его туфли. Они были из этакой целеустремленной, озабоченной статусом черной кожи, которая сообщила тебе, что этот парень, должно быть, занят в индустрии развлечений. Хотя, правды ради, это тебе сообщила не только пара туфель; еще, конечно, дело было в том, что этот козел вылетел на красный в своем БМВ, потому что орал по телефону, а сейчас слетел с предохранителя от ярости из-за того, что ты имел наглость поцарапать его машину.
Ты успел мимоходом задуматься, знаком ли он с твоим отцом, но тут, наконец, травмы взяли верх и все расплылось — вопли агента, или законника, или кто он там был, стали тише и превратились в невнятное бормотание, которое становилось все более и более мягким и успокаивающим.
Вот какова была твоя автокатастрофа во всех ныне кажущихся тебе совершенно ужасающими деталях. Ты помнишь ее так же ясно, как эпизод из какого-нибудь сериала твоего отца, сохраненный в высоком разрешении на блю-рей диск. С этой точки зрения ты уже даже добавил дополнительную звуковую дорожку с комментарием, при прокручивании воспоминаний в голове добавляя замечания насчет свого мотоцикла, БМВ, водителя (который, как выяснилось, оказался юристом в сфере развлечений, и кому присудили две недели ареста и триста часов общественных работ за его третье нарушение закона штата Калифорния, запрещающего разговаривать по сотовому за рулем) и твоего краткого полета по дуге с байка на мостовую. Невозможно было бы запомнить все это более четко.
Чего ты не можешь вспомнить — так это того, что было после, и того, как ты очнулся на своей кровати, полностью одетым, без малейшей царапины, несколько недель спустя.
Это начинает тебя беспокоить.
— У тебя амнезия, — сказал твой отец, когда ты в первый раз заговорил с ним об этом. — Такое бывает после несчастных случаев. Когда мне было семь, я попал в ДТП, и ничего о нем не помню. Только что я был в машине, ожидая встречи с твоей прабабушкой — и вот я на больничной койке в гипсе и надо мной стоит мать с галлоном мороженого.
— Ты очнулся на следующий день, — сказал ты отцу. — С моего ДТП прошли недели. А очнулся я всего пару дней назад.
— Это не так, — сказал отец. — Ты очнулся раньше. Ты был в сознании, говорил, поддерживал разговор. Ты просто не помнишь.
— Вот именно, — сказал ты. — Это не вырубиться при ДТП. Это значит потерять память несколько недель спустя.
— Ты ведь приземлился прямо на голову, — сказал твой отец. — Ты приземлился на голову на скорости 45 миль в час. Даже в самом лучшем случае, как у тебя, такое не обходится без последствий, Мэтью. Меня не удивляет, что ты не можешь досчитаться каких-то воспоминаний.
— Не каких-то, пап, — сказал ты. — Всех. Все между ДТП и моментом, когда я прихожу в себя, а надо мной стоишь ты, и мама, и Кэндис, и Ренни.
— Я же объяснил, ты упал в обморок, — сказал твой отец. — Мы забеспокоились.
— Итак, я упал в обморок, и очнулся без малейшего воспоминания о последних нескольких неделях, — сказал ты. — Ну, ты понимаешь, почему меня это беспокоит.
— Хочешь, запишу тебя на МРТ? — предлагает папа. — Я могу. Пусть доктора посмотрят, нет ли дополнительных признаков черепно-мозговой травмы.
— Я думаю, это было бы разумно, правда? — сказал ты. — Слушай, пап, я не хочу совсем параноиком, но меня беспокоит, что я несколько недель жизни потерял. Я хочу убедиться, что такого не случится снова. Неуютно просыпаться и обнаруживать дырищу в памяти.
— Нет, Мэтт, я понимаю, — сказал папа. — Я скажу Бренде, пусть запишет на самое ближайшее время. Пойдет?
— Ладно, — сказал ты.
— А пока я тебя попрошу так об этом не переживать, — сказал твой отец. — Доктора сказали, что у тебя может такое еще случиться пару раз. Это нормально.
— Нормальным бы я это не назвал, — ответил ты.
— Нормально при ДТП на мотоцикле, — пояснил папа. — В этом случае.
— Не нравится мне эта новая норма, — сказал ты.
— Бывает и похуже, — ответил твой отец и опять сделал эту штуку, как постоянно в последние дни — когда он выглядит так, будто вот-вот сорвется и начнет над тобой рыдать.
* * *В ожидании МРТ ты проглядываешь сценарий, который тебе дали для серии «Хроник „Бесстрашного“». Хорошая новость состоит в том, что твой персонаж играет главную роль в событиях. Плохая новость в том, что у тебя нет реплик, и ты проводишь весь эпизод, лежа на каталке и делая вид, что ты без сознания.
— Это неправда, — заявил Ник Вейнштейн, когда ты указал ему на эти факты. Он заехал к тебе с правками в сценарии — услуга, на которую, как ты подозреваешь, другие статисты не могут рассчитывать от главного сценариста. — Смотри, — он перелистнул сценарий на последние страницы, — Вот тут ты приходишь в сознание.
— Рядовой Хестер открывает глаза и оглядывается, — читаешь ты вслух.
— Вот, в сознании, — заявил Вейнштейн.
— Как скажете, — вздохнул ты.
— Я знаю, это немного, — сказал Вейнштейн. — Но мне не хотелось чересчур тебя напрягать, когда ты только-только вернулся.
Так тебе и надо, сказал ты себе, листая сценарий в очереди на МРТ и перечитывая сцены, где ты только и делаешь, что где-то лежишь. Серия набита экшном — особенно достается лейтенанту Керенскому, который получает массу экранного времени на пилотирование шаттла и беготню по взрывающимся коридорам, пока краснорубашечников вокруг протыкает падающими декорациями — и все это еще бессвязней, чем обычно для «Бесстрашного», что о многом говорит. У Вейнштейна получаются неплохие диалоги и движуха, но, кажется, ни он, ни кто-нибудь еще из сценаристов не напрягался с сюжетом. Ты сильно подозреваешь, что если бы ты лучше разбирался в научной фантастике на телевидении, ты, вероятно, смог бы назвать все сцены, которые Вейнштейн со товарищи попер из других сериалов.
«Эй, зато было чем за твой колледж заплатить, — произнесла какая-то часть твоего мозга. — Не говоря уже об МРТ».
Справедливое замечание, подумал ты. Но разве нельзя хотеть, чтоб семейный бизнес производил что-нибудь еще, кроме тупого вымученного развлекательного шоу, неотличимого от любого другого тупого вымученного развлекательного шоу? Если это все, что вы делает, с таким же успехом можно было производить пластиковые крючки.
— Мэтью Паулсон? — спросил медтехник кабинета МРТ. Ты поднимаешь голову. — Мы вас ждем.
Ты вошел в кабинет, и медтехник показал тебе, где ты можешь переодеться в больничную пижаму и положить личные вещи. В комнате с машиной не должно быть ничего металлического. Ты разделся, натянул пижаму, и вошел в комнату, где техник читает твою медкарту.
— Окей, вы тут были раньше, так что процедуру знаете, да? — спросил техник.
— Если честно, я не помню, — ответил ты. — Я вроде как именно поэтому и пришел.
Техник опять проглядел медкарту и слегка покраснел.
— Простите, — ответил он. — Я обычно не до такой степени туплю.
— А когда я тут был в последний раз? — спросил ты.
— Чуть больше недели назад, — ответил техник и наморщил лоб, еще раз перечитывая данные. — Ну, может быть, — произнес он через минуту. — Кажется, ваши данные перепутались с чьими-то чужими.
— Почему вы так думаете? — спросил ты.
Медик посмотрел на тебя.
— Давайте-ка я пока не буду отвечать, — сказал он. — Если вышла путаница, а я совершенно уверен, что это так, тогда я не хочу, чтоб меня прижали за разглашение данных другого пациента.
