Екатерина Федорова - Способ побега
Леха, сидевший рядом, приоткрыл глаза и критически обозрел сидящего Тимофея. Потом, покачав головой, грустно произнес:
— Нет, с тобой точно не все в порядке. Ты что, этому зубастому аэробусу о любви толкуешь?
Тимофей прижал палец к губам, призывая того молчать.
«Рассказывай, — попросила драконша, — расскажи мне о любви все. Когда она начинается, что бывает, если к кому-то чувствуешь это, как ты сказал, высокое чувство!»
— А чем она кончается, ты ей тоже будешь рассказывать? — весело спросил у него Леха.
Тимофей ответил насмешливой улыбкой:
— Нет, это я оставлю тебе.
— Да я просто так! — Леха дрыгнул ногой и поспешно начал укладываться на пол. — Только этого мне и не хватало — драконам курс сексуальной подготовки читать… Я ложусь спать. Больной я и на голову контуженный. И не вздумай меня будить!
— Спи спокойно… — проворчал Тимофей, поспешно обдумывая, что бы сказать драконше. — Тебя я точно не потревожу — еще испортишь девочку.
Леха засопел носом, изображая сон. Гортензия сверху капризно напомнила:
«Я жду».
— Гм… — Не о поцелуях же ей рассказывать! И не о прочих плотских удовольствиях.
Вот если бы вместо драконши рядом с ним оказалась Мриф, он бы точно знал, с чего следует начать. Тимофей сунул руку в карман джинсов и нащупал на дне жемчужинку, перекочевавшую туда с кудрявых волос эльфессы. У древних греков вроде бы имелся самый подходящий эпитет для таких волос — прекраснокудрая… Мриф была именно такая — и даже еще прекраснее, чем могли представить себе гомеровские греки. На лице Тимофея появилась блаженная улыбка, которая, впрочем, почти тут же исчезла. Он вернулся с небес на землю. Вряд ли Мриф когда-нибудь позволит просвещать себя. Вот если бы они вернулись героями и победителями, тогда, возможно…
Тимофей оборвал очередной виток своих фантазий. Как он это себе представляет? Она — подруга самого короля. Что, король Михраэль напьется на вечеринке в честь их радостного возвращения и завалит где-нибудь в кустах лучшую из подружек Мриф… а та, разобидевшись и расчувствовавшись, тут же переметнется именно к Тимофею? Она — гордая эльфесса. И прекраснейшая из женщин, которых он когда-либо видел. Он ей не пара.
Гортензия, напоминая о себе, нетерпеливо брякнула по прутьям решетки мощным хвостом.
После короткого раздумья он запрокинул голову, полузакрыв глаза. И начал довольно вдохновенно врать:
— Любовь — это такое чувство… Великое и чистое.
«Это не слишком точное определение», — пожаловалась Гортензия.
Он подумал и решился дать более точное определение.
— Это когда какое-то существо становится для тебя очень близким. Не в смысле расстояния. А в смысле того, что это существо становится словно частью… частью твоего крыла. Понимаешь? И если с ним что-то случится — лететь ты, конечно, сможешь, но оно будет тебя все время беспокоить.
«Крыло, часть, беспокоить… — задумчиво протянула Гортензия. — А я слышала совершенно другое. Про любовное томление, вздохи на скамейке…»
— Ну и это тоже, — неуверенно сказал Тимофей. — Но это только между особями одного вида.
«Ах! — Драконша наверху игриво извернулась, взмахнув крыльями. По камере пронесся небольшой ураган. — Нельзя мыслить так узко. Значит, ты мог бы рассказать мне про все это».
— Ну, в каком-то смысле… — туманно высказался Тимофей. — Наверное, мог бы. Только, боюсь, что это в данной ситуации невозможно.
«Почему?» — Гортензия пришла в возбуждение.
Тимофей снизу видел когти, переминающиеся по решетке.
Он вытянул ногу и похлопал себя по бедру.
— Вот из-за этого. Гортензия, я слишком серьезно ранен. И если не получу немедленную помощь, то, боюсь, долго не проживу.
«О-о! — Драконша опять извернулась, вытянула шею и приблизила голову к тому месту на решетке, под которым он сидел. Потом неуверенно проговорила: — А тебе нельзя как-нибудь помочь?»
Тимофей едва не подпрыгнул на месте. Так. Они подошли к самому тонкому месту в его интриге. Он бросил взгляд в сторону сокамерников. Теперь следовало быть очень осторожным. Наверняка общество отставных каудильо давно уже прислушивается к словам и фразам, которые странный парень из их камеры бросает в пустоту. И вряд ли они верят, как верил простодушный Леха в самом начале его беседы с драконом, что Резвых сбрендил…
— Помочь могут. Но не здесь, — коротко произнес Тимофей, надеясь, что Гортензии этого хватит, что бы домыслить все остальное.
«А тогда где?» — бухнуло в голове.
— Сначала надо… — Он сложил растопыренные ладони в бабочку и помахал ими, изображая полет вверх. Потом добавил: — Я не могу говорить точнее. Гм… Ты должна сама сообразить.
Гортензия вернулась на свое место в центре решетки.
«То есть ты должен выбраться из этого тихого места?»
— Угу.
Драконша теперь сидела мордой к нему, а хвостом к самой дальней стене камеры.
«Но это же невозможно. Ты под этой проволокой…» — наконец догадалась Гортензия.
— Точно! — От нетерпения он почти выкрикнул это слово.
Сокамерники, до того изображавшие вежливое безразличие, начали поворачивать к нему мордылица. Тимофей спохватился.
— Гортензия, может, ты будешь читать у меня в голове? — скороговоркой предложил сэнсэй, стараясь говорить как можно тише. — Не хотелось бы говорить о таком вслух…
«Я не могу, — скорбно сказала Гортензия. — Ко всем моим бедам, я еще и неполный телепат. Я только передаю, а не читаю…»
— Гм… — Вот уж не везет так не везет. Если он и дальше будет обсуждать вслух всякие пикантные детали, то сюда могут набежать ребятки с пиками наперевес.
Насторожившиеся сокамерники были не менее опасны. Общество изгнанных диктаторов не погнушается в самый решающий момент пробить себе путь на свободу прямо по головам землян.
Гортензия сверху шаркнула лапой по прутьям. Звук вышел такой, словно железом проехались по железу.
«Ты хочешь использовать меня, чтобы выйти отсюда». — Это был не вопрос, а утверждение.
— Да, — Тимофей решил, что честность лучше всего.
«А что потом будет со мной?»
— Э-э… — Неужели эта страшная махина не знает, куда ей податься на воле? — Ты можешь присоединиться к нам. У нас уже есть один дракон. Эскалибур. Такой здоровый парень, багровый, весь в черных прожилках. Мы будем все вместе, э-э… — И почти в приступе отчаяния он добавил: — И я смогу тебе рассказывать о любви. Подробно, каждый день.
«Я не хочу на свободу. Здесь тихо, спокойно».
— Да, как в могиле, — подхватил он. — Послушай, ты же дракон. Рожденный летать сидеть на решетке не может. И не должен.
«Я плохой дракон, — голос драконши отозвался под черепной коробкой тихим виноватым эхом. — Я неполный телепат. И еще я не умею летать. О-о, как отвратителен мир, взирающий на меня с таким презрением!»
Тимофей сглотнул. Так рассчитывать на два драконьих крыла — тем более что над самой драконшей никакой решетки не было видно — и промахнуться. До этого задача казалась пустяковой — попросить Гортензию проплавить решетку, вылезти и сесть ей на холку, а уж там попробовать найти эльфа…
— Гм… А изрыгать пламя ты тоже не умеешь? — почти заискивающе спросил он.
«Только это».
Это было уже кое-что.
«Расскажи мне про любовь в вашем виде», — попросила опять Гортензия.
Он уселся поудобнее, с усталым вздохом уложил больную ногу повыше.
— Это… это начинается со взглядов. Особи моего вида сначала смотрят друг на друга, потом понимают, что они нравятся друг другу, потом начинают разговаривать. Потом они встречаются наедине…
«Наедине?» — тихо вздохнула Гортензия.
— Да. Потом они все чаще встречаются наедине.
Дракон наверху вдруг решительно взмахнул крыльями. И свел их перед собой, соединив в круг.
«Я помогу тебе выбраться на свободу, человек».
— Буду признателен, — пробормотал человек, теряясь в догадках, чего же он такого сказал, чтобы подвигнуть вялую Гортензию на это предложение. — А теперь, гм, я буду еще более признателен, если ты немного помолчишь, Гортензия. Я должен как следует обдумать все.
«Да, — царственно согласилась Гортензия. — Думай, Тимоха».
И он начал думать, стараясь не отвлекаться на боль в ноге.
* * *
На исходе третьего дня, в течение которых самка гоблинов так и не появилась, измученный ожиданием Вигала решил действовать. Оружия у него было немного — жилет, который он подобрал в углу и скрутил в жгут, и собственные руки. Все это время гоблин приносил еду достаточно регулярно — три раза в день. Соответственно завтрак, обед и ужин. За несколько минут до ужина на исходе третьего дня Вигала занял позицию сбоку от косяка. Дверь открывалась наружу. Если маг-оружейник не соврал и к внешней стороне двери действительно приделана мертвая лоза, то в первую очередь он должен распахнуть дверь пошире. Это может уменьшить действие мертвой лозы на него. А может и не уменьшить…
