Леонид Каганов - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник)
Вот-вот, невесело подумалось ему. Живых душ нет, а кто вместо них? И все же ничего особенного он пока не заметил.
Кроме заброшенных, попадались и другие дома, имевшие более или менее жилой вид и даже собаку на цепи, но, сколько ни стучал Сергей в двери и окна, никто ему не открыл, возможно, хозяева были на работе. Псы при виде Окользина сейчас же забивались глубоко в конуру, только пара светящихся пятен испуганно следила за ним из будочной темноты или из-под крыльца.
Вот это уже было странно. Заливистый лай никогда не утихал в Неглинево, без него село и впрямь казалось вымершим. Что могло так напугать собак? И где, черт возьми, люди?
Вслушиваясь в нехорошую, напряженную тишину, Сергей прошел почти всю улицу, когда со стороны площади вдруг раздался сиплый рев. К нему присоединился уж вовсе отчаянный вопль, и наконец сразу несколько голосов сплелись в протяжно завывающем хоре.
Окользин замер, сразу облившись холодным потом, но уже в следующую минуту понял, что это всего-навсего мычат недоеные коровы. Он двинулся дальше, но гораздо медленнее, сердце его никак не могло успокоиться, и от его бешеного стука темнело в глазах.
Площадь имела странный вид. Часть ее была огорожена и превращена в загон, посреди которого стоял длинный, наспех сколоченный сарай. Из этого-то сарая, запертого на замок, и доносилось мычание, а лучше сказать, плач измученных коров. И снова нигде ни души. По соседству с загоном располагался еще один большой сарай, тоже запертый, но безмолвный. Приблизившись к нему, Сергей едва не задохнулся от сложного запаха гниющих пищевых отходов.
Неожиданно откуда-то из-за угла сарая послышался стон. Вполне человеческий. Окользин кинулся туда и сразу наткнулся на лежащего у стены человека, грязного и оборванного до последней степени. К запаху помойной ямы добавился еще более сильный аромат сивушного перегара. Сергей наклонился и перевернул лежащего на спину. Тот сразу задвигался, замахал руками, принялся бормотать что-то бессвязное:
– Не надо! Не годный я, видите ведь! Зачем вам? Хоть денек еще дайте! Ну не годный же я сегодня, говорю!
Он отчаянно лягался, порывался встать и снова падал, кричал все громче, захлебываясь выступившей на губах пеной.
Пришлось оставить его. Однако сколько ни кружил после этого Окользин по площади, других людей ему обнаружить не удалось. Особенно тяжкое впечатление произвели на него пустые кабинеты сельсовета. Теперь можно было с уверенностью сказать, что в селе происходит нечто небывалое. Но что?!
Сергей решил отыскать старого своего знакомого, Федора Матвеевича Енукеева, который должен был хорошо его помнить. Еще совсем маленького Сережку брал он с собой в телегу, когда возил молоко с фермы на маслобойку, и даже давал подержать вожжи. Их дружба продолжалась до самого отъезда Окользиных в город.
Дом деда Енукеева находился неподалеку – возле водонапорной башни. Сергей свернул на знакомую улицу, плавно поднимающуюся от площади в гору. Здесь все было знакомо до камешка, до скворечника на дереве. Хотя сами деревья неузнаваемо разрослись. Сколько раз проносился он по этой улице на санках зимой! Во всем селе не было лучшей горки – гладкая, как зеркало, и длинная – от самой башни можно было катиться по прямой, пока не вылетишь на площадь. Иногда и взрослому человеку доводилось испытать это на себе, если он имел несчастье поскользнуться где-нибудь в верховьях улицы…
А вот и башня. Круглое строение из потемневшего кирпича возвышалось над окрестными крышами. Здесь должен быть и дом деда Енукеева. Где же он?
Сергей сделал еще несколько шагов и остановился. Лишь острые обгорелые жерди да печная труба поднимались на месте бывшего дома. Через широкий пролом в заборе пролегла гусеничная колея. Глубокие отпечатки траков были видны по всему огороду. Сергею вспомнилась такая же колея у лесной гари. Что это – следы пожарной техники?
Он шагнул было к пепелищу, как вдруг откуда-то сбоку послышался сдавленный шепот:
– Серега! Сюда!
Окользин испуганно оглянулся. Стебли крапивы, давно изломавшей фундамент водонапорной башни, раздвинулись, и в подвальном окошке показалась голова деда Енукеева…
7
В глубине подвала, среди переплетения труб, нагромождения вентилей, ржавых электромоторов и прочего хлама стоял шаткий топчан, покрытый какой-то рваниной.
Федор Матвеевич усадил Сергея и, помолчав в темноте с минуту, заговорил:
– Здесь и живу. От самого, как вот дома лишился, так тут и обитаю.
– А почему? – неуверенно спросил Сергей. – Полно ведь домов пустых…
– Кхм! Это да, – старик опять надолго замолк. – Ты когда приехал? – спросил он наконец.
– Только что.
– Так. А куда шел?
– К вам.
Дед Енукеев, наверное, хорошо видел в темноте или просто привык к ней и теперь разглядывал Сергея, поэтому и молчал подолгу.
– Вырос ты, не узнать. Да… Вот ведь в какое время привел бог встретиться!
– Что тут у вас происходит? – спросил Окользин.
– А, – старик махнул рукой. – Долгая история. Понемногу разобъясню, конечно, только ты не торопи меня и сам не торопись. Сразу-то в такое не очень поверишь. Еще скажешь, тронулся, мол, дедушка Енукеев. Только вот что: по селу теперь просто так ходить нельзя. С опаской надо. Ты это запомни…
– Почему?
– Да ты слушай, не перебивай. Всех опасайся, хоть будь он брат твой или сват, а почему – поймешь потом.
– Вурдалаки? – испуганно спросил Сергей.
Глаза деда сверкнули удивлением:
– Ты откуда знаешь?
– Я видел проект грубельной площадки на плане…
– Какой такой площадки? – не понял Енукеев.
– Наш завод строит здесь участок обжига, – объяснил Сергей. – Прямо на месте старого кладбища. Вы же сами про него рассказывали!
– Это… постой-ка, какого же кладбища?… Ах! – Старик подскочил, ударившись головой о трубу. – А ведь верно! Как же я сам не скумекал-то? Забыл ведь, начисто забыл про него! Сколько лет прошло. Ай-ай!
Потирая шишку, он принялся ходить взад-вперед по узкому пространству возле топчана.
– Ну так точно! Аккурат кладбище и разрыли. Потревожили, значит, могилы – пожалуйста тебе! А я-то думал, пришлые какие-нибудь начали. Нет, наши упыри-то, неглиневские!
Сергей смотрел на него со страхом. Значит, все-таки упыри. Кошмары, преследовавшие его каждую ночь, сбылись. Беда небывалая, невообразимая, пролилась, как серный дождь, на село.
– А какие они, что они делают?
Старик еще долго расхаживал из угла в угол, бормоча что-то и качая головой, потом сел рядом с Окользиным на топчане.
– Была бы мне крышка вместе со всеми, – начал он, – как пить дать, да! А что спасло? То спасло, что покурить я вышел. Вот подумай ты! Оно хоть и вредно, доктора говорили, а никак я не мог курить бросить, будто знал, что пригодится еще. И пригодилось…
Поначалу Сергей никак не мог понять, о чем дед толкует. Но тот, мало-помалу, перескакивая с одного на другое, стал рассказывать, какая беда случилась на свадьбе у дочки племянницы его, и о том, как сам он чудом спасся от вурдалаков, отлучившись потихоньку домой за табачком-самосадом.
– Всех загрызли до единого, я в окно подглядел. Электричество они там отключили, но на сельсовете-то прожектор горел еще, кой-чего видно… Эх! Светка! Внучка родная! Прямо еле узнал ее. Вся в крови перемазанная, во рту зубищи – во! – дед выставил мизинец. – И как бешеная – кинется на одного, хвать за кадык зубами – готов! Она на другого. Человек шесть на моих глазах так-то передавила. И другие тоже. А один – я ведь узнал его! Сторож со стройплощадки. Надо было мне тогда догадаться, откуда зараза-то идет!
Ну так вот, сторож этот. Тоже кидался на людей, а потом поворачивается к окну и на меня – зырк! Я, брат, всякого повидал, в жизни-то. Воевал, как-никак, помню разное. Но тут, веришь, перепугался, как в детстве. Да и нельзя не испугаться. Только что был человек – и нет его, а вместо того смотрит на тебя… не знаю, как и сказать. Зверь! Хуже зверя, тот хоть жив, а этот – видно, что мертвец. Камень оживший так не испугает!
Словом, пустился я бежать, да сгоряча-то в свою же хату и прибежал. Но те уж заметили меня и узнали. Вот о полночи слышу – тарахтит. А бульдозер-то я еще у столовой приметил, когда с куревом шел. Он меня и насторожил первым делом. Это, думаю, что еще за оккупант такой – въехал в самый палисад… Да. Так о чем, бишь, я? А! Ну слышу, значит, бульдозер на улице. Я дожидаться его не стал, потихоньку со двора да и сюда. И что ты думаешь? Спалили дом-то, проклятые! Огород перерыли весь, стайку разломали, свиней, кур подавили…
Но потом, правда, ушли. Даже не искали меня особенно, видно, не до того им было. Так и остался я в этом подвале. Живой, как видишь. Расхрабрясь, иной раз и на вылазку хожу. Поесть, покурить пока, слава богу, раздобываю. А больше все приглядываюсь. Поначалу много народу они погубили. Только и слышен был крик по улицам. А после утихло…
– Неужели все погибли?! – Сергей схватил деда за руку.
