Андрей Белянин - Казак в Аду
– О, да вы, я вижу, в интересном положении, друзья мои! Хи-хи, двусмысленная фразочка, правда? Ладно, не отвечайте, на самом деле я к вам с серьёзным деловым предложением – продление контракта ещё на пять лет за новенькие армейские противогазы на всю компанию! Я щедр, как никогда! Оцените своевременность и качество поставки и не спешите отказы… Эй-эй! Какой обморок, куда-а?!!
Увы, туда… Закашлявшийся астраханец схватился руками за горло, рванул ворот, потом рухнул на колени и завалился на бок. Пока твёрдо держался только старый эльф, и то лишь потому, что был максимально адаптирован к любому сорту дыма. Он аккуратно вытащил чёрный невзрачный артефакт из скрюченных пальчиков любимой, суетливо впихнул в колечко длинный мизинец…
– Вообще-то остроухие мне без надобности, – размышляя вслух, одно оранжевое око сощурилось, а другое, наоборот, приняло шарообразную форму, – но, с другой стороны, раз вы столько времени вместе, то вполне можете и расписаться друг за друга. Хи-хи, опять двусмысленная шутка! Короче, один автограф за вот этого парня, и я вас с принцессой лично доставляю прямиком до Холма. Вопросы есть?
– Всего один, – серьёзно ответил эльф, опуская любимую на пол. – В глаз хочешь?
Неуловимое движение сухопарого кулачка – и нечистый исчез с неприличным звуком! Более того, от этого взмаха неизвестно куда унесло целую стену барака, а весь мир вокруг, казалось, застыл в статуеподобной неподвижности. Сцена походила на голливудские кадры «Матрицы» или полузабытую детскую игру «Морская фигура замри»…
Сам Миллавеллор несколько испуганно наслаждался произведённым эффектом, величаво озираясь по сторонам с самой виноватой физиономией. Что же открывалось его взору?
Беснующиеся дети Дэви-Марии, занимавшиеся самым разнообразным бесчинством, от стрельбы во все стороны до свального совокупления. Видимо, еженочное впадение в скотство было подготовительной частью к их вечным мукам в этом мире. Перекошенные лица, искажённые руганью, воплями и злобой, потные от похоти, с совершенно безумными глазами – пустыми, как бездна Ада!
Замершее движение пуль. Застывшая в воздухе пыль. Беззвучное ощущение распада и приближающегося конца. Невероятное понимание, насколько же низко могут пасть люди, считающие себя единственно избранными…
И что, милосердие Божье может относиться и к ним?! Или к ним особенно…
Седой философ только качал головой, решившись на короткую прогулку вне пылающего барака, чьё пламя также замерло прозрачными острыми языками, с нарушением всех привычных законов физики.
– Итак, Синее кольцо действует, – тихо начал рассуждать он, смеха ради собирая в карман висящие в воздухе пули, – следовательно, как говорил Гуань Ши, залезая в бочку вина: «Я – король!» А это влечёт за собою как массу приятного времяпрепровождения, так и уйму абсолютно неприятных обязанностей. И ешё неизвестно, какая чаша перевешивает… Что опять-таки подводит к следующему серьёзному вопросу: а так ли уж я хочу им быть? «Загадка на две трубки», как выражался достопамятный Шер Хо. Поэтому отложим её на время и займёмся более насущными делами, например, спасением молодёжи…
Впрочем, начал он, естественно, не с них. Первой была торжественно вынесена любимая пожилая принцесса. Вторым, кое-как, с витиеватым эльфийским матом и риском для жизни Миллавеллор сумел выпихнуть наружу коня. Иван Кочуев, накрепко сжимавший в руках свёрнутый портрет Рахиль, никакой кантовке не подлежал. Тащить его волоком было тяжело, катить неудобно, и бедный задыхающийся наследник трона окончательно выбился из сил.
Он уже почти уселся на ногу подъесаула с целью закурить и поразмыслить, когда белый скакун принцессы добровольно пришёл на помощь. Одной лошадиной силы вполне хватило, чтоб цапнуть молодого человека зубами за воротник и быстренько оттранспортировать в безопасное место.
Дальнейшее было уже не так сложно – загрузить друзей и вещи на благородное животное, взять его под уздцы и уйти неторопливой скользящей походкой навстречу зарождающемуся рассвету. – В том, что погоня будет, Миллавеллор, разумеется, ни капли не сомневался. Однако, будучи довольно беззаботным существом, как и все эльфы, он предпочитал не перенапрягаться раньше времени. И правильно делал…
Хуже другое. Он ни разу не задрал голову вверх, поэтому и не увидел маленькую летающую тарелку инопланетян, спешащих к ним на помощь. А теперь Ганс и Док так же замерли в обездвиженном состоянии, как мухи в янтаре. И кто знает, на какое время они все попали под власть кольца…
– Ну и? Что здесь вообще происходит?!
– Я им не помогал. Это эльф…
– Вижу. Ох уж мне эти эльфы… И вообще, так и тянет устроить здесь второй Великий Потоп!
– Выплывут.
– Всплывут!
– Нет, папа, эти двое по-любому выплывут. Казак и еврейка, сам понимаешь, такая пара…
…Иван Кочуев проснулся на тёплой земле, в незнакомом месте, в обнимку с мятым-перемятым газетным портретом. Обернувшись, увидел со спины двух пожилых влюблённых, сидящих на камушке, рядышком, едва ли не в обнимку. Нюниэль склонила седую голову на узкое плечо истинного короля, а Миллавеллор что-то напевал ей на древнетолкиенистском и даже, кажется, не курил… А принцесса не чихала! Согласитесь, и то и другое уже почти чудо…
– Эй, подруга! Ты живая там? – не очень громко спросил казак, боясь потревожить идиллию эльфов. Ну и развернуть плакат он вообще-то побаивался тоже…
И не зря. Грозная еврейка была не в духе. Мягко говоря…
– Ванечка, – едва дыша от обиды и возмущения, всхлипывая, начала она, – за что вы со мной так?! Что я вам сделала или чего не сделала? Да, я не всё могла при посторонних людях, но таки кто бы спорил, я старалась! Я вам даже разделась один раз, но вы сами того не оценили. Хотя у меня фигурка в маму, а на неё и в сорок пять оборачивалась вся улица, потому как таки было на что полюбоваться и кроме походки!
– Милая, я не…
– А вы мною даже не попользовались! Вы меня скрутили в рулон, смяли, как туалетную бумагу, и я теперь в таком виде, что мне нельзя никуда выйти без горя. Вы мне намяли жутких морщинок на заре юности, причём так, как они в зрелые годы ни за что бы не легли мимически! Потому как одна прямая складка через весь лоб, нос, подбородок, теряясь в шее – оно таки дико круто! Вы не хотите всплакнуть надо мною вместе?!
– Счастье мое, не надо так… – ещё раз попытался оправдаться бывший подъесаул, но его вежливо перебили. И, кстати, отнюдь не Рахиль…
Где-то на уровне метра над землёй вспыхнули уже изрядно надоевшие оранжевые глаза. Нечистый был сух, корректен, как всегда, деловит и буквально лучился желанием помочь.
– Всё понимаю. Вижу романтичность атмосферы и безысходность ситуации. Да, этой Дэви-Марии палец в рот не клади… и чего другого тоже… Шутка! Пардон, исключительно мужская. Итак, я здесь, я рядом, забудем прошлое, недоразумения бывают всегда, надо уметь пережить и с оптимизмом взглянуть в глаза будущему… Короче, продлеваем контракт на десять лет – и я выпускаю девушку из газеты!
– Шо? Десять лет?! У меня не забились ухи, и я правда слышала этот неконструктивный бред? Ваня, плюньте ему в глаза, я бы сама, но, увы… Плюньте за двоих, я вас умоляю!
– Ты точно вернёшь её? – приподнялся задумчивый казак.
Рахиль кричала и возмущалась, но её уже не слушали. Ситуация была проста и логична, товар – деньги. Товаром выступала любимая еврейка, а средством вечной платы – душа мятежного подъесаула. И все трое понимали, что решение по сути уже принято…
– Без обид, ничего личного, – виновато напомнил и. о. Вельзевула. – Бизнес, только бизнес. Вот бумаги, подпишите договор.
– Я таки… вылезу и сама вас убью, – тихо всхлипнула израильская военнослужащая. – Потому как я была дурой, а вы мне не дали пострадать, а оно нечестно…
– Я люблю тебя, – просто ответил Иван.
– Таки я тоже, но я же ничего не подписываю!
– У нас вариантов нет…
– Вот именно, – поспешил напомнить демон. – Вариантов действительно нет. Увы, сочувствую, где-то даже сострадаю, но… Один росчерк пера – и проблемы нет!
– Ладно, ладно, не толкай под руку, а то перекрещу ненароком. – Подъесаул ещё раз с нежностью вгляделся в любимое плоское лицо, разгладил его на коленке ладонью и, вторично цыкнув на нечистого, пробормотал: – Я быстро… на память… Она же сейчас в таком положении, что просто грех не воспользоваться.
– Чего?! – в один голос взвыли и еврейка, и оранжевые глаза, но было поздно – бывший филолог от души поцеловал газетный портрет обалдевшей влюблённой.
Грянул гром! Настоящий, небесный, и отнюдь не в фигуральном смысле. Иван вдруг понял, что ему отвечают живые, тёплые губы…
– А договор подписать, сволочи?!!
