Дмитрий Казаков - Дорога из трупов
– Кто это? – спросил Рыггантропов.
– Рабы, – сообщил Обристоний, – последние деньки дорабатывают. В конце месяца у них восстание.
– То есть как? – удивился Топыряк.
– Они восстают по расписанию, – пояснил Обристоний. – Раз в три года, когда страда заканчивается. А то, если восставать, пока урожай не собран, голодать потом будут все. Понятно?
Он пнул одного из рабов в тощий зад, тот бросил на старосту злобный взгляд и вернулся к работе.
– Мы их все три года угнетаем, как можем, – продолжил Обристоний, – ну так, не очень сильно. А они восстают по расписанию, сжигают наши дома, немного отдыхают. Ну а потом сами все восстанавливают. Очень удобно, ремонт можно не делать, и обстановка всегда модная.
– О, – только и сказал Арс, а Тили-Тили задумчиво пошипел.
Показалась деревня – деревянные хижины с треугольными крышами и колоннами у входа. Неповторимый колорит ее облику придавали три вещи – козлы, козы и козлиный запах.
Даже когда гости взгромоздились на запряженную ослами телегу и отъехали от селения на несколько километров, казалось, что следом бежит стадо вонючих копытных тварей.
Дорога вилась между живописных гор. Вершины торчали в полном беспорядке, словно над ними поработал дизайнер-авангардист. Ущелья, где лежала густая холодная тень, сменялись невыносимой жарой на перевалах. Голова у Топыряка была тяжелой, глаза время от времени начинали слипаться. Йода дремал на мешках, Рыггантропов клевал носом.
Когда проехали очередной перевал, внизу показалось море, изогнутая бухта, на берега которой кто-то высыпал груды белого камня.
– Мифины, – гордо сообщил Обристоний. – Столица Ахеянии. Город, любимый всеми богами.
Арс пригляделся и обнаружил, что это вовсе не груды камня, а здания.
Внутри крепостных стен теснились десятки дворцов и храмов, выделялось нечто похожее на огромную чашу.
– Прикольно, типа, – заметил Рыггантропов, и по его внутренней шкале это была высшая оценка.
Телега спустилась в долину. Дорога влилась в более оживленную трассу, по которой в сторону города двигались другие телеги. В них сидели такие же кудрявые бородачи, как Обристоний, и наряжены они были в те же белые простыни. Похоже, в легкой промышленности Ахеянии наблюдался недостаток хороших идей.
Или местные текстильщики когда-то давно раз и навсегда решили не заморачиваться всякой ерундой.
Вдоль дороги тянулись все те же поля, по которым бродили рабы с мотыгами, серпами и еще какими-то орудиями, названий которых Топыряк не знал. Всюду были козы, лохматые и самодовольные, будто аскеты-отшельники.
За очередным поворотом обнаружился небольшой затор.
Его вызвал полуголый потный здоровяк, прямо на дороге деловито разрывавший пасть льву.
– Это что такое? – спросил Арс.
– Оракл, – ответил Обристоний, – он герой. А герой должен ходить в львиной шкуре, и не купленной на базаре, а снятой с живого хищника.
Лев сипел, пыхтел, пускал слюни, как жертва стоматолога. Здоровяк тужился, пучил глаза, и все это выглядело несколько искусственно.
– А львы у нас не водятся. Возить их – дорого. Вот жрецы и придумали кое-что…
Оракл напрягся, пасть с сухим треском разорвалась, и шкура одним движением слезла со зверя, точно очень большой чулок. Уменьшившийся в размере и голый, будто свинья, лев зарычал и потрусил прочь.
Такая процедура, судя по виду животного, была для него не внове.
– Ого, – сказал Рыггантропов.
– Они создали льва, у которого шкура все время отрастает заново. Чтобы снять ее, надо хищника поймать, привести в людное место и вот так… обработать. – Обристоний гордо улыбнулся. – После этого все довольны, и герой, и народ, и даже животное. Оно ведь не пострадало. Ну, почти. А новая шкура вырастет где-то через год.
Топыряк видел настоящих героев, и действующих, и ушедших на пенсию. Они были жилистыми, словно ремни из сыромятной кожи, и опасными, точно пиранья, что почистила зубы цианистым калием. Они никак не заботились о том, какое впечатление производят на окружающих.
Оракл же выглядел слишком мускулистым и красивым, словно герой из детской сказки, который годится для одного – красоваться на иллюстрации.
– Проезжайте, добрые люди, – сказал он, вместе со шкурой отходя к обочине, и улыбнулся.
Солнце ударило в белоснежные зубы и разлетелось тысячами зайчиков.
Герой остался позади, показались стены города, и телега въехала в Мифины.
Здесь тоже ходили рабы, не такие грязные, как на полях, но такие же лысые и почти голые. Попадались и свободные, в простынях и курчавых бородах. Но большую часть населения города составляли статуи. Высеченные из мрамора, гранита и чего угодно, они стояли везде: на перекрестках, обочинах и в центре площадей, перед домами, на крышах и даже рядом с общественными сортирами.
Статуи в основном изображали богов.
Тут имелся Бевс-Патер, Отец Богов (звание номинальное), бородатый и немного удивленный, Одна Баба с закрытым лицом, Толстый Хрю с копьем, Мили-Пили-Хлопс с мечом и другие, менее значимые обитатели Влимпа.
Но попадались и изваяния людей, причем скульпторы, судя по всему, не знали, что такое одежда. Хотя, если судить по состоянию текстильной промышленности, это было неудивительно.
Не изображать же юных атлетов и… гм, дам в простынях?
– И это все создали Поллитрий и Креститель? – поинтересовался Рыггантропов.
– Полипий и Краситель, – строго поправил Обристоний. – Нет, многие поколения мастеров трудились, чтобы украсить Мифины, и это их работы ты видишь. А творения величайших скульпторов стоят в храмах, Бевс-Патер с Гневно Раздутыми Ноздрями, Раздина с Мятой Гранатой, Турнепс, Испускающий Ветра Понимания…
– С гранатой? – удивился Арс.
– В смысле, с гранатом. Это овощ такой. Эти изваяния мы не увидим, поскольку спешим на праздник.
На одной из площадей пришлось объезжать привязанного к статуе крылатого коня. Он был большим, цвета расплавленного золота и сердито бил копытом. Из ноздрей коняги летели багровые искры.
– Погас, – сообщил Обристоний, не дожидаясь вопросов.
– Кто погас? – не понял Рыггантропов.
– Коня так зовут. Он принадлежит великому герою Пресею, который сумел взнуздать жеребенка из стада огненных лошадей. В обычном состоянии они целиком из пламени, этот же, как видите, большей частью обычный. Поэтому его и зовут Погас.
Показалась гавань, маяк на молу и несколько причалов.
Только у одного стоял корабль, длинный и блестящий, покрашенный в белый цвет и с двумя рядами весел. На нем наблюдалась суета, по сходням таскали тюки и бочонки, несколько воинов с обнаженными мечами вели закутанную в темное покрывало женщину.
– А это принц Пэрисий похищает жену нашего царя Полено, – сообщил Обристоний. – Вон она, видите? Он ее украдет, увезет в свою Крою, а потом начнется страшная война и куча народу погибнет.
– А чего же никто не пытается его остановить? – спросил Арс.
– А зачем? – пожал плечами староста. – Боги изрекли волю через оракула, и нет смысла ей противиться. Ведь в конечном итоге все будет хорошо. Так что все исполняют свой долг и стараются получить удовольствие. Думаешь, очень нужна Пэрисию эта Полено? Не зря же ее так прозвали.
– Что, страшная? – влез Рыггантропов.
Обристоний строго посмотрел на двоечника:
– Она самая прекрасная женщина на земле. Потому что боги обещали царю Махалаю, что именно такая дочь у него и родится. А косоглазие, редкие волосы, сальная кожа и прочие мелкие недостатки не в счет. Понял?
Судя по вытянувшемуся лицу Рыггантропова, такая концепция обращения с реальностью была ему чужда.
– Вот мы и приехали, – сообщил староста. – Это стадион.
Топыряк обнаружил, что они выехали на огромную, забитую телегами площадь, а дальше поднимается высоченная закругленная стена с дырами. Перед ней стояла будка, над которой болтался яркий транспарант: «На матч «Спартанское Мясо» – «Сиракузская Рыба» билетов нет!»
Внизу маленькими буквами было приписано: «Касса».
Надпись, похоже, имела сакральное значение.
– Берите вашего друга и пошли, а то все скоро начнется, – сказал Обристоний и спрыгнул с телеги.
Только тут Арс понял, что ритмичный рев, похожий на шум моря, на самом деле – гул, вырывающийся из многих тысяч глоток.
Лавируя между телегами, они прошли всю площадь, затем миновали цепь мрачных стражников с резиновыми мечами и оказались в тени стадиона. Обристоний направился к одной из дыр, что оказались дверными проемами, в каждый из которых прошел бы тролль на ходулях.
В широком тоннеле окунулись в прохладу. Топыряк увидел впереди яркий свет, усыпанное песком поле и ряд кубических штук, похожих на…
– Сюда, пожалуйста, – попросил Обристоний.
Свернув в дверь, обалдевшие от обилия впечатлений студенты оказались в большом зале. У стен стояли лавки, а на них сидели люди с копьями, но без кольчуг.
