Станислав Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
– Да на кой черт нам все это нужно?!
– Вы плохо знаете сибиряков! – воскликнул Вольфрам. – Мы на весь мир славимся своим гостеприимством и щедростью. Не могу же я отправляться в Африку с пустыми руками!
– Как же вы полетите с нами? – вмешался Стас. – А кто будет управлять губернией?
– А, – беззаботно махнул рукой тот. – Без меня как-нибудь обойдутся... Не могу же я отпустить своих друзей в опасное путешествие одних. – Он на миг задумался и сказал: – А знаете, я и сам удивляюсь, что это со мной происходит. Раньше я точно никуда не полетел бы, а теперь мне это кажется таким естественным...
– Ну, так вы ведь теперь добр... – начал Перескоков, но, получив от продюсера Леокадии подзатыльник, подпрыгнул от неожиданности и закончил: – ...добрых друзей встретили, с ними – хоть на край света.
– Вот и я так думаю, – безмятежно отозвался Вольфрам. – Возьму с собой кое-какие документы – законопроекты, распоряжения – и в свободное время поработаю над ними... – сказав это, он с удвоенным аппетитом принялся за пельмени.
В душных зарослях городского сада толпилось видимо-невидимо зевак, собравшихся посмотреть, как рядом с парком на стадионе «Труд» надувается огромный желтый огурец дирижабля. Освещенный десятком мощных прожекторов, он уже висел над землей, покрывая тенью почти все футбольное поле. Под ним раскачивалась на тросах гондола, похожая на вагон старинного трамвая. Ее окна светились изнутри.
Под непрерывный блеск фотовспышек мы забрались по трапу внутрь и прощально помахали томичам из окон. Салон был совсем небольшим, и, если уж сравнивать с трамваем, то примерно в половину обычного вагона. Дизайн внутри гондолы тоже был довольно скромный. Место пилота даже не было отгорожено от десяти пластиковых пассажирских кресел, на каждом из которых лежали свернутые серые шерстяные одеяла. Проход был завален коробками с подарками для египтян, и, рассаживаясь, мы пробирались через них, выделывая самые немыслимые акробатические номера.
Всего на борту дирижабля находилось семь человек. Мы со Стасом в своих клоунских костюмчиках, Вольфрам с папочкой документов под мышкой, чудовищный Перископов с животиком и, старавшийся теперь быть ниже травы и тише воды, Перескоков. А также пилот дирижабля по прозвищу Кречет и, наконец, наш личный телохранитель с ружьем, в темных очках и с забинтованной, будто ему отдавили уши, головой. Время от времени я, проверяя, все ли у него в порядке, дотрагивался до этой повязки и чувствовал, как она ритмично вибрирует. А если приблизиться к ней ухом, можно было отчетливо услышать мрачные и тягучие аккорды «Пинк Флойда». Повязка была намотана прямо поверх наушников.
Пятнадцать минут спустя мы начали медленно подниматься над стадионом и именно в этот миг услышали снизу душераздирающий крик:
– А меня?! А как же я?!
Мы повысовывались из окон и увидели, что это кричит бедняга Шпулькин, окруженный всей прочей столичной братией.
– А как же мы?! – завопила примадонна, ломая руки. – Ведь это же наш общий, совместный проект!
– Не горюйте! – крикнул им Перескоков. – Мы не забудем, сколько вы для нас сделали! Но стратегия продвижения требует от нас временной разлуки! Временной! Подчеркиваю: временной!
– Хватит врать! – отпихнул его Перископов и заорал: – Да кому вы нужны, чучела попсовые?! Посмотрите на себя в зеркало, только не умрите со страха!
К счастью, дирижабль поднялся уже так высоко, что звезды внизу вряд ли расслышали его оскорбительные откровения.
В салоне потушили верхний свет, включенными остались только матовые бра на стенах, и вскоре город превратился в лужицу электрических точек вдоль извилистой чернильной полосы томской реки. Потом мы неожиданно погрузились во мглу облаков и отвлеклись от окон. Я зевнул и, в который уже раз осознав, как смертельно устал, окинул наш полутемный салон взглядом.
Мерно шумел пропеллер. Посвежело, и все окна салона были теперь плотно закрыты. Водитель колдовал над приборной доской. Губернатор трепался о чем-то с Перископовым, судя по напряженно-злобному выражению лица последнего, проверял глубину его познаний в самых разнообразных областях. Перескоков тупо уставился в непроглядную мглу за окном, и на лице его явственно проступила печать обреченности. А наш телохранитель, наморщив лоб, сидел возле самого входа так прямо, словно проглотил лом. «Пинк Флойд» – музыка нелегкая, особенно для неподготовленного сознания.
– Странно это, Костя, – сказал мне Стас. – Опять мы летим в Египет. Побывали в древнем, а теперь – в современный...
Потом он укутался в одеяло, закрыл глаза и миг спустя, развалившись в кресле, засопел. Тогда я тоже хорошенько укрылся и прикорнул на его плече.
Пробуждение было отнюдь не таким идиллическим. Кабину раскачивало из стороны в сторону, по стеклам хлестал дождь, а в салоне царила паническая суета. Безмятежно спящим оставался только телохранитель у входа. «О господи! Неужели опять авария?!» – подумал я, вспомнив самолет, и именно это воспоминание заставило меня вскочить и пробраться к пилоту.
– Что происходит? Мы падаем?
– Нет, – отозвался тот, – но высоту теряем.
– А это не одно и то же?! Мы разобьемся?!
– Нет, – спокойно ответил пилот. – Мы снижаемся довольно медленно. Меньше метра в секунду.
– А почему?
– Попали в грозу, в область низкого давления. Дирижабль имеет огромную площадь поверхности. Он намок, сильно потяжелел, и подняться выше туч, чтобы обсохнуть, мы теперь не в состоянии.
– Может быть, нам надо сбросить балласт? – спросил я, кивнув в салон.
– Вы опять за свое?! – испуганно взвизгнул Перескоков, который, как всегда, все слышал, а сейчас был особенно взвинчен.
– Я имел в виду коробки с подарками, – успокоил я его.
– Думаю, в этом нет необходимости, – сказал пилот. – По моим расчетам под нами должна быть степь. В крайнем случае сядем, переждем грозу, обсохнем и отправимся дальше.
– Но, господин Кречет, ведь это может затянуться и на несколько часов?! – понизив голос, сказал Перескоков с тихим ужасом в голосе. – Коллега Перископов нам этого не простит... Нас поджимают сроки... – Коллегу Перископова он явно боялся сильнее бури, шторма, землетрясения и всех прочих стихийных бедствий, вместе взятых.
– Ну-у, – протянул пилот и пожал плечами, – вы, конечно, можете попробовать выбросить самые тяжелые коробки. С разрешения губернатора, естественно. Тогда, возможно, садиться и не придется.
Перескоков ринулся в салон и, даже не думая что-то спрашивать у Вольфрама, принялся таскать ящики к выходу. Я решил ему помочь, позвал Стаса, и мы распахнули дверь. В гондолу ворвался мокрый ветер, он подхватил и заставил летать по салону бумаги Вольфрама. Бедняга бросился ловить их, но, увидев, что мы со Стасом собрались выбрасывать его коробки, забыл о документах и стал метаться между нами и Перескоковым.
– Что вы делаете?! – стонал он. – Ведь этому всему цены нет! Расхитители! Стойте! Только не бальзам! Ну, дайте я вытащу хотя бы пару бутылочек – чисто для себя...
Вся эта кутерьма застопорила наши действия, и мы так и не успели выбросить во тьму ни одного ящика, когда гондола довольно основательно стукнулась обо что-то днищем. Мы со Стасом повалились в проход, а наш телохранитель, так, по-моему, и не проснувшись, выпал из кресла в открытую дверь. Я подполз к проему и немного высунулся, чтобы посмотреть, куда он упал. Но тут меня с головой накрыла пенистая морская волна. Едва я успел сообразить, что мы легли брюхом на воду, как волна, откатившись, смыла меня наружу.
Канув в холодную пучину, я ощутил, как вода ударила мне в нос, и по лицу заскользили шершавые пузыри. Я задел рукой какую-то мерзкую ржавую железяку на илистом дне, а через мгновение оказался на поверхности, кашляя, протирая глаза и с трудом удерживаясь на плаву. «Вот так степь», – только и подумал я.
Было темно, и отчаянно хлестал ливень. Я явственно слышал, как капли упруго барабанят и по дирижаблю, но не видел его. Зато разглядел коробки, которые плавали вокруг. По-видимому, их смыло вместе со мной. Я уцепился за один из ящиков, и это помогло мне не пойти ко дну снова. Вдруг ливень как-то изменился, стал реже, но крупнее, я поднял взгляд и обнаружил медленно плывущую надо мной гондолу с тускло светящимися окнами и дверным проемом. С нее, как с крыши дома, вода стекала толстыми струями.
И тут же я увидел нашего телохранителя: он болтался надо мной, ухватившись за дверь. Но совсем недолго: мгновение спустя его втащили внутрь. Я машинально попытался дотянуться до днища, но понял, что это мне не удастся: я и плавающие вокруг ящики сыграли роль балласта, и «Крюгер», полегчав, основательно приподнялся. Меня охватило отчаяние.
Вдруг краем глаза я заметил, как что-то большое и темное шмякнулось о воду рядом. Я стал испуганно вертеться по сторонам, затем замер и прислушался. И тут кто-то, вынырнув прямо передо мной, крепко сдавил меня поперек туловища – то ли осьминог щупальцами, то ли акула челюстями! Я оцепенел от ужаса.
