Сергей Панарин - Флаг вам в руки!
Слава серенадопевца накрыла Николаса, как сачок бабочку.
Во-первых, маркиза, ее слуги и соседи мгновенно разболтали в городе о совершенно новой трактовке серенадного искусства.
Во-вторых, а возможно, и в главных, барон Николас Могучий оказался первым рыцарем, который посчитал, что маркиза Знойненлибен торопит события.
Вот это было подлинной сенсацией. Все предыдущие соискатели добивались от маркизы спуска лестницы исключительно для выполнения полной программы.
Половину следующего дня столица болтала об очередном, теперь музыкально-амурном подвиге Николаса Могучего под балконом самой желанной женщины королевства. Безусловно, светские дамы завидовали маркизе за неизменный успех у мужчин и недолюбливали ее. Кто-то открыто демонстрировал ей свою неприязнь, кто-то тихо ненавидел, но все с ней считались, и было престижно иметь со Знойненлибен приятельские отношения.
После обеда к ней потянулись с неожиданными визитами великосветские львицы. Просьба была одна на всех: позволить тихо посидеть в комнате и послушать божественное пение Николаса.
Сначала маркиза отнекивалась, дескать, это не по правилам. Потом уступила первой, второй, третьей… К вечеру в ее комнате сидело пятнадцать слушательниц.
Сам же Николас оставался в счастливом неведении относительно нового витка своей популярности. Признаться, он вообще не представлял ее масштабов. Да, его узнавали, но он относил эту известность на счет «деревенского эффекта», то есть все друг друга знают, потому что народу не особенно много.
Утром принцесса Катринель с пристрастием допросила Колю, как все прошло. Парень рассказал. Когда он добрался до момента, где Знойненлибен сбросила лестницу, девушка помрачнела. Она становилась грустнее и грустнее, слушая о маркизе, рассыпавшейся в комплиментах, и лишь после слов солдата, – мол, букет вручил и сразу домой, – принцесса снова повеселела.
– Конечно, маркиза потрясающая женщина, – закончил своеобразный отчет Лавочкин, – но совсем не для меня. Звала сегодня еще что-нибудь спеть…
Катринель о чем-то задумалась, перебирая цепочку медальона.
– Можно посмотреть? – Коля протянул руку к украшению.
– Пожалуйста.
Принцесса расстегнула цепочку. Солдат покрутил медальон в руках и случайно раскрыл створки. Внутри были два портрета: девушка с золотыми волосами и русоволосый паренек.
Коля не успел как следует рассмотреть изображения: принцесса сразу вырвала вещь из его рук.
– Кто это? – спросил Лавочкин, возвращая вещь хозяйке.
– Да так… – Катринель спрятала медальон. – Вам будет не интересно…
– Родители?
– Н-нет.
Парень призадумался: «Бывает, девушке кто-то нагадает, напророчит жениха. Чуть ли не покажет! И вот у нее на портрете какой-то малый… А что, если этот малый – я? Жаль, не дала разглядеть получше!.. Наверняка все здесь происходящее – неспроста! Не с кондачка же я сюда попал?.. Девушка красивая. И я, кажись, не урод. Почему бы и нет?»
Вошел Хайнц:
– Барон, вам привезли готовые доспехи!
Солдат принялся рассматривать и примерять латы. Оружейники все сделали бесподобно: на отполированные до зеркального блеска железки нанесли по широкой красной полосе с золотым пробором. Внешний вид шлема навевал воспоминания о Терминаторе, Робокопе и прочих непробиваемых металлических киногероях. Эта ассоциация вселяла надежды на счастливый исход поединка.
«Авось не убьют», – вздохнул парень.
Он пошел в маленькую конюшенку Тилля, оседлал лошадь и поехал на урок верховой езды. Там он познакомился с точной копией турнирной площадки, покатался, тыкая жердью в соломенные чучела. Сначала получалось не ахти. Затем Коля поймал кураж и порвал три чучела. Учителя предложили прыжки через препятствия. Кобылка сигала через невысокие барьеры, неширокие ямы. Наездник ни разу не свалился, хотя однажды был чрезвычайно близок к падению. Учителя довольно улыбались. Маленькие победы прибавили парню оптимизма.
– Скажите, могу ли я выкупить Кобылку? – спросил у педагогов Коля после занятий.
– Это очень умное животное, замечательно работающее при обучении новичков, господин Николас. В бою или погоне она вам не особо сгодится. Все же она тяжеловоз, да и возраст…
– Я не собираюсь выигрывать на ней скачки, просто мы очень друг к другу привязались. Правда, Кобылка?
Лошадь кивнула.
Учителя назвали немалую цену, солдат достал специально захваченный кошель, отсчитал положенное. Ударили по рукам.
– Спасибо за уроки, – Лавочкин поблагодарил тренеров и покинул манеж теперь уже на своей Кобылке.
Он неспешно ехал домой (солдат начал мысленно считать жилище Всезнайгеля своим домом), сочиняя новую серенаду, и вдруг услышал пение-говорение уличных артистов: «Эй, фрау! Эй, фрау! Вы сегодня по-любому не правы!..»
– Ну, ничего нельзя в этой большой деревне сделать по-тихому, – пробормотал Коля.
Вернувшись к Тиллю, парень заперся в комнате и предался разучиванию сюрприза для Знойненлибен.
Стемнело, рыцарь стал собираться. В дверь постучала принцесса.
– Ты забыл про цветы… Вот, я принесла… – вымолвила она, протягивая алый букет.
– Ой! – ударил себя по лбу Коля. – Спасибо тебе, Катринель. Так неудобно вышло. Это я тебе должен цветы дарить.
Он топтался, не зная, что бы еще сказать, и вдруг ужаснулся:
– Ты выходила из дома?!
– Нет, – рассмеялась девушка. – Хайнца попросила. Не волнуйся. И удачи тебе.
– Спасибо. И… – парень поймал Катринель за руку. – Я обязательно напишу для тебя серенаду. Самую лучшую.
Под балконом маркизы Знойненлибен царила тишина. Снова жахнув фанфарами из рок-оперы, Коля возвестил даму о своем прибытии.
– Ах! Кто же это? – слегка настороженно спросила маркиза.
Солдат начал тихий отсчет, собираясь с силами перед довольно сложным произведением. Предстояло исполнить композицию «We will rock you» группы «Queen». Сделать такое на лютне было довольно проблематично. Днем Коля отрепетировал хитрый способ игры, когда лютня использовалась и как струнный щипковый инструмент, и как ударный. Вот под этот «тыц-тыц-брямс» и запел рядовой Лавочкин:
Здравствуйте, маркиза! Я приехал к вам на час,
привет, бонжур, хэлло, а ну скорей любите нас!
Я ехал к вам по бережку, я шел издалека,
как командир дивизии, аж нос до потолка.
Николас Могучий!
Николас Могучий!
Мне снятся ваши руки, и ноги, и глаза,
и стан манящий тоже, изящный, как лоза,
румянец на ланитах, фиалка в волосах,
и бюст, и что пониже, но я снова о глазах.
Это Знойненлибен!
Занна Знойненлибен!
О, милая маркиза! О, ангел во плоти!
Мечты мои амурные скорее воплоти!
Сгораю, словно факел, страдаю много дней…
Сказать по ком, ребята? Конечно же, по ней!
Это Знойненлибен!
Занна Знойненлибен!
После третьего куплета и припева Коля, не мудрствуя лукаво, снова пропел кусочек про то, что «ночь пройдет, пройдет пора ненастная, солнце взойдет».
Воцарилась тишина.
А через пять секунд ее нарушил шорох раскручивающихся шестнадцати веревочных лестниц. Потом на певца посыпался рой цветов. На балконе стояли великосветские львицы и рукоплескали.
– Ни хрена себе, аншлаг, – офигел Николас Могучий.
Он вскарабкался по одной из лестниц. Преподнес Занне букет. Извинился перед остальными, что не запасся на весь бомонд.
– А теперь, прелестные дамы, позвольте мне удалиться, – сказал Коля, обводя взглядом восторженных дворянок. – Боюсь, что мы с вами торопим события.
– Счастливо! Удачи послезавтра! Победы над Шроттмахером! Николас, вы душка! – заверещали ему вслед только что обретенные поклонницы.
Парень начал спуск, и тут до него донесся тихий голос какой-то дамы: «Бедный мальчик, такой молодой и талантливый… И так рано погибнет в дурацком поединке с этим чудовищем…»
Пальцы Колиных рук непроизвольно разжались, и рыцарь рухнул к ногам Кобылки. Было больно, особенно руке, на которую он неудачно оперся при падении. Парень, по-стариковски кряхтя, залез на лошадь. Поехал к Всезнайгелю.
Сутки непосредственно перед боем солдат запомнил плохо. Тяжко было на сердце, а тут еще и вывихнутая кисть болела. Весь день к нему шли незнакомые люди, желали победы, пытались ободрить. Вечером Тилль Всезнайгель подлечил ушибы да вывих.
Посидели втроем: Коля, Тилль и Катринель. Девушка и мудрец слегка подняли боевой дух солдата.
– Желаю тебе удачи, – проговорила принцесса. – И верю, что ты победишь…
Она поцеловала его в щеку. Коля зажмурился, слушая удаляющийся шелест платья.
– Спокойной ночи, Николас, – сказал Всезнайгель. – Позволь мне уйти без поцелуя.
Новоиспеченный барон лег в постель и мгновенно уснул: Хайнц напоил его чаем со специальной травкой из коллекции придворного колдуна.
…Невыносимо ярко светило солнце. Гремели трубы. Легкий ветер ласкал напряженные лица людей, сидящих на трибунах вокруг турнирной площади.
