James Bibby - Спасение Ронана (пер. М.Кондратьев)
«Стриженый чирок» быстро двигался сквозь ночь на восток. Дин, прислоняясь к резной голове дракона на носу, напряженно вглядывался в клубящийся морской туман и мучил себя тревожными размышлениями. После пары дней плавания по самым опасным в мире морям он уже начинал беспокоиться. У них оставалось восемь суток – восемь суток, за которые они должны были найти какую-то мишень или группу мишеней, достойных вагинского рейда, спланировать и оценить этот рейд, подготовить детальный анализ соответствующей логистики, а затем вернуться домой и устроить презентацию, которая будет достаточно интересна и забавна, чтобы убедить остальную часть племени не устраивать им немедленной экзекуции.
Пока что подходящей мишени они не нашли. Большие города были слишком хорошо защищены, а остальное побережье вконец опустошили бесконечные грабежи. Все деревни, которые им попадались, выглядели нищими. Половина строений там была сожжена, а селяне, едва завидев «Стриженого чирка» с драконьей головой на носу, хватали жалкие пожитки, которые у них еще оставались, и в темпе прятались вместе с ними в ближайших лесах или на холмах.
«И все же, – подумал Дин, – совсем пустой тратой временем это не назовешь». Действительно, двое суток на одном судне с восемнадцатью женщинами многому его научили. У него был малый опыт общения и слабое понимание противоположного пола, так что Дин привык думать о них просто как о немного других. Последняя пара дней наглядно продемонстрировала ему, насколько они на самом деле другие.
К примеру, опрятность женской команды казалась решительно за пределами понимания любого мужчины. Корабль выглядел аккуратным и чистым, все там хранилось, где положено. Этого Дин никак не мог понять. Раньше он участвовал в чисто мужских рейдах и думал, что после пары дней на палубе непременно должно быть по колено объедков, пустых бутылок, сломанных рыболовных снастей и затвердевших плевков.
Не то чтобы воительницы совсем не развлекались. Дин обнаружил, что почти вся команда запросто может его перепить. Женщины предпочитали странный коктейль из рома, смешанного с соком черной смородины, про который все деревенские мужчины всегда высказывались пренебрежительно как о напитке «не для мужчин». Теперь он понимал, почему. После нескольких стаканов этого дела мужчина полностью терял контроль над своими ногами, и его могло очень бурно и живописно вытошнить. Зато Дин обнаружил, что женщин совершенно не интересовали те якобы мужественные выходки, которые обычно устраивали подвыпившие вагины. Никто не брался ходить по веслу, не нырял в море с верхушки мачты и даже не заставлял Дина бороться на руках, чтобы чуть не выломать ему кисть. Зато тут велась масса грубой и оскорбительной болтовни. Дина порядком удивило и не на шутку обескуражило, насколько все это было неприлично.
Он также удивился тому, что произошло, когда на второй день его одолела привычная морская болезнь. Вместо того, чтобы посмеяться или выкинуть его за борт, Кайта на несколько минут скрылась на камбузе и появилась оттуда с травяным настоем собственного изобретения, от которого Дину и впрямь полегчало.
Впрочем, он все равно сумел довести дело до того, чтобы его выкинули за борт, и пришел к заключению, что с такой командой ему требуется очень аккуратно выбирать слова. Было очевидно, что Фьона по неясной причине ненавидела всякое упоминание о водоплавающей птице – во всяком случае, только такую интерпретацию Дин мог дать тому, что случилось в прошлую ночь. Свободные от вахты члены команды как всегда выпивали, и они с Фьоной обсуждали тот факт, что все крестьяне в прибрежных деревнях приучились спасаться бегством при виде предательской головы дракона. Дин предложил, чтобы они установили на носу какую-то другую фигуру – что-нибудь не столь агрессивное и устрашающее, а более милое и привлекательное. Игрушечного мишку, к примеру, или кроличка. Фьона сказала, что он, наверное, шутит. Дин, все больше увлекаясь затронутой темой, предложил, чтобы они попробовали что-нибудь такое забавное – скажем, тупика. Фьона заявила, что, вожак он там или не вожак, но они никогда не позволят ему поместить голову тупика на носу их корабля, пусть даже у него такое птичье название. Последовала краткая тишина, а затем Дин, наполовину себе под нос, пробормотал: «Тогда тебя, наверное, и кайра не устроит». Именно вслед за этим Фьона встала и выкинула его за борт. Позднее, после того, как остальные его выудили, она страшно извинялась, но Дин уже решил, что женщины очень странные люди и что в дальнейшем ему лучше держать свои идеи при себе.
Расположившийся у рулевого весла Мартин тоже мучился тревожными мыслями, но совсем по другой причине. Он перестал беспокоиться о том, что будет через восемь суток, ибо пришел к выводу, что к тому времени он уже будет мертв. Все дело в том, что за последние сорок восемь часов умеренная симпатия, которую Мартин испытывал к Клайре, когда они садились на борт, превратилась в полную и окончательную влюбленность. Всякий раз, как она появлялась в поле зрения, Мартин не мог оторвать от нее глаз. Когда она не появлялась, он продолжал видеть ее лицо. А порой и другие части ее тела. Интимные органы Мартина, похоже, зажили собственной жизнью, и большую часть дня ему приходилось расхаживать по кораблю с намеренно выставленным перед собой щитом. Он не сомневался, что как-нибудь на следующей неделе, когда Клайра будет вот так стоять и смотреть на него своими огромными глазищами, он просто не сможет удержаться от того, чтобы обнять ее и поцеловать. А Мартин знал, как любая женщина отреагирует на подобную выходку. Он видел, что произошло, когда Фьона ослышалась, приняв «кайру» за «Клайру», и решила, что Дин позволил себе всего-навсего двусмысленный намек. Если Мартин и впрямь что-то такое сделает, его прирежут в самом расцвете лет. Он видел, какой острый у Клайры нож.
Так что «Стриженый чирок» тащился сквозь ночь, имея впередсмотрящего, который ни клята не видел из-за тумана, и рулевого, чье внимание целиком сосредоточилось на завернутой в одеяло фигуре, что спала чуть поодаль. Это был бы верный рецепт кораблекрушения, если бы они точно не знали, где они и куда направляются. Но одним из главных сюрпризов путешествия стало открытие у Дина природного таланта к навигации. Стоило только дать ему карту и секстант, показать, где находится Полярная звезда, и он через несколько секунд безошибочно говорил, где корабль, и как далеко земля. За полчаса до этого Мартин дал ему карту и секстант, и Дин рассчитал, что при нынешнем курсе и скорости они достигнут земли неподалеку от Ай'Эля примерно через четыре часа.
К несчастью, Мартин не учел того факта, что Дин был полным невеждой в астрономии. Мартину просто не приходило в голову, что кто-то может не знать, какая из звезд Полярная. Увы, Дин снял показания секстанта, ориентируясь на звезду Оглопус в созвездии Септического зоба и сделав при этом ошибку градусов на двадцать. В результате его прикидка пострадала на добрых тридцать миль.
Первым намеком на это стал сдавленный и до смерти перепуганный крик Дина.
– Земля…
Тут «Стриженый чирок» замер как вкопанный, словно по самые помидоры влип во что-то совсем неподвижное, как, собственно, и получилось, а затем дал резкий крен на правый борт. Выброшенный вперед Мартин с грохотом приземлился среди аккуратно разложенных весел. Спящие тела покатились по палубе в хаотической массе рук, ног и одеял, а Дин полетел за борт почти по той же траектории, что и прошлой ночью. Последовала секундная пауза, пока все поднимались на ноги и ошалело озирались. Прежде чем кто-то успел что-то сказать, голова Дина вынырнула из-за борта.
– …на носу! – несколько запоздало закончил впередсмотрящий, а затем снова полетел в море, когда от его головы отскочила метко брошенная пивная кружка Клайры.
* * *Десятью минутами позже два друга с пристыженным видом брели по песчаному берегу, на который они налетели, а в ушах у них все еще звенела свирепая диатриба Клайры. Точку зрения обоих «воинов» относительно своего положения и перспектив еще больше усилила та гневная тирада, которую обрушила на них предводительница женщин. Дину вообще-то не понравилось, что его назвали придурковатой, кретинистой нематодой с умственными способностями недоразвитой амебы и лидерскими качествами гнилого бревна, но это в любом случае было намного лучше закапывания вверх тормашками по пояс в песок, что наверняка сделали бы мужчины. А Мартина, хоть издевка Клайры и задела за живое, так возбудили ее яростно сверкающие карие глаза, которые так и метали молнии, что он едва удержался от самоубийственной попытки немедленно наброситься на нее с объятиями и поцелуями. К счастью, руки его оказались заняты, удерживая перед пахом большой булыжник. А то Мартин мог бы совсем на посмешище себя выставить.
Когда друзья достигли края песчаного пляжа, дрейфующий туман заглушил шум прибоя, хотя временами до них все еще доносился громкий женский голос, изрыгающий проклятия по поводу слепого как пиллюк мудозвона, способного целый континент не заметить.
