Терри Пратчетт - Пирамиды
— Диос, ты уверен что с тобой все в порядке? — спросил он.
— Да, Ваше Величество. Излишняя осторожность не повредит, Ваше Величество.
— По моему тебе лучше выйти на свежий воздух, — предложил Теппик, не в силах совладать с соблазном.
Растерянный, Диос производил зловещее впечатление, способное смутить кого угодно: вас вдруг охватывало инстинктивное ощущение нереальности бытия.
— Да, Ваше Величество. Спасибо, Ваше Величество.
— Присядь, а я пока попрошу кого-нибудь принести воды. Потом пойдем проведаем пирамиду.
Диос сел.
Раздался негромкий, но поистине ужасный хруст.
— Он сел на трирему, — прокомментировал царь. — Первая его шутка за все время нашего знакомства.
* * *Применительно к пирамиде слова «массивный» обретало новый смысл. Она нависала над окружающим пейзажем, подавляя его. Теппику казалось, что сам ее вес искажает пропорции предметов, расплющивая царство как свинцовый шарик.
Впрочем он понимал, что это нелепо. Какой бы огромной пирамида не была, по сравнению, скажем, с горами, она смотрелась крошечной.
Но по сравнению со всем остальным она действительно была гигантской. Но горы и предполагались большими, такова была их идея, заложенная в системе мироздания. Пирамида же была рукотворной, размерами своими превышая все отпущенные рукотворному границы.
А еще она была очень холодной. На черном мраморе граней белоснежный иней сверкал в лучах полуденного солнца. Теппик по глупости дотронулся до него пальцем и сразу отдернул руку — лоскуток кожи прилип к ледяной поверхности.
— Ну и холодная!
— Она уже накапливает энергию, о дуновение реки, — пояснил Птаклюсп, активно потея. — Иными словами — пограничный эффект.
— Я заметил, что ты остановил работы над погребальными покоями, — произнес Диос.
— Люди… температура… пограничные эффекты… слишком рискованно, — пробормотал Птаклюсп.
Теппик переводил взгляд с одного на другого.
— В чем дело? — спросил он. — Есть проблемы?
— M-м, — промычал Птаклюсп.
— Вы немного опережаете график. Блестящая работа, — признал Теппик. — Ты вложил в эту постройку столько труда…
— M-м. Да. Столько.
Кругом было тихо, если не считать отдаленных голосов перекликающихся работников да тихого свиста ветра, рассекаемого острыми каменными гранями.
— Как только установим вершину, все будет в порядке, — наконец выдавил из себя строитель пирамид. — Когда она засветится — никаких проблем.
Он ткнул пальцем в навершие из сплава золота с серебром. Лежащий на козлах камень был на удивление небольшим — примерно фут или около того в диаметре.
— Хотим поставить завтра, — сказал Птаклюсп. — Надеюсь, ваше величество, вы почтите церемонию своим присутствием? — Не в силах скрыть волнение, он судорожно мял полы своей одежды. — Будут напитки, — запинаясь пообещал он. — И серебряный мастерок, который вы сможете взять на память. Все будут кричать ура и бросать шапки в воздух.
— Безусловно, — вмешался Диос. — Это большая честь.
— Для нас тоже, ваше величество, — заявил Птаклюсп с самым, что ни на есть верноподданным видом.
— Я и имел в виду тебя, — ответил жрец, поворачиваясь к широкому берегу, лежащему между основанием пирамиды и рекой, в два ряда уставленному изваяниями и стелами, которые отражали деяния царя Теппицимона[19].
— Да, еще, вот это — убрать, — добавил он, указав пальцем.
Птаклюсп взглянул на него с видом оскорбленной добродетели.
— Вот эту статую, — пояснил Диос.
— Ах эту… Понимаете, мы подумали, что, когда вы увидите ее на месте, при правильном освещении… Это Шляп, Бог Нежданных…
— Убрать, — повторил Диос.
— Вы, как всегда, правы, ваше преподобие, — униженно сказал Птаклюсп.
В данный момент судьба Шляпа мало его волновала, но вкупе с прочими проблемами архитектору уже начинало казаться, что изваяние буквально преследует его.
— Не появлялась ли здесь молодая женщина? — спросил Диос, наклоняясь поближе.
— На стройке нет женщин, мой повелитель, — удивился Птаклюсп. — Дурная примета.
— Такая, ну, вызывающе одетая… — описал Диос.
— Нет, нет, никаких женщин.
— Дворец недалеко. А здесь есть где спрятаться, — не унимался Диос.
Птаклюсп шумно проглотил слюну. Он и сам прекрасно это знал. Но как бы ему ни хотелось угодить Диосу…
— Уверяю вас, ваше преподобие… — пробормотал он.
Диос бросил на него гневный взгляд и повернулся посмотреть, где Теппик.
— Пожалуйста, попросите его ни с кем не здороваться за руку, — крикнул строитель вдогонку Диосу, поспешившему вслед за мелькнувшей вдали золотой маской.
Царь все еще никак не мог уразуметь, что люди меньше всего хотят, чтобы с ними обращались как с ровней. Работники, не успевшие вовремя смотаться, прятали руки за спину.
Оставшись один и обмахиваясь веером, Птаклюсп нетвердой походкой двинулся в тень под навес.
Здесь его уже поджидали Птаклюсп 2-а, Птаклюсп 2-а, Птаклюсп 2-а и Птаклюсп 2-а. Птаклюсп и без того чувствовал себя неуютно в присутствии бухгалтеров, но четверо счетоводов — это совсем чересчур, особенно если все они — одно и то же лицо. Трое Птаклюспов 2-б тоже были тут; еще двое — хотя теперь уже трое — остались на стройплощадке.
Птаклюсп примиряюще помахал рукой.
— Ладно, ладно, — промолвил он. — Какие проблемы сегодня?
Один из Птаклюспов 2-а сунул ему стопку вощеных табличек.
— Знаешь ли ты, папа, — начал он тем режущим, как лезвие бритвы, голосом, каким счетоводы всегда предваряют сообщения о непредвиденных и крупных расходах, — что такое калькуляция?
— Вот ты мне и расскажи, — ответил Птаклюсп, плюхаясь на стул.
— Это такая штука, которую я выдумал, чтобы разбираться с ведомостями на оплату, — встрял второй Птаклюсп 2-а.
— А я думал, это имеет отношение к алгебре, — удивился Птаклюсп.
— От алгебры мы отказались еще на прошлой неделе, — заявил третий Птаклюсп 2-а. — Сейчас речь о калькуляции. Мне пришлось расчетвериться, чтобы управиться с ней, и еще трое нас работают над… — он мельком взглянул на своих братьев, — квантовой бухгалтерией.
— А это зачем? — устало спросил отец.
— Для будущей недели. — Главный бухгалтер посмотрел на верхнюю плиту. — Вот, например, — промолвил он. — Ты ведь знаешь Ртура, мастера по фрескам?
— Ну и?
— Он, вернее они, представили счет на оплату двухгодичной работы.
— Уф!
— Они сказали, что сделали ее в четверг. В соответствии с астрономическим временем, сказали они.
— Так и сказали? — уточнил Птаклюсп.
— Просто поразительно — умнеют на глазах, — хмыкнул один из бухгалтеров, глядя на паракосмических архитекторов.
— И сколько их там сейчас? — нерешительно поинтересовался Птаклюсп.
— Откуда нам знать? Было пятьдесят три. Во всяком случае, попадается на глаза он чересчур часто.
Двое Птаклюспов 2-а сели, сцепив пальцы, — дурной знак у людей, имеющих дело с деньгами.
— Суть в том, — продолжал один из них, — что, когда первый порыв энтузиазма прошел, многие стали размножаться без официального на то разрешения и теперь могут сами сидеть дома, а двойников посылать на работу.
— Что за чушь, — слабо запротестовал Птаклюсп. — Как ни крути, а это все равно один человек.
— Сей факт никого не смущает, — махнул рукой 2-а. — Много ли двадцатилетних бросили пить только ради того, чтобы спасти какого-то незнакомца, который в сорок умирает от цирроза печени?
— Незнакомца?… — растерянно переспросил Птаклюсп.
— Я имею в виду себя самого, только на много лет старше, — оборвал его 2-а. — Впрочем, это вопрос философский.
— Вчера какой-то каменщик избил своего двойника, — мрачно произнес один из Птаклюспов 2-б. — Подрались из-за жены. Теперь он сходит с ума, потому что не знает, была ли то его ранняя версия или некто, кем он еще не успел стать. Боится собственной мести. Но знаешь, папа, есть вещи и похуже. Мы платим сорока тысячам работников, в то время как на самом деле их всего две тысячи.
— Если все так — мы банкроты, — понурился Птаклюсп. — Да, это моя вина. Я всего лишь хотел, чтобы ты не сидел без дела. Просто представить не мог, что все так обернется. Вначале все казалось куда проще.
Один из 2-а откашлялся.
— В общем… м-м… все не так уж и плохо, — успокоил он.
— Что ты хочешь сказать? Бухгалтер выложил на стол двенадцать медных монет.
— Понимаешь, мне пришло в голову, что, раз уж творится такая чехарда со временем, через петли можно пропускать не только людей, но и, понимаешь… Вот, взгляни на эти монеты.
Одна из монеток вдруг исчезла.
— Это все одна и та же монета? — поразился кто-то из братьев.
