Артур Арапов - Изобретатель
Как и водится в подобных случаях, хозяин застолья должен был произнести умный тост. «Банановый магнат» временно отдал бразды правления собственными мозгами профессору, собрался с мыслями, быстро представил поучительную картинку и начал:
– В далёком, очень-очень-очень и очень далёком будущем, когда погибло всё человечество, выжило только две обезьяны. И одна из них решила завладеть всем миром. Тёмной, тёмной ночью она подкралась ко второй обезьяне и убила вторую обезьяну. Сбылась её мечта она завладела всем миром! Но, увы, уже никто не мог об этом узнать, ведь она осталась совсем одна… Так выпьем же за то, чтобы любая, даже самая умная обезьяна, прежде чем что-то сделать, хорошенько подумала!
Лена, сидящая рядом с профессором, со страшным интересом слушала его рассказы о планете Дивия. Весело смеялась над схожестью с цаплей искусственной секретарши Синха Зины. Сочувствовала серо-фиолетовым существам, не имеющим рта, зато имеющим огромные уши, чья способность летать не влияет на отсутствие умственных способностей. Поступок синеволосого существа с именем Алайа привёл бывшую продавщицу в восторг, а поднятие на ноги старого инопланетного космонавта, пострадавшего от путешествия на Землю, вызвал такое умиление, что на глазах её проступили слёзы. Про подвиги тайной борьбы со Скирдом Пётр Данилович предусмотрительно умолчал.
Потом разговор перешёл на Землю. Профессор не преминул пожурить бесхозяйственность островитян, до кучи обругал власти всех существующих народов и вступил в жаркий спор с одним из старейших аборигенов.
– Стоило ли стольким умнейшим учёным, – доказывал «банановый магнат». – Строить свои разумнейшие теории, делать важнейшие открытия, чтобы так называемое человечество толпа живоглотов! – благодаря этим же открытиям втаптывало само понятие «прогресс» в тупейшее болото?! Уверяю Вас, мой милый товарищ, Политика, наука, культура – всё это магнит для грязного тщеславия. Причём оно, воруя чужие идеи, нагло пользуясь чужими талантами, взбирается на самую верхушку и мягко сидит там верша свою «истину».
И аборигену не было что возразить. Он вообще не понимал по-русски.
Миша с Прохором, выйдя из-за стола, расположились на берегу озера. Зимнее время года на острове находящемся на экваториальной параллели нисколько не отражалось. Тут была даже не весна, свойственная островам такого типа в зимние месяцы, а вечное лето. Свой особый климат, как упоминалось, поддерживали специальные устройства, разработанные и внедрённые профессором в биосферу каждого метра острова. Не смотря на заросший сорняком берег, озеро дышало чистотой и приятной прохладой. Давно не видевшим друг друга друзьям было о чём поговорить. Ромашкин вёл себя странно, то ли отвыкнув от общества изобретателя, то ли стесняясь собственного неведения в некоторых вопросах. Как-то издалека, он начал говорить про неплохой урожай папайи, вспомнил вскользь об их весёлом полёте на «летающем доме», резко перевёл тему на женщин и смолк. Прохор продолжил за него:
– Женщина – это самая прекрасная из всех божьих тварей, существующих в природе!
– Да уж, та ещё тварь! – без задней мысли согласился Ромашкин и тут же задумчиво поведал. – Кстати, мы с Леной… подумали… В общем, она… хочет за меня замуж.
Глаза изобретателя округлились.
– А ты? – спросил он сквозь нарастающую улыбку.
– Она неплохо научилась готовить, – промямлил Миша, пожимая плечами. – И гладить мои брюки… Да дело и не в том… Бим к ней привязался… очень…
– Ну, ты и шутник! – расхохотался Прохор
– Чувство юмора мне никогда не изменяло… в отличие от жены, тёщи и собаки, – подтвердил будущий муж бывшей продавщицы.
– И как же на это смотрят твои холостяцкие убеждения? – подтрунивал Клюев.
– А что? – девушка она симпатичная, не то, что моя бывшая стерва… Вот, кольца золотые купил у местного барыги-туземца. Сам деньги заработал! – гордо заявил бывший бедный колхозник. – Пока вы там по космосу летали, я тут сельским хозяйством занимался.
52
Вечером сын и отец сидели в мягких креслах в апартаментах «бананового магната». Уставшие от космических перелётов, они оба позволили себе «пригубить» по бутылочке кокосовой наливки, заготовленной по особому рецепту самого Петра Даниловича. Разговаривать о науке, наверное, впервые в жизни, им обоим не хотелось.
Разморённый, не просто наливкой, но, вообще, всем земным окружением, Клюев-младший вспоминал проведённое с отцом, то далёкое время, когда он был ещё ребёнком. Вдруг, прервав рассказ о своих детских впечатлениях, изобретатель спросил:
– Папа, почему ты никогда не рассказывал мне о маме?
– Не надо, сын, – умоляюще попросил профессор.
– Я должен знать! – настаивал изобретатель.
С болью в сердце и дрожью в голосе, Пётр Данилович отважился поведать сыну правду о его таинственном происхождении.
– Боюсь, тебя это огорчит… Твоя мать была точной копией одной очень знаменитой актрисы…
– Мэрилин Монро?
– Только не перебивай меня, пожалуйста, раз уж я взялся… Нет, не Монро… Твоя мать была моим первым экспериментом. Сейчас это называется – клон…
– Ты хочешь сказать?..
– Ещё раз прошу, не надо… Я тоже был молод, хотя и талантлив. И, как не банально, по-юношески влюблён в киноактрису. Практически со всех стен коморки, при мастерской моего наставника, у которого я тогда и трудился и ютился, улыбалось своей миловидной улыбкой это сказочное «мимолётное виденье», как говорил один мой знакомый… Да, я не спал ночами, и… однажды, мне явилась сумасшедшая мысль – правда, тогда она показалась не сумасшедшей, а гениальной – я создал точную копию моей любимой актрисы! Она была – один к одному. Вернее, одна к одной. Руки, ноги, лицо, талия, бёдра… И если бы нашёлся человек способный пересчитать все волоски на её теле, уверен, их оказалось бы ровно столько же, сколько на оригинале! Да, сын мой, в молодости я был ещё способнее, чем сейчас. И вот… Она была моей! Как ни странно, мы полюбили друг друга самой настоящей человеческой любовью! Её чувства были настолько глубоки, что я забывал, что передо мной всего лишь на всего искусственно созданное нечто – клон. Да, она была клоном, но она была самым прекрасным человеком!
Расчувствовавшийся профессор смахнул накатившуюся слезу и продолжил исповедь.
– Через год я отвёз её в роддом: ей было пора рожать нашего первенца – тебя. По стечению роковых обстоятельств, в это самое время в автокатастрофе погибла, как я узнал из газеты, та, которая явилась «эскизом» твоей матери. Естественно, за год сладкой семейной жизни я и думать о ней забыл. Глядя на твою мать, я видел перед собой уже не какую-то звезду киноэкрана, а именно свою половинку. Но… Повторяю. Стечение роковых обстоятельств!.. Роды были не трудными, но, что-то не срослось. Родив тебя, она напрочь потеряла память. Как я не бился, ничего не помогало… Однажды, она ушла и больше никогда не возвращалась. Потом пошли слухи, что актриса воскресла. Её опять стали снимать и показывать в самых красивых фильмах. Я-то знал, кто на экране… Мои попытки вернуть её в семью не имели успеха. Она, почему-то, охотнее верила своим фильмам, чем мне – своему мужу с её сыном на руках…
Профессор замолчал.
– И что стало с ней потом? – выдержав паузу, спросил дрогнувшим голосом Прохор.
– Она долго жила со своим мужем – писателем, по роману которого был поставлен лучший фильм, в котором она сыграла главную роль. Говорят, он хороший писатель, я в этом не разбираюсь… Но детей у неё больше не было…
– А сейчас? Моя… мама… жива?
– Не знаю, сын. Увы… С тех пор, как сам биолог Пётр Данилович Клюев для мира умер, я давно ничего не слышал, ни о ней, ни об её муже-писателе. Все фильмы с её участием в прокате старые. В новых кинолентах я её не узнаю.
– Мне бы очень хотелось хотя бы раз её увидеть.
– Ты, конечно, хотел бы увидеть её лично, а не картину, где она играет?
– Да, – подтвердил изобретатель задумчиво, и в его затуманенном мозгу в этот миг созрела интересная мысль, которую он не стал раскрывать отцу.
53
Следующий день ознаменовало красно-праздничным цветом одно совершенно невероятное событие. Не забегая вперёд, следует начать с самого начала.
Прохор, похоже, всё утро провозившийся в отцовской лаборатории, со странной улыбкой на губах отправился на озеро, искупался в чистейшей воде, потом нашёл всё ещё привязанный к пальме «летучий дом» и скрылся за его невидимыми стенами.
В отличие от сына, профессор проспал до полудня и не выходил из своей уютной комнаты ни на завтрак, ни на обед.
Полулёжа в мягком турецком кресле, напротив открытого в цветочный сад окна и попивая какао, Клюев-старший силился прочесть вторую главу якобы научно-фантастического романа нового, но уже очень популярного автора. Зазвонил телефон. Профессор нехотя протянул руку к трубке. Вчерашний поздний разговор с сыном под излишнюю порцию банановой наливки делали своё дело. Фантастически глупая книга, как она не пыталась, не могла увлечь в себя умного, но рассеянного читателя. Профессор уже собирался отложить чтение и просто дремать. Туземец-француз, путая все языки, которым его обучили, кричал в трубку сразу на всех наречиях что-то невнятное.
