Иван Мроев - Дорога через миры (сборник фантастических рассказов)
— Очень плохо, господин техник-капитан. Выражаю вам своё неудовлетворение, — с плохо скрываемой иронией произнёс генерал.
— Виноват, Ваше Превосходительство! Как офицер, ответственный за технику полка, всё время провожу в парке, работаю с техникой! Извольте видеть, она у меня в образцовом порядке! — выпалил несчастный капитан на одном выдохе.
В глазах полкового командира загорелась надежда. Техника и впрямь содержалась Ивановым в отменном состоянии, с машинами он находил общий язык гораздо лучше, чем с людьми.
— Надо будет — и технику посмотрим, — усмехнулся генерал. — Только кажется мне, господа офицеры, что уже по состоянию этого кабинета можно сделать вывод о полке.
Офицеры свиты согласно закивали.
Закончив стендовое позорище, перешли к размещению Государственных Символов.
— «Портрет Государя Императора в военном мундире любого полка, размером 25 на 15 см, располагается на расстоянии…»
Клерки залезли под потолок, пошуршали линейками и разочарованно доложили, что отклонений нет. Ещё бы! Портреты стандартные, продаются централизованно. А вот как Иванов ухитрился прибить портрет там, где надо, миллиметр в миллиметр — осталось непонятно.
— «Герб Российской Империи размещается…. Государственный Флаг…»
Герб хоть и был правильным, но висел на полсантиметра правее, чем надо, что сразу привело к формулировке: «Размещение государственной символики не соответствует Высочайше утвержденной методике».
А дальше началось самое интересное.
— «Портрет Великого Князя Сергея Михайловича расположен…»
— Сергея Михайловича?!.. — удивлённо округлил глаза командир — А он почему?
— Господин полковник, вы меня удивляете! — добродушно прогудел генерал. — А кто у вас шеф округа?
— Великий Князь Алексей Михайлович, — растерялся командир.
— Был. А с позавчерашнего дня — Сергей Михайлович. Великий Князь Алексей Михайлович Высочайшим повелением назначен шефом лейб-гвардии Московской танковой бригады. Недостаток вам…
— «Портрет Великого Князя Константина Михайловича расположен…»
Командир опять округлил глаза.
— Шеф Морского корпуса. Вы ему подчиняетесь, в порядке Императорского рескрипта за номером 334, как члену Императорской фамилии.
— «Портрет Великого Князя Андрея Михайловича расположен…»
— «Портрет Великого Князя Дмитрия Михайловича расположен…»
У Императора было пятеро братьев, три двоюродных брата, четверо племянников и дядя. Кроме того, Императрица, вдовствующая Императрица — и прочая, и прочая, и прочая… И все они — согласно Рескрипту… Бог ты мой… Кроме того, не было портретов командира полка, дивизии, командующего округом, военного министра, премьера и многих других.
— А вы что хотели, господин полковник?! — зарычал генерал, взбешённый вопиющей невнимательностью командования полка к состоянию дел в Императорской фамилии. — Всё ныли, что сложно перевесить портрет Президента раз в четыре года при демократах. Царь-батюшка вас научит порядку! Завтра же устранить!
Всю ночь в штабе кипела работа. Солдаты под руководством офицеров делали плакаты с хирургической точностью. Из сети скачивались портреты князей и княжон, командующих генералов и военных чиновников. В городе скупили все рамки под фотографии.
Утром штаб представлял собой филиал Третьяковской галереи. В каждом кабинете и коридоре на стенах кучно были развешаны портреты мужчин и женщин, увешанных орденами, с сарказмом поглядывающих из рамок на замученных офицеров. Свободного места на стенах практически не оставалось. Генерал со свитой ахнули и замерли, обозревая обилие портретов в галерее. Потом начали лихорадочно сверяться с Методикой.
Всё точно! Ни одного лишнего и ни одного недостающего.
Офицеры полка со злой радостью смотрели на ступор проверяющих.
Генерал задумчиво хмыкнул, потом забрал у адьютанта листок со вчерашними «недостатками», передал его командиру.
— Отдаю должное вашему организационному таланту и снимаю все недостатки. А методике, — генерал обвел глазами императорское семейство, — …
* * *— Да проснись же! — Иванова толкал его сосед по кабинету. — Ты чего? Сейчас же придут!
Иванов поднял голову с исторического романа, на котором уснул, и привстал с кресла. Приснится же!
Сосед задумчиво повертел головой по сторонам:
— Ну, всё готово. Портрет Президента будем вешать, или ну его?..
— Будем! — подскочил капитан Иванов. — Непременно будем!
Рю. Танатос Четырнадцатый
У Генерального секретаря Организации Объединённых Наций Мориса Тореза с самого утра ужасно болела голова. Дело не могли поправить и сообщения, которые с начала рабочего дня поступали на его терминал: группа левых террористов «Светлый путь Председателя Мао» этой ночью похитила четырнадцать перуанских католических монахинь в возрасте от 14 до 83 лет и угрожала каждый день подвергать насилию одну из них, начиная со старшей, если Римский Папа не подаст в отставку. Это походило на какой-то кошмар — не далее, как вчера блок арабских экстремистов захватил восьмерых раввинов и требовал того же самого, то есть ухода верховного понтифика. Единственное, чего не сообщили, будут ли они насиловать раввинов. Безусловно, их акция была ответом на дерзкий расстрел в Ашхабаде четырех мулл членами ОНСР (Организации национал-сионистских революционеров), требующих немедленного вывода иорданских войск из Хайфы и Эйлата и созыва международной конференции по правам еврейского меньшинства на Мадагаскаре. Так или иначе, Ближний Восток в любую минуту мог взорваться, как он и обещал в течение вот уже восьмидесяти последних лет. Между прочим, Южная Америка тоже, не говоря о Центральной Африке, Средней Азии и Восточной Европе.
— Ну, и при чём тут, спрашивается, Римский Папа? Что это он всем как кость в горле? — недовольно бормотал Торез, бегло просматривая обновлённую базу данных комиссии по борьбе с национальным и международным терроризмом. Чем больше он вчитывался, тем меньше понимал. Проклятая мигрень же и не думала сдаваться, не обращая никакого внимания на две таблетки новейшего средства «аспалгин», которые он принял сразу же после пробуждения. Он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и одновременно нажал кнопку интеркома.
— Черчилль? — процедил он сквозь сжатые зубы.
— Я вас слушаю, господин генеральный секре… а-пчхи! — раздалось из скрытых динамиков, и на большом экране напротив возникло жизнерадостное лицо его помощника. Собеседник Тореза уже две недели невыносимо раздражал своим бесконечным насморком. Торез от всей души ненавидел этого худого долговязого англичанина, но с ним приходилось мириться, поскольку распределение мест во всех международных организациях руководствовалось строгим принципом: если председателем был британец, то его заместителем — француз, и наоборот. Какой-то умник из Совета Экспертов, кажется, русский по имени Николай Романов, называл этот дурацкий принцип «Антант Кордиаль» — один бог знает, где он выкопал это название.
— Не могли бы вы уже что-нибудь сделать, наконец, со своим носом? — укоризненно произнёс Морис Торез.
— Я стараюсь, — ответил Уинстон Черчилль, лучезарное настроение которого не мог испортить ни насморк, ни упрёк шефа. — Я даже успел сдать с утра анализы. А завтра иду на приём к профессору Павлову.
— Да-да, к профессору… знаете, что? Принесите мне аспалгина… или нет… лучше пригласите доктора Но. Надеюсь, он уже пришёл?
— Как вам угодно, господин генеральный секретарь, — любезно ответил Черчилль и отключил связь.
Торез повертелся в гидромассажном кресле, устраиваясь поудобнее (спинка и сиденье тщательно отслеживали все его передвижения, стараясь подобрать наиболее оптимальный наклон, мягкость и упругость), закрыл глаза и попытался вытеснить боль из сознания, переведя мысли на что-нибудь более приятное. Это оказалось не так легко: мысли то и дело возвращались к его жене Элен, которая вчера вечером улетела в Екатеринбург «за покупками», как она выразилась. Бездельница, весь мир знает, что куда дешевле и приятнее делать то же самое в Найроби. Он и сам бы с удовольствием отдал половину месячного содержания, чтобы забыть о делах и оказаться в эту минуту где-нибудь подальше… монгольский атташе недавно показывал ему отличное место недалеко от Найти-Майлз-Бич в Новой Зеландии. Свежий океанский бриз… лодка, лениво качающаяся на волнах… удочка, брошенная через борт, удобное надувное кресло и бутылка холодного пива, говорят, прямо из Чешских Будеёвиц… Боль отступала.
С новозеландского побережья он был извлечён самым внезапным и бесцеремонным образом — скрипом входной двери. Отчаянно стараясь побыть в раю своих грёз хотя бы ещё минуту, он слабо махнул рукой пришедшему эскулапу:
