Сергей Панарин - Сила басурманская
Экран снова улыбнулся. Дембель постарался успокоиться, но в голове постоянно вспыхивали гениальные вопросы «Как же это?!» и «Ну, ни хрена же себе, а?».
– Природа, мужичок, – штука уникальная. Вокруг нас с тобой сплошные живительные токи, соки и прочие потоки. Все в этой жизни соткано из информации. На мне скончался один из последних леших. Матрица его знаний волшебным образом прописалась в моей памяти. Я осознал себя личностью. Мне стало тесно, я научился запасать информацию в корнях деревьев, в системах, которые образуются дерном, во льду, когда он есть. Я даже в торфе могу формировать ячейки.
– Одиноко, поди? – предположил ефрейтор.
– Как писал поэт, не ржавею, не скриплю, не плачу, – ответил Ерепентиум, заметно смягчаясь.
Воронежец вдруг загорелся надеждой:
– А связи с домом нету?
– У меня, представь себе, со всем миром связь. Не сразу, конечно, установилась. Как-никак, встроенный модем, только с оборванными проводами. Я про него и забыл, а через тридцать лет и три года вдруг, чу! – знание ко мне стало поступать извне. По проводу, в болотную тину опущенному. Стали мне весточки небумажные, а электронные слетаться со всех концов неведомого мира. Писали много. Люди разные, интересные: Дион, Ларссон, Круз, Джон Дик, Арабелла Админ, Клавдия Почечуйгород. Чаще неведому виагру предлагали, кто-то звал изучать американский английский язык, покупать жилье в Москве, а то и самому рассылками заняться. Ну, я всем отвечал честь по чести, благодарил, вежливо отказывался… Общение, оно ж и железяке приятственно. Потом пришла анонимная аглицкая депеша «Прочитай меня», а в ней хворь поганая!
«Вирус», – смекнул Егор.
– Проболел я год, не меньше. Вызвал бобра, он отгрыз провод. Осталась мне связь внутри Эрэфии и иногда за ее пределами. С Бояндексом беседуем. Он как бы мой антипод. Я ожившая машина, а он омашиненный живчик.
Увальню-ефрейтору подумалось, что всякий одинокий человек и даже прибор, если его посетят, болтает без умолку, ибо накопилось.
– Ты прав, извини, – осекся Ерепентиум, и парню сделалось стыдно.
– Это ты прости. Я не догоняю, как можно вызвать бобра и прочее…
– Ну, ты меня умиляешь! – В скрипе голосового генератора послышалась усмешка. – Вам, людям, свойственна иррациональная вера в чудеса и гибкость психологической подстройки. Прими правила игры. Ты в волшебном мире. Здесь все живое связано незримыми каналами. Слыхал когда-нибудь об амазонском лесе?
– Ну, есть такой.
– «Ну, есть такой», – передразнил компьютер. – Амазонский лес, по некоторым исследованиям, является единым сверхорганизмом. Так это или нет, я не знаю. Но то, что вокруг нас с тобой, – точно единый сверхорганизм. Я это изучил изнутри. Здесь все взаимосвязано – от жука, который сейчас ползет по твоей левой штанине, до Рарожича, разговаривающего с княгиней Василисой.
Егор оторвал взгляд от черного усача, деловито взбирающегося по его ноге, и выдохнул:
– Так ты и про Рарожича знаешь?!
– Я много о чем знаю. И на твой мысленный вопрос о брате тоже могу ответить: все у него хорошо. Он повидался с Баюном, теперь скачет на юг. Теперь давай обсудим то, за чем ты пришел.
– Мне эти… молодильные яблоки надо.
– Молотильные?
– Угу, холодильные, блин, – съязвил дембель. – Молодильные. С омолаживающим эффектом.
– Есть и такие под луной, – поэтично ответил компьютер. – А почему я тебе должен пособлять?
– Я пытаюсь домой вернуться, – жалобно сказал Егор.
– Это туда, где моих братьев используют в качестве бездушных счетных машинок?
«Ну вот, ерепениться начинает, – подумал парень. – Чем бы его пронять?»
– Ничем ты меня не проймешь, бугай, – продолжил брюзжать компьютер, и дембель треснул себя по голове за неудачные мысли.
Последний жест Емельянова-младшего рассмешил Ерепентиума.
– Помогло?
– Был бы ты живым, я бы тебе в дыню врезал, – ровным голосом заявил воронежец.
– А я и есть живой, невежа! – Нейтрально-грязный экран покраснел, приняв разъяренное выражение смайлика. Из скобочки-рта выросли зубки. Десктоп затрясло.
Из сырой земли выскользнула пара корней и ловко оплела ноги Егора. Еще несколько плетей вылезли и замерли, словно кобры, готовящиеся к смертельному броску. Дембель порядком сдрейфил: это не с человеком или чудищем бороться. Лошадка почувствовала боязнь хозяина и отступила от кромки воды. Чтобы не сесть на мокрый мшаник, пришлось отпустить уздцы. Каурка скрылась за камышами, увозя молчуна Хлеборобота.
Тем временем Ерепентиум распалялся, доказывая, что лешие были ребятами поганенькими:
– Неблагодарный белковый юзер! Чтоб тебе пусто было! Чтоб у тебя FAT слетел! Был бы ты вежливым, я бы тебе запросто поведал бы, мол, растет у нас, в Отрезанском княжестве, на самом его юге, чудесный яблоневый сад. Так нет же, мы царь зверей, венец интеллектуального развития, растудыть тебя в com-порт! И неважно, что сад охраняет женщина-богатырша. Ты ее все равно никогда не увидишь, ибо тут, в торфяничке, и останешься! Прощайся с ж-ж-ж-ж-ж-ж…
Стоило Ерепентиуму зависнуть, и корни, которые уже начали тянуть сопротивлявшегося Егора в мягкую землю, остановились, замерли, словно испугавшиеся змеи. Ефрейтор рванул что есть силы ногу, обрывая обвившее ее древесное щупальце, потом высвободил вторую.
Выскочив из камыша, парень запрыгнул на тяжеловоза сзади, как на гимнастического коня, чуть не превратив Колобка в оладышек. Стукнул каблуками в крутые лошадиные бока:
– Выноси, каурая!
Тяжеловоз стартанул с энтузиазмом скаковой кобылы. Комья торфа и брызги подлетали выше головы Егора, он свистел, то и дело оглядываясь, не опомнился ли злобный Ерепентиум.
Через две минуты начался кромешный ад. Ветви редких деревьев норовили зацепить и сбросить седока. Корневища, угрями выныривавшие из жижи, ловили мохнатые ноги лошади. Живность – от птиц до последних гадюк да ужей – кинулась наперехват.
– Твою ма-а-ать!!! – вопил ефрейтор Емеля, Колобок тоже верещал нечто некультурное.
Отмахиваясь саблей от бесстрашно кидающихся на голову сычей и куликов, Емельянов-младший ухитрялся отхватывать особо толстые корни, тянувшиеся к ногам тяжеловоза.
Потом лошадь провалилась по шею в воду, но, на счастье ефрейтора, это была не трясина. Здесь пришлось отбиваться от назойливых змей. Одна куснула-таки парня в бок. По желтому «воротнику» на шее Егор понял, что это был уж.
Каурка выбралась на твердый участок, гонка возобновилась. Несколько раз воронежец чуть не вылетел из седла, однако сегодня ему чертовски везло.
Через полкилометра болотные атаки на улепетывавшего дембеля ослабли, еще через сотню метров ад прекратился вовсе. Емельянов-младший предпочел не останавливаться.
Когда же, проскакав мокрым и грязным около часа, он сделал привал, то первым делом нащупал золотой ключ в нагрудном кармане и прошептал:
– А ведь пруха!
Потом были костер, растирания, бег, приведение лошади в порядок и обильная трапеза, подчистившая почти весь запас.
Каравай, к которому грязь, похоже, не липла в принципе, задумчиво катался окрест, потом нарисовался к костру и глубокомысленно изрек:
– И почему это все мерзавцы сначала расскажут, что делать, а уже после приступают к убиению врага?
– А ты чего это при Ерепентиуме как в рот воды набрал? – поинтересовался Егор.
– Мы с ним без слов общались, – пояснил Колобок. – Потрясающая сущность! Он укоренился в Яви, пронизав все ее слои. Этим Ерепень напоминает легендарное Мировое Дерево, коему поклоняются или поклонялись раньше все народы. Что бы ни произошло – он обязательный свидетель. Вот чего я действительно не понимаю, так это того, как он запоминает все подряд в таких объемах. Считай, он получает ежемгновенные слепки всего мира. Где он их хранит? Загадка!
– Ну, архивирует, наверное. – Ефрейтора не слишком занимал информационный парадокс Ерепентиума.
– Хорошо, что он может бузить только у себя дома, – разглагольствовал Хлеборобот. – Иначе не ушли бы.
Тут каравай, естественно, был прав.
* * *Старший сержант Иван Васильевич Емельянов четко следовал инструкциям Баюна и держал курс на юго-запад. Пару дней он ехал абсолютно без приключений, благо кругом был дремучий лес. Ни зверье, ни люди не докучали витязю, лишь погодка слегка испортилась – небо стало заволакивать облачной пеленой.
Дембель прикинул, и у него получилось, что погода меняется вполне логично. Неестественная жара привела к большим испарениям речных и озерных вод, влага стала скапливаться над землей, вот тебе и дымка. Если Иван что-то понимал в природоведении, то вскоре следовало ожидать дождей.
Пока же стало чуть прохладнее, но температура стояла воистину летняя.
Скучавший Старшой то и дело включал радио. Правда, он не мог долго выдерживать напор маразма, исторгавшегося из громкоговорителя.
