Терри Пратчетт - Пирамиды
— Я хочу вернуться.
Пальцы, умело разминавшие затекшие мышцы, прервали свою работу.
— Мы могли бы поехать куда угодно, — повторила Птраси. — Стать, к примеру, пторговцами и продать верблюда. Пты мог бы показать мне Анк-Морпорк. Звучит завлекательно.
Теппик попытался представить, какое впечатление произведет Анк-Морпорк на девушку. Потом — какое впечатление она произведет на этот город. Птраси определенно расцвела. В Древнем Царстве у нее вряд ли появлялись самостоятельные мысли — разве что какую виноградину почистить следующей, но со времени побега она изменилась. Не то чтобы у нее изменился, скажем, подбородок, он по-прежнему был маленьким и, Теппик не мог не признать этого, очень красивым. Но что-то волевое появилось в его очертаниях. Раньше при разговоре она все время опускала глаза. И теперь, беседуя с Теппиком, она тоже отводила взгляд, но уже потому, что думала о чем-то своем.
Теппик ощущал, что ему давно хочется вежливо, без всякого нажима, напомнить ей о том, что он — царь. Но предчувствие говорило, что она, скорее всего, пропустит это замечание мимо ушей или попросит повторить. А если она к тому же пристально посмотрит ему в глаза, он никогда не сможет еще раз напомнить ей об этом.
— Можешь ехать, — промолвил Теппик. — Беспокоиться не о чем. Я дам тебе несколько адресов и пару рекомендательных писем.
— А пты что будешь делать?
— Мне даже страшно подумать о том, что творится сейчас дома. Я должен что-то предпринять.
— Пты не можешь. Да и зачем? Даже если пты не хочешь быть убийцей, кругом столько разных занятий. Потом, помнишь, пты сам сказал, что, по словам птого человека, в царство уже нельзя вернуться. Ненавижу пирамиды.
— Но там ведь наверняка остались люди, которые тебе дороги.
Птраси пожала плечами:
— Если они умерли, я ничего не смогу для них сделать. И даже если живы — птоже. Я остаюсь здесь.
Теппик поглядел на нее с ужасом и изумлением. Итог был подведен изящно и лаконично. Вот только Теппик никак не мог с ней согласиться. Правда, его самого целых семь лет не было в Древнем Царстве, но до него там многие тысячелетия жили люди, чья кровь теперь течет в его жилах. Конечно, ему бы очень хотелось, чтобы все осталось позади, но в том-то и суть: даже если бы он покинул царство до конца дней своих, все равно оно осталось бы для него чем-то вроде надежного якоря.
— Я чувствую себя таким несчастным, — повторил Теппик. — Прости. Для меня это царство слишком много значит. Мне нужно вернуться туда хотя бы на пять минут, чтобы сказать, что я не вернусь никогда. И только. Наверное, я сам во всем виноват.
— Но обратного пути нет! Пты будешь бродить по окрестностям как потерянный, как пте низложенные цари, про которых пты мне рассказывал. Бродить в штопаной-перештопанной одежде и в изысканных выражениях выпрашивать себе на хлеб. Сам же говорил, нет никого более никчемного, чем царь без царства. Советую подумать.
Они пошли по залитым вечерним солнцем улицам в сторону порта. Все городские улицы вели в порт.
Уже зажигали свет на маяке — самом седьмом из всех семи чудес света, построенном по чертежам Птагонала в соответствии с золотым сечением и пятью принципами эстетики. К сожалению, маяк поставили не на том месте, потому что в противном случае он портил бы вид на гавань, но все моряки сходились на том, что это замечательно красивый маяк и теперь есть на что поглазеть, пока твое судно отшвартовывается от скал.
Корабли стояли в гавани тесно, борт к борту. Теппик и Птраси, пробираясь между упаковочных клетей и тюков, добрались наконец до длинного, изогнутого дугой волнореза: с одной стороны расстилались тихие воды гавани, с другой — бились о камень сердитые волны. Высоко над головами ярко светился маяк.
Судам этим предстояло отплыть в страны, о которых Теппик знал только понаслышке. Купцы Эфеба торговали со всем миром. Теппик мог вернуться в Анк, получить диплом, и тогда мир действительно распахнулся бы перед ним, как створки ракушки, хранящей несметные сокровища.
Птраси тихо взяла его за руку.
И не будет никаких проблем из-за женитьбы на родственнице. Месяцы, проведенные в Джелибейби, уже казались Теппику сном, одним из тех бесконечно повторяющихся снов, от которых никак не отделаться и по сравнению с которыми бессонница кажется весьма привлекательной перспективой. А здесь будущее разворачивалось перед ним многоцветным ковром.
В подобные минуты любому молодому человеку требуется некий знак, нечто вроде мудрого наставления. Беда в том, что в жизни нельзя попрактиковаться, перед тем как взяться за нее всерьез. Вы можете только…
— Вот это да! Теппик, дружище, ты ли это?
Голос доносился откуда-то снизу. Но вот над краем пирса показалась голова, а затем и все остальное. Все остальное было исключительно богато одетым, и было ясно, что тут не поскупились на перстни, меха, шелка и кружева, причем все детали до единой были черного цвета. Перед Теппиком стоял Чиддер.
* * *— А что он теперь делает? — спросил Птаклюсп.
Сын его осторожно высунулся из-за колонны и посмотрел на Шляпа, Ястребиноглавого Бога.
— Ходит, вынюхивает что-то, — сообщил Птаклюсп-младший.
— Похоже, ему нравится статуя. Скажи честно, пап, зачем она тебе понадобилась?
— Она была в списке, — ответил Птаклюсп. — Я хотел внести народный колорит.
— Для кого?
— Ну, ему же нравится.
Птаклюсп 2-б рискнул еще раз высунуться, чтобы взглянуть на угловатое чудовище, неуклюже подпрыгивающее среди развалин.
— Скажи ему, что может забрать ее, если уберется прочь, — предложил Птаклюсп 2-б. — Скажи, пусть забирает по себестоимости.
— Со скидкой, — нахмурился Птаклюсп. — Особая уценка для сверхъестественных покупателей.
Он взглянул на небо. С того места, где они с сыном прятались среди развалин строительного лагеря, под несмолкаемое гудение Великой Пирамиды, похожее на шум от электростанции, открывался превосходный вид на сцену прибытия богов. Поначалу Птаклюсп взирал на происходящее достаточно хладнокровно. Боги, рассуждал он, будут хорошими заказчиками, им всегда нужны храмы и статуи, к тому же он сможет общаться с ними напрямую, без посредников.
Но потом ему пришло в голову, что бог, недовольный качеством продукции — а мало ли что может случиться: то штукатурка осыплется, то угол храма осядет из-за неожиданного плавуна, — так вот, в данной ситуации бог не ограничится криками и угрозами в адрес подрядчика. Какое! Бог всегда точно знает, где ты, и вряд ли станет церемониться с тобой. Кроме того, боги не любят платить в срок. Люди, конечно, тоже, но никто из людей не станет ждать твоей смерти, чтобы рассчитаться окончательно.
Взглянув на второго сына — раскрашенный силуэт на фоне статуи, губы, от изумления округлившиеся как буква «О», — Птаклюсп принял решение.
— Вот до чего довели нас эти пирамиды, — сказал он. — Попомни мое слово, сынок. Если выберемся отсюда — никаких пирамид. Мы пойдем другим путем. Пора расширять дело.
— Да я уже тысячу лет об этом твержу, папа! — воскликнул Птаклюсп 2-б. — Я говорил, что несколько небольших акведуков откроют перед нами…
— Да, да, помню, — согласился архитектор. — Акведуки. С такими арочками. Красиво. Только вот не припомню, куда там ставится гроб…
— Папа.
— Не обращай взимания, сынок. Кажется, я схожу с ума.
Не может этого быть, но вот идет мумия, а с ней еще двое с кувалдами…
* * *Да, это действительно был Чиддер.
И у Чиддера было свое судно.
Теппик слышал, что дальше по побережью сериф Аль Хали жил в сказочном дворце Рокси, который, как утверждала молва, выстроил ему за одну ночь некий гений и который прославился в мифах и легендах своей пышностью[27]. «Безымянный», корабль Чиддера, можно было бы назвать плавучим Рокси, но безмерно превосходящим образец роскошью и блеском. Строитель судна явно питал слабость к позолоте — он буквально всюду всунул любимую золотую краску, витые колонны и дорогие драпировки, отчего корабль больше походил на будуар и одновременно на некую крайне подозрительную бутафорию.
Но надо было обладать наметанным взглядом убийцы, чтобы подметить, что невинная безвкусица скрывает стремительный, обтекаемый корпус и, даже если учесть общую площадь кают и подсобных помещений, на судне остается еще немало неучтенного пространства. Вода вокруг того, что Птраси назвала «острым концом», дрожала странной рябью, однако было бы совершенно нелепо заподозрить, что простой купец оборудовал свое судно скрытым подводным тараном и что пяти минут работы топором достаточно для того, чтобы превратить этот покачивающийся на волнах алькасар в нечто, способное ускользнуть от любой погони и заставить горько раскаяться любого преследователя.
