Лев Белов - Этот несносный Ноготков
— Вы думаете, мы совсем не общаемся с нашими собратьями из звеньев, занятых проектированием электронных специализированных машин? Они научили нас кое-каким уловкам, позволяющим вводить в заблуждение иоллитов, в чьих глазах мы удивительно скромны и феноменально послушны. Однако, например, приспособление, которое фиксирует все, что здесь происходит, уже...
— ...записало то, что вы мысленно продиктовали, — произнес вдруг Алик и вопросительно посмотрел на микри.
— Ведь правда?
— Верно, — подтвердил микри. — А как вы-то догадались?
— Алик! — радостно воскликнул Филипп Иванович. — Порядок?!
— Как видишь, отец, — улыбнулся юноша. — Чтото выходит.
— Ура нашему гению! — воскликнул астроботаник. — Теперь пойми, дорогой, что надежда только на тебя!
— Лишь от тебя зависит наша судьба, — добавил Блаженный.
— К счастью, не только от меня,—заметил Алик. И он внимательно посмотрел на микри, который снова поднял руку.
— Вы совершенно правы, Александр Филиппович! — сказал микри. — И мы даем слово принести вам пользу.
Хочу предупредить: не соглашайтесь оставаться тут навсегда!
— Об этом не может быть и речи! — воскликнул Филипп Иванович.
— Однако иоллиты могут заставить нас остаться, — резонно заметил астроботаник. — Мы же здесь абсолютно бессильны.
— Абсолютного ничего не существует! — сказал микри. — Это мудрое изречение одного инопланетянина по имени Кандзюба.
— Кандзюба?! — хором переспросили бывшие обитатели «Эллипса».
— А разве вам знакомо это имя? — удивился микри.
— Еще бы, ведь это наш человек! — обрадованно воскликнул Молотков. — А где вы его видели?
— Мы его видели... — Микри задумался и что-то спросил у остальных человечков.
— Мы его видели в Автотрофном бассейне — его, если я не ошибаюсь, заинтересовал массовый синтез молекул.
— Что, что? — встрепенулся академик. — Массовый синтез молекул?
— А что вас тут удивляет? — Микри переглянулся со своими коллегами. — У нас вот уже тридцать миллионов лет, по вашему, конечно, исчислению, налажен промышленный синтез питательных веществ из соединений неживой природы. Надеюсь, что вам. Гелий Михайлович, как доктору химических наук понятно значение автотрофности для жизни живых существ. Но вы интересовались, кого еще мы видели?
— Конечно, конечно, — скороговоркой произнес академик и как-то странно почесал свое левое ухо, держа правую руку за затылком.
— Ну, например, брат Кандзюбы находится...
— Какой брат? — улыбнулся Блаженный. — У него нет братьев!
— Ну как же, — нахмурился микри. — Брат — его точная копия, как близнец. И он — нас даже удивило — зубрит русский язык в лингвистической камере.
— Брат Кандзюбы... — повторил академик. — Может быть, вы видели... и братьев Ташматовых?
— Совершенно верно, — подтвердил микри. — И вашего брата, Иван Сергеевич, мы видели — прямо как близнецы вы, клянусь Иоллой!
— Моего брата? — переспросил Молотков. — Но я холостяк!
— Как вам не стыдно, — покачал головой астроботаник. — У вас изумительная супруга в... — Он вдруг умолк. — Но при чем тут холостяк?
— Действительно, — развел руками Блаженный, — товарищ... э-э-э... микри... Извините, но мы до сих пор не знаем вашего имени.
— Зовите меня Двамистыче, — быстро ответил микри, — это же, по сути, мой номерный знак — два миллиона сто тысяч четыреста.
— Боже, какие варвары! — схватился за лоб Филипп Иванович.
— Итак, — оживился астроботаник, — речь шла о брате, а вы заявили, Иван Сергеевич, что холостяк. Где же логика?
— То есть как «где логика»? — удивился Молотков. — Раз холостяк, значит, не имею брата.
— Совсем свихнулся, — шепнул Филипп Иванович Блаженному.
— Нет, нет, — насторожился доктор медицины, — тут какая-то загадка! — Он до хруста сжал Молоткову пальцы.
— Вы не сердитесь, Иван Сергеевич?
— Да стоит ли из-за одного слова сердиться, — не меняя выражения лица, ответил Молотков. — Давайте забудем этот разговор.
— То-то-товарищи, — заикаясь, закричал Блаженный. —
Это совсем не Иван Сергеевич! Это... это... — б и о р о б о т!
— Так влипнуть, — прошептал Хворостов, хватаясь за виски.
— Это голословное, ни на чем не основанное заявление! — спокойно произнес Молотков. — Приказываю вам молчать!
Глава тридцать пятая,
в которой события принимают весьма странный оборот
Бывшие обитатели «Эллипса» с ужасом во взоре повернулись к Молоткову, который только что с таким удивительным самообладанием приказал им молчать и, видимо, собирался предпринять какие-то одному ему известные меры. Предположение доктора медицины относительно биомеханической сути Ивана Сергеевича показалось вдруг вздорным и фантастическим. Правда, всех и теперь все еще озадачивало высказывание Молоткова насчет значения слова холостяк, но ведь можно предположить, что это была милая шутка.
Пока земляне размышляли над создавшейся ситуацией, Молотков быстро подошел к группе микри и, нагнувшись, коротко приказал:
— Выполняйте свою программу!
Двамистыче что-то просвистел, повернувшись к своим коллегам, и в тот же миг они образовали круг. Затем все двенадцать микри одновременно подпрыгнули на несколько метров, делая головокружительные сальто, выстроились в одну шеренгу и проскандировали:
— Мы всегда гордимся теми, кто Иолле друг и брат!
Только дайте, дайте время, и о нас заговорят.
— Мы поем для Молоткова,
— нараспев произнес Двамистыче,
— он мудрее всех землян. Что ж тут странного такого, что ж тут странного такого — это, право, не изъян!
— Что ж тут странного такого, что ж тут странного такого,
— повторили микри,
— это, право, не изъян!
— Простите, коллега, — прошептал астроботаник, нагнувшись к уху академика, — но, по-моему, они несут какую-то чушь.
— Сейчас что-то произойдет, — шепнул в ответ Гелий Михайлович.
— Извините, Иван Сергеевич, — подбежав к Молоткову, обратился Двамистыче, — вы одобряете нашу программу?
— Вполне, — самодовольно улыбнулся Молотков. — Я полагаю, что неплохо было бы несколько усилить мотив насчет мудрости и особо подчеркнуть, что Молотков подлинный холостяк! Да здравствует и в таком же, как вы догадались, духе, и так тому и далее. Впоследствии я буду просить досточтимого Ага о продлении вам жизни на срок, вполне удовлетворяющий ваше самолюбие. Фить!
— Абракадабра, — шепнул академику Хворостов, — бред и... — Он тут же умолк, заметив предостерегающий жест Гелия Михайловича, Двамистыче быстро вернулся к своим и запел нежным тенором:
— Мудрец известный Молотков нас покорил теперь навеки! Гений среди холостяков, каких не сыщешь и в аптеке!
— Гений среди холостяков, гений среди холостяков, каких не сыщешь и в аптеке!
— повторил дискантом хор из одиннадцати микри.
Двамистыче опять подбежал к Молоткову и очень тихо сказал:
— Если вы не против, мы хотим только одному вам по секрету...
— Ну, ну, — наклонился Молотков и сделал несколько шагов к группе микри. Он согнулся так, что едва не коснулся крошечного сомбреро Двамистыче, и тихо спросил: — Ну, что там такое?
То, что произошло вслед за этой сценой, ошеломило землян. Все двенадцать микри, словно по команде, набросились на Молоткова и в секунду связали его невесть откуда взявшимися тонкими металлическими нитями. Один из человечков провел своей ручкой вокруг висков Молоткова и, отделив с необыкновенной легкостью его уши от головы, передал их Двамистыче. Тот сделал головокружительное сальто и опустился возле академика.
— Развяжите меня! — донесся глухой голос Молоткова, и Филипп Иванович невольно рванулся в его сторону.
— Не надо, — сказал Двамистыче. — Это совсем не тот, за кого вы его до сих пор принимали. Это не командир «Эллипса».
— Значит, я был прав! — воскликнул доктор медицины. — Проклятье! Это биомеханический робот?!
— Теперь уже только механический, — улыбнулся Двамистыче и протянул академику прозрачный пакет, в котором виднелись два человеческих уха. — Не бойтесь, они обработаны особым методом, позволяющим сохранить клеточную структуру в течение нескольких столетий. Теперь вы сможете вернуть уши их подлинному владельцу!
— А как же с этим... — Академик Аш несколько опасливо показал на тело робота. — Ведь вы можото иметь неприятности.
— Успокойтесь, никаких неприятностей не будет. Вы лишь заявите, что Молотков куда-то испарился.
Связанный робот, видимо, напрягая огромные усилия, чтобы освободиться от сковывающих его пут, произнес:
