Алексей Лютый - Рабин, он и в Африке Гут
– Потом, – Рабинович побагровел, но воевать пока не собирался, решив справиться с проблемой дипломатическими методами (ой господи, знал бы хоть что-нибудь о них!). Сеня снова обратился к фараону.
– Ты когда-нибудь о равенстве конфессий слышал? – слегка повысив голос, поинтересовался кинолог у Рамсеса. – Так знай, что все религии равны перед лицом государства. Ты просто должен отпустить сынов Израиля помолиться в пустыне. В противном случае я тебе гарантирую всеобщую забастовку. Твои убытки от этой акции могу и без калькулятора посчитать.
– Забастовка, говоришь? – завопил в ответ Рамсес и радостно захихикал. – Что же, мне это нравится. Но поверь, хотя я и очень сожалею, вынужден буду принять ответные меры, – фараон еще на октаву повысил голос. – Повелеваю с сего дня не давать евреям со складов соломы для изготовления кирпичей. Собирать теперь ее рабочие должны самостоятельно. При этом общие нормы выработки остаются неизменными!
И, показав ментам нос из пальцев обеих рук, Рамсес вприпрыжку скрылся внутри дворца. Его свита, радостно скалясь, секунду постояла на балконе, а затем отправилась следом за повелителем. Несколько секунд над дворцовой площадью стояла гнетущая тишина, а затем к Рабиновичу, шлепая по камням сандалиями, подошел Аарон.
– Ну, спасибо тебе, мил-человек! Помог, называется, – ехидно заявил он, поклонившись кинологу в пояс. – Теперь точно все. Прощай, Палестина!
– Не скули! – расстроенный таким оборотом дел, злобно рявкнул на старца Рабинович и посмотрел на омоновца. – Ну что, Ванюша, теперь можно и морду этому козлу, Рамсесу, набить…
Жомов обрадованно хрюкнул и, согнув «демократизатор» в дугу, устремился к воротам. Не успел он сделать и двух шагов, как створки распахнулись, выпустив на площадь не менее двух сотен солдат, сверкающих на солнце чищеной медью. Омоновца их появление только раззадорило, и он бросился бы вперед, если бы не Попов.
– Подожди! – рявкнул Андрюша, ухватив друга за китель и показав рукой на балкон, где ровной цепочкой выстраивались метатели дротиков. – По-моему, драться сейчас не стоит.
Может быть, у Вани и наблюдался некоторый дефицит ума, о чем ему, естественно, говорить не следует, но от недостатка здравомыслия он никогда не страдал. Посмотрев на балкон, омоновец мгновенно оценил все недостатки собственной позиции. Может быть, втроем, при помощи чудодейственных свойств дубинок, пистолета и Мурзика с разгоном дворцовой стражи менты и справились бы, но метатели дротиков с балкона быстро сделали бы из них подушечки для булавок или чехлы для шампуров – кому как больше нравится.
– Нет, блин, я что, так никогда тут нормально и не подерусь? – расстроился Жомов. – Ты, Рабинович, давай-ка решай эту проблему. А то что это у нас за отпуск получается? И драки мелкие, и напороться толком нельзя.
– Жомов, я тебе напорюсь! Еще глоток алкоголя, и я у тебя пистолет экспроприирую, а потом Матрешкину подарю.
Ваня от возмущения тут же потерял дар речи, а Сеня грустно усмехнулся и махнул рукой:
– Ладно, пошли отсюда. До Рамсеса нам, похоже, не добраться. Будем думать, что еще можно предпринять.
Однако просто так уйти не получилось. Забытые всеми старцы, которых все утро не было слышно, вдруг напомнили о себе, истошно заголосив. Трое ментов удивленно обернулись к ним, пытаясь понять, что же так неожиданно пробудило патриархов. Оказалось, что ничего нового не случилось. Просто старики, наконец, осознали суть происшедшего на дворцовой площади. Причем до Моисея это дошло быстрее.
– Г-г-г… – гневно завопил патриарх, тыча в сторону балкона скрюченным указательным пальцем. Менты замерли, ожидая перевода, но Аарон молчал. То ли был в шоке, то ли никак не мог проснуться. Андрюша решил ему помочь.
– Горе нам? – с надеждой в глазах обратился он к Моисею.
– Нет! – рявкнул патриарх, и все трое друзей от удивления едва не грохнулись на мостовую, а старец продолжил свою обвинительную речь. – Г-г-г…
– Не мни себя равным богу, Рамсес, ибо разверзнутся для тебя хляби небесные! – наконец принялся за работу Аарон. – Воля господа светла, праведна и непререкаема, и всякого, рискнувшего противиться ей, постигнут страшные кары. Голод, мор и девальвация валюты по сравнению с тем, что тебя ждет, лишь благом окажутся. И ты, сметенный, будешь молить о прощении, но вовек не получишь его, – довольный Моисей похлопал братца по плечу, тот не обратил на это никакого внимания. Старца уже понесло. Забыв о том, что его подопечный уже давно не мычит, Аарон продолжил вопить:
– И прискачет к тебе конь сивый, и на нем всадник с косой, и ад будет следовать за ним в полном составе…
Моисей вытаращил на штатного переводчика глаза и, чтобы привести того в чувство, отвесил старцу увесистую оплеуху. Тот едва не свалился на мостовую, но каким-то чудом все же удержался на ногах.
– Да иди ты… в Палестину! Сорок лет и все пешком, – отмахнулся Аарон от брата, а затем выковырял из мостовой оружие пролетариата и зашвырнул его на балкон. – Ты, Рамсесишка, козел египетский, слышишь меня? Иди сюда, сын жабы и крокодила, я тебе морду намылю, чмо поганое! Чего, не понял меня, блин, в натуре? По фене не ботаешь, фраерок?..
То ли присутствие ментов так сказалось, то ли на Аарона просто божественное откровение снизошло, но чем дальше, тем глубже начал он забираться в такие дебри блатного жаргона, что окружающие просто диву давались. Див же этот, не имея ничего общего с трубачами фараона, исплевался от одной только мысли о таком сраме и умчался на Восток, навек поселившись в тамошней мифологии.
Моисей, покраснев до корней седых волос от стыда за лексику собственного брата, больше самостоятельно его урезонивать не пытался. Подскочив к Жомову, он дернул омоновца за рукав и, замычав, ткнул пальцем в сторону распоясавшегося Аарона. Ваня понял все без переводчика. Хмыкнув, он подошел к старцу, вопящему о «нарах», «рамсах» и прочих блатных чудесах, и легонечко тюкнул его дубинкой по темени. Аарон хрюкнул и с выражением на лице, более приличествующим Цезарю во время убийства, спланировал на мостовую. На площади, наконец, стало тихо.
– Сотрясения нет? – озабоченно посмотрев на недвижимого Аарона, спросил у омоновца Сеня.
– Обижаешь, начальник! – широко улыбнулся тот в ответ. – ОМОН свое дело знает. Ничего страшного с этим горлопаном не случится. Пяток минут покайфует, а затем станет как новенький, будто только что…
– Вот только про маму не надо, – перебил его Попов. – Я уже и так борща хочу!
– Нежные мы какие, – фыркнул Ваня и посмотрел на Рабиновича. – Ждать будем, пока оральник очнется, или как?
– Или как! – безапелляционно заявил Рабинович. – Еще мы тут не торчали, как три тополя на Плющихе… И один пень, – добавил он, покосившись на Моисея, а затем вновь уделил все внимание омоновцу. – Если ты, Ванюша, не можешь заставить человека просто замолчать, не лишая его возможности самостоятельно передвигаться, то придется тебе Аарона на себе тащить.
– Да без проблем, – хмыкнул Жомов и взвалил старца себе на плечо, словно куль, скажем так, с костями. – Куда пойдем?
– На речку, – совершенно серьезно заявил Рабинович. – Там тихо, спокойно, прохладно и людей в это время почти не бывает.
Ваня с Андрюшей недоуменно переглянулись и, решив, что это утреннее купание вкупе со стиркой навсегда разожгло у Рабиновича любовь к Нилу, решили не возражать. Действительно, какая разница, где заняться развитием собственного слабоумия – в душном трактире или на мутной реке? Пожав плечами, оба двинулись следом за кинологом. Моисей завершал процессию, заботливо держась за болтающиеся из стороны в сторону ноги Аарона.
Впрочем, добраться до реки в тишине и спокойствии у друзей не получилось. Едва они покинули пределы дворцовой площади, как по улице, навстречу им, раздался топот ног приближающейся толпы. Сеня с Андрюшей мгновенно приготовились к бою, а омоновец, аккуратно сгрузив Аарона у стеночки, выступил в авангард. Менты решили, что это Рамсес, оскорбленный до глубины души жаргонной лексикой почтенного старца, вызвал по внутреннему телефону египетский аналог сослуживцев Жомова, и приготовились к серьезной схватке, но состояться ей было не суждено – ритмично топая по мостовой сандалиями, из-за угла на друзей выскочили Ванины новобранцы, возглавляемые невозмутимым Навином. Вооружено воинство было короткими дубинками, а головы украшали медные шлемы, явно на скорую руку переделанные из кастрюль.
– Товарищ старшина, взвод рекрутов в ваше распоряжение прибыл, сэр, – увидев начальство, тут же доложился Иисус.
– Ты погляди, что армейская служба с людьми делает, – ехидно восхитился Попов, хлопнув Рабиновича по плечу и указав пальцем на Навина. – Ведь этот лох еще пару дней назад, как последний чмошник, по трактиру ползал, а теперь, гляди, прямо-таки орлом стал. Грудь колесом, морда наглая. Только ефрейторских лычек на плечах не хватает.
