Артур Арапов - Изобретатель
– Безобразие! – ответил сердито профессор. – Больше меня не беспокоить, ни по какому поводу!
Не прошло и минуты, как дверь в комнату открылась. На пороге оказалась молодая красивая женщина. Ещё секунда и её изящные белые туфли-лодочки, легко врезаясь в волны ковра, поплыли прямо к Петру Даниловичу. На плече женщины висел белый ридикюль из искусственного крокодила. На шее – тоже белый шёлковый шарфик. Одной рукой на ходу она пыталась поправить причёску, другой – волокла большой увесистый чемодан.
– Петя! Петенька! – восклицала она, плаксиво всхлипывая и тут же давясь прорывающимся изнутри радостным смехом. – Это я… Я всё вспомнила. Я вернулась. Петя! Петенька!
Несмотря на тридцать долгих лет разлуки она совсем не постарела и была так же прекрасна как в момент её сотворения. Профессор заплакал.
– Уйди мой сон! Молю тебя, развейся! – простонал он еле слышно неподвижными губами из-под мгновенно обвисших усов.
– Я не сон, – успокоила его актриса. – Я – твоя жена. Я всё вспомнила! Хотя сама не знаю, как нашла дорогу сюда.
Она нежно взяла его сильную жилистую, но омертвевшую руку в свою тёплую хрупкую ладонь и, прислонив к своей щеке, оживила дыханием поцелуя. В глаза «бананового магната» вернулся осмысленный взгляд. Приподнявшись с кресла, он уже собственноручно протянул вторую руку к любимой актрисе и крепко обнял свою жену.
Изобретатель, видевший всю процедуру встречи своих родителей, снял с себя невидимый костюм, положил его обратно в портфель и вышел из «летающего дома», в который залетел минутой раньше. Сердце его уже немного успокоилось. Довольный собой он направился к горе, в которой размещался дворец «бананового магната». Ему тоже натерпелось встретиться со своей матерью.
– Где наш мальчик? робко спросила женщина, успокоив профессора и сама немного отойдя от волнения. У нас ведь родился сын…
Пётр Данилович в ответ нежно улыбнулся и медленно моргнул глазами. Это могло означать только одно с её ребёнком всё в полном порядке.
– Он, наверное, совсем большой?.. Кем он стал пока я… пока меня не было?
– Твой сын похож на тебя…
– Он тоже ушёл из дома?! искренне испугалась актриса.
– Нет, я имел в виду, он так же прекрасен. Да, он вырос… в доброго славного человека, хотя и унаследовал некоторые черты моего характера.
– А где он сейчас? Он живёт с тобой?
Профессор боясь, что от волнения с его женой может опять что-нибудь произойти мешкал.
– Да. Только не волнуйся, – произнёс он медленно. – Наш сын здесь. Думаю, он сейчас трудится в мастерской… Я позвоню, чтобы его позвали…
– Я не волнуюсь, Петенька! И, пожалуйста, не волнуйся сам…
– Не надо звонить, папа, я уже здесь, – произнёс Прохор, входя в комнату и направляясь к родителям. Здравствуй, мама!
54
Любовь родителей к детям, любовь детей к родителям, что может быть прекраснее и возвышенней этого чистейшего из чувств?! Сколько раз ребёнок плакал вдали от мамы!.. Разлука порой бывает мучительно долгой… Но разве кто-то свыше обещал что всё будет именно так как мы того пожелаем? Разумеется, нет! Вследствие этого печального факта стоит ли иметь право не радоваться внезапной встрече с самым кровно-близким родственником?!
Весь месяц они не расставались ни на минуту. Прохор так привязался к своей матери, что забыл все детские обиды, которые были ещё недозабыты. Профессор был счастлив. Семья воссоединилась.
Но, как не велика родительская любовь и любовь детей к родителям, бывает страсть и сильнее.
Вновь и вновь вглядываясь в фотографии Алайи бережно хранимые в памяти планшета подаренного инопланетянкой, Прохор уносился всё дальше и дальше. Ему уже не было интересно проводить время с родителями или в отцовской лаборатории. Не так как прежде радовала компания друзей. Даже Бим задорно заигрывающий с его ботинком не мог вернуть ему былое, вечно радостное расположение духа. Он грустил. Тосковал. И всё больше укреплялся в безумной мысли, что неизлечимо влюблён.
Ни на секунду не переставая думать о далёком синеволосом существе, утопая в своих мечтах ночь напролёт, изобретатель писал стихи:
Алайа. Дивия. Лепос.
Инозвёздные тролли.
В унисон камертона
кванты, кварки, частицы.
Неразгаданный ребус.
Апельсиновый колер.
И глаза – два фотона
бытия небылицы.
Попади его «труды» в руки даже самых достойных критиков, они бы ровным счётом ничего не поняв, охарактеризовали бы труды влюблённого сумасшедшего одним только словом бредятина!
«Эх, – думал о себе под утро ночной поэт. – Это надо же, дорвался до изобретения поэзии! Да-а-а! Никогда не думал, что озабочусь сплетением из слов подобной космологии».
В пятницу после обеда Прохор вошёл к отцу в кабинет. Профессор, крутя пальцем ус, дочитывал свежую «Честную правду».
– Врут! – заключил он и швырнул газетёнку в мусорную корзину. – Всё врут! И правильно делают. Правду лучше не знать, с ней жить страшно.
– Не знаю, как вы с мамой к этому отнесётесь, – начал Прохор. – Мне кажется, я должен обзавестись семьёй – женой, детьми и всем что к этому должно прилагаться.
– Это чудесно, сын! обрадовался Пётр Данилович.
– Даже очень… чудесно… папа, – вздохнул Прохор. Дело в том, что она… не отсюда.
– Не местная? Мы можем перевезти её сюда. Вместе с семьёй. Места на всех хватит.
– Она, к сожалению, совсем не местная.
Помолчав, изобретатель добавил:
– Она с другой планеты.
– С другой планеты? брови профессора поползли по лбу, лицо растянула гримаса удивления. Разве на Земле мало хороших девушек?
– Я полюбил неземную.
Пётр Данилович прошёлся из стороны в сторону.
– Можно перевезти и с другой планеты, – пробубнил он озадаченно. Далеко от нас её галактика?
– Далеко-то далеко… Дело в другом. Я не знаю, любит ли она меня?.. И, вообще, она ли это?
– Как понимать? опешил отец.
– Очень просто, я не вполне уверен, что моя избранница женского пола.
Профессор так и сел в кресло.
– Но, сын! Как же ты можешь говорить о любви, семье и детях, когда даже не знаешь, какого она пола? выдавил из себя отец безумца. В голове его прозвенела дикая мысль. Прозвенела она о том, что его сын сошёл с ума.
«Пора завязывать с космическими путешествиями, – пустил он свою мысль в другое русло. Этот перелёт, видимо, плохо подействовал на парня… Ничего! Если не оклемается, приму меры. А не справлюсь сам, призову на помощь лучших медиков».
– Сердцу не прикажешь, папа, – только и смог ответить измученный любовью человек. Может быть ещё и потому, что меня родила женщина-клон?..
Ночь была ясной, звёздной и тихой. Ни одним звуком не нарушил тишины человек, пробравшийся к космолёту. Способствовало этому таинству и то, что человек был невидим и пробирался не касаясь земли ногами. Под пальмами и банановыми деревьями мирно почивали павианы в обнимку с пингвинами. Старый попугай, спящий на ветке, не пошевелил и ухом, когда человек в космолёте медленно поднялся над островом и уплыл в сторону созвездия близнецов.
Да, это был изобретатель. Свой невидимый костюм на этот раз он захватил с собой. Беззвучно подняв космолёт, с помощью антигравитатора в небо и улетев подальше от острова, где-то высоко над океаном он задействовал реактивный двигатель. «Космическая кастрюля» помчалась к Дивии. Увы, Прохор был настолько опьянён любовью, что даже не подумал о топливе. Горючего в резервуаре было ровно на полпути.
– Петенька, тебе не спится? – полусонная женщина, приоткрыв свои чудесные глаза, увидела, как её муж сидит на постели и смотрит в окно. – У тебя что-нибудь болит?
– Нет. Всё хорошо. Просто увидел пролетающую звезду. Возможно, это был всего лишь спутник.
– Ты загадал желанье?
– Да. Но я не скажу тебе какое. Спи…
Узор звезд за окном улыбнулся озорной улыбкой. Пётр Данилович через тонкое одеяло нежно погладил жену по ягодице и лег рядом. На самом деле думы профессора были нехорошими. Разговор с сыном не выходил у него из головы. Всю ночь он толком не спал, стараясь поменьше ворочаться, чтобы не потревожить любимую женщину. С первыми лучами рассвета «банановый магнат» накинул свой любимый шёлковый халат расшитый золотом, вышел из спальни и направился в комнату сына.
Кровать изобретателя была пуста и аккуратно заправлена. Открытая тетрадка лежала на столе. Рядом лежала и авторучка. Сын великого учёного поступил не разумнее любого влюблённого мальчишки. Тетрадный листок в клетку вмещал в себя короткое письмо. Нервно-размашистым почерком Прохора Клюева это письмо говорило:
«Прости меня, папа, но я не мог не улететь. Я люблю её… и она должна это знать! Понимаю, мой поступок похож на безумство. Но, обещаю тебе, это первое и последнее подобное безумство в моей жизни! Знаю, ты простишь меня, ведь тебе, как моему отцу, хорошо известно, что я не умею препятствовать собственным правильным убеждениям. Ты сам научил меня этому. Теперь, когда рядом с тобой моя мама тебе будет намного легче пережить нашу разлуку. Надеюсь, когда-нибудь я вместе со своей любимой ещё вернусь на Землю. Если отец отпустит её со мной».
