Сергей Панарин - Сила басурманская
От Хлеборобота вообще была сплошная радость: он и сигнализацией служил, и скуку развеивал разговорами да побасенками.
В Отрезанском княжестве сначала царило лиственное редколесье, потом начался густой бор, соответствующий российской Мещере. Впрочем, Егор этой подробности не знал. Наткнувшись на затерянную в лесах охотничью деревеньку, жители которой ходили на пушного зверя, оленя и дичь, ефрейтор уточнил дорогу к болотам. Мужики-добытчики посмотрели на гостя как на слабоумного, но промолчали.
– Я Ерепня ищу, – виновато пояснил Егор, прочитав в глазах охотников свой диагноз.
– Чур меня, чур! – призвали в помощь пращуров мужики и поспешили скрыться в домах.
Пожав здоровенными плечами, дембель поехал дальше.
Углубившись в дебри, он чуть не переломал ноги кобылке-тяжеловозу. Здесь же встретил медведя.
Зверь сидел совсем как человек, сгорбившись и положив переднюю лапу на колено задней. Вид у него был удрученный и растерянный, будто он думал: «Ну что за осень такая? Где зима-то?»
Увидев конника, медведь нехотя поднялся.
Егор не заробел. Он полностью восстановил силы после болезни, в чем убеждался каждое утро, занимаясь гимнастикой. Фактически парень был абсолютно уверен, что поборет огромного медведя и не вспотеет. Лошадь прянула ушами, но, почуяв спокойствие наездника, решила не дергаться.
Несколько секунд ефрейтор и зверь глядели друг другу в глаза. Потом мишка махнул лапой, дескать, а ну тебя, и ушел куда-то за бурелом.
– И почему это животные разумнее человека? – Емельянов-младший усмехнулся, вспомнив, что в похожей ситуации многие люди почему-то норовили втянуть его в драку.
К вечеру четвертого дня начались болота. Егор объезжал озерца и камышовые заросли, гадая, где можно найти пресловутого Ерепня.
Воображение рисовало этакого замшелого лешего, похожего на обрубок дубового ствола, с ветками-руками да корнями-ножищами. Настораживало имя. Видимо, Ерепень слыл любителем повыпендриваться и посвоевольничать. С таким не забалуешь. Лешие ведь способны и заморочить, заблудить путника.
– На самом деле лешака можно вызвать, – поделился знаниями Колобок. – Покричи его, только повежливее.
Дембель принялся орать, все яснее понимая, что ищет иголку в стоге сена. Не дожидаясь темноты, разбил лагерь в сухом пролеске.
Неестественное потепление, вызванное Злодием Худичем, свело природу с ума. Ноябрьские комары роились вокруг Егорова костра, в лицо лез наглый гнус, а в ближайшем затянутом тиной пруду квакали сотни лягушек, вошедшие в неурочный брачный период.
Флегматичная каурка обмахивалась длинным хвостом и жалась ближе к дыму, хотя и чихала. Колобок рекомендовал найти полыни и бросить в костер. Дембель осмотрел окрестности. Полыни не было. Зато перед самым закатом подул ветер, и мошкару с комарьем прибило к траве.
Егор отправился к озерцу умыться и случайно услышал голос. Кто-то рассказывал сказку:
– Жила-была принцесса-лягушка в грязном болоте. И захотела она замуж. Вышла в чисто поле, выстрелила из лука. Попала стрела к Ивану-царевичу. «Женись на мне, Иван-царевич! – И прыг ему на руки. – Дай-ка я тебя поцелую». Поцеловались, закрутило их, ударился Иван-царевич оземь и обернулся царевичем-лягухом. И жили они недолго и несчастливо, зато быстро отмучались в один день. Жаба задавила.
Аккуратно раздвинув сухостой, парень увидел большую лягушку, сидевшую на камне. Перед ней из мутной воды торчали мордашки головастиков. Мелюзга заметила дембеля и ринулась на глубину. Рассказчица повернулась к Егору, возмущенно квакнула: «Подслушивать нехорошо!» – и бултыхнулась в воду.
Наверное, она долго тренировалась, потому что поднятые ею обильные брызги прилетели точно в лицо воронежца. Оставалось лишь утереться.
– Отрыв башки, – прокомментировал Егор.
Утром парню повезло. За следующим прудом обнаружилась старая дорога. На высохшем дереве висел полуистлевший указатель: «До Ерепня рукой подать».
Через полчаса дорога исчезла, уступив место болоту. Ефрейтор направил тяжеловоза в воду. Было неглубоко. Добравшись до ряда криво торчащих деревьев-гнилушек, Егор очутился на большой почти сухой поляне, в центре которой было круглое озерцо, где цвели поразительной красоты лилии. Здоровенные, пахучие, они качались без всякого ветра. Ефрейтор спрыгнул с лошади, дотянулся до ближайшего бутона, тот ответил тихим звоном. С фиолетовых лепестков поднялась какая-то пудра и осела на воду.
Аромат успокаивал, захотелось посидеть на бережку, но парень решил не терять времени даром и двинулся вперед. Он продрался сквозь старый камыш, ведя тяжеловоза под уздцы, и попал на затопленное пространство. Было по щиколотку. Не желая топтаться по воде, Егор раздраженно проговорил:
– И где же искать этого Ерепня?
На поверхности болотной жижи появился пузырек воздуха, стал расти, вымахав до полусферы метрового радиуса. Ефрейтор Емеля увидел в мутной пленке свое расплывчатое отражение, а затем пузырь лопнул, забрызгав форму и лицо Егора.
Стерев торфяную грязь рукавом, дембель узрел на поверхности болота компьютер. Простой, бытовой. Монитор на десктопе. Ни клавиатуры, ни мыши. Коричневая жижа стекала с него вязкими волнами. Из всех щелей сочилась рыжая вода.
Когда монитор мигнул и на нем проступила картинка, Емельянов-младший ошалел полностью. Брови, глаза, острый нос, рот… Схематичный лик, похожий на смайлик или детский рисунок.
Лик ожил – демонически нахмурил брови, прищурился, уголки черточки-рта загнулись вниз.
– Гмык-гмык, буль-буль! – услышал Егор.
Потом из решеток, находящихся на передней панели монитора, выплеснулась вода, еще раз булькнуло, и зазвучал скрипучий механический голос, не скрывающий раздражения:
– Чего тебе, человече? Почто потревожил?
– Ерепня ищу. – Обалдевший дембель не сразу понял, насколько абсурдно выглядит со стороны разговор с болотным компьютером.
– На кой он тебе?
– Помощь требуется.
– Нажми эф-один, – сказал компьютер, и смайлик на мониторе заулыбался.
– Очень смешно, – буркнул Егор.
– Ладно, не дуйся, здоровяк. Я и есть Ерепень. А если совсем правильно, то Ерепентиум Первый.
Ефрейтор чуть не сел в камыш:
– Так ты что, из России?! Ну, из нашего мира, да? Как же ты тут очутился?
– Меня лешак похитил, – проскрипел Ерепентиум. – Они большие мастера красть были, лешие эти.
Егор принялся оглядываться:
– А сейчас они где?
– Извели их. За всякие опасные вещи из нашего мира. Мой-то до последнего меня прятал. Я тогда еще неразумный был. Камень на сто шестьдесят шесть мегагерц, винт на двадцать гигов. Монитор семнадцать дюймов, как видишь.
Емельянов-младший оценил некогда серый, а ныне грязного зеленого цвета ящик, показывающий «лицо» Ерепентиума. «Как эта рухлядь работает?» – в который раз удивился дембель.
– Люди добрались до лешего на этой поляне, – продолжил компьютер. – Три предательские заговоренные стрелы в спину. Он накрыл меня своим телом и утопил. Трудно поверить, но его живительная сила передалась мне. Я обрел волю.
«Полный дурдом, – постановил Егор. – Он не заржавел, где-то берет энергию и болтает как живой… Наверное, цветочки с предыдущей поляны все-таки галлюциногенные».
– Цветочки ни при чем, – заверил Ерепентиум, заставив дембеля содрогнуться. – Тор-р-р-р-р-р-р-р-р-р…
– Завис, – разочарованно констатировал парень.
Компьютер погасил монитор, крякнул, потом пикнул динамиком и пошла загрузка. Через три минуты, за которые дембель успел помолиться всем компьютерным богам о спасении души болотного ЭВМ, вновь зажглась схематичная мордашка.
– Кхе, бывает. Потому и Ерепентиум. На чем я остановился?.. – Здесь отчетливо похрустел жесткий диск. – Вот. История событий… Да, цветочки ни при чем. Меня торф от ржавчины спас, недаром после войны через многие десятки лет в болотах находят идеально сохранившееся оружие. А я-то и вовсе магическая сущность. Из природы энергию беру, так и существую. Вон, как твой сфероидный спутник.
– Ты и мысли читаешь? – прошептал ефрейтор Емеля, подумав: «Песец мозгам, я сбрендил».
Монитор подмигнул, и вместо большого лица-смайлика появилась надпись: «Песец мозгам, я сбрендил».
Колобок захихикал, Егор внутренне запаниковал: кому хочется, чтобы копались в его мыслях? – а Ерепентиум строго произнес:
– Нет, непечатные мысли я показывать не буду. Да и не мысли это были. Так, вопли.
Экран снова улыбнулся. Дембель постарался успокоиться, но в голове постоянно вспыхивали гениальные вопросы «Как же это?!» и «Ну, ни хрена же себе, а?».
– Природа, мужичок, – штука уникальная. Вокруг нас с тобой сплошные живительные токи, соки и прочие потоки. Все в этой жизни соткано из информации. На мне скончался один из последних леших. Матрица его знаний волшебным образом прописалась в моей памяти. Я осознал себя личностью. Мне стало тесно, я научился запасать информацию в корнях деревьев, в системах, которые образуются дерном, во льду, когда он есть. Я даже в торфе могу формировать ячейки.
