Лев Белов - Этот несносный Ноготков
— Раз мы окажемся на дне, — усмехнулся академик, — распределим роли — кто будет Бароном, Сатиным и Лукой.
— В ситуации такой вы хотели б стать Лукой? — прозвенел Аг.
— Как? — ахнул академик. — Вы знаете, о чем идет речь?
— А вы, ученый муж, хотите ль, чтоб я прочел вам монолог? Лука-то, псевдоутешитель, заговорить любого мог!
Академик Аш с суеверным ужасом поднял очи горе и выдохнул:
— Сверхъестественно!
В этот момент перед землянами возникло сооружение, напоминающее лифт, и все услышали приглашение иоллита:
— Милости прошу! Сейчас мы с вами попадем в Центральную лабораторию Главного Бассейна научной станции Рунди.
— А сколько всего-то лабораторий? — спросил Хворостов.
— Лабораторий много, — ответил иоллит, — но отдохнуть сможете.
Земляне как-то весьма торопливо вошли в кабину лифтом, вслед за ними влетели Аг и Эм-дэ-эс-тэ. Пахнуло удивительной свежестью. Кабина была изготовлена из полупрозрачного материала, напоминающего целлулоид, но похожего и на сталь. Казалось, стены излучают свет и тепло.
Раздалось едва слышное жужжание, и все скорее догадались, нежели ощутили, что кабина понеслась вниз с огромной скоростью. Никто из землян не смог бы сказать точно, сколько времени провели они здесь. Так, впоследствии, когда все пришли в себя, астроботаник сказал, что прошло минут десять. Филипп Иванович утверждал, что истекло не менее получаса. Академик намекнул на десятичасовое пребывание.
А Джонрид Феоктистович имел в виду уже сутки. И лишь Алик заявил, что они неслись в бездну не более сорока секунд.
Такой разнобой объяснялся тем, что у всех было ощущение проснувшихся людей.
Выйдя из кабины, они очутились в эллипсообразном зале площадью не менее пятисот квадратных метров. Стены его возвышались метров на десять. Голубовато-зеленые ребристые грани их и розовый потолок испускали нежный свет. Стоял непередаваемо легкий аромат каких-то необыкновенных цветов.
Бывшие обитатели «Эллипса», не в силах что-либо произнести, с глубоким интересом разглядывали окружающую их обстановку. Собственно, никто не заметил в зале даже намеков на то, что у землян принято именовать мебелью.
Лишь в дальней части помещения Филипп Иванович обнаружил нечто похожее на двустворчатый шкаф.
— Сегодня, доктор, целый день я, — прозвенел над головой Блаженного авто-гид, — глядел на ваши сновиденья. Пока я находился с вами, я был вполне доволен снами — они вас всех перенесли на милый сердцу край Земли. Уверен, что вы были рады на часик вырваться из ада — ведь жизни час на нашей Рунди вы предпочли б земной секунде!
— Какие сны? Какие секунды? О чем вы говорите? — Блаженный переглянулся с товарищами. — И где мы?
— Но вы собираетесь отдохнуть? — проскрипел иоллит.
— Спасибо, — смутился Джонрид Феоктистович, — разве что присесть. Да вот не на что.
— Садитесь, — проскрипел иоллит, и его щупальца воспроизвели движение рук радушного хозяина. — Будьте как дома!
— У вас принято усаживать гостей прямо на полу? — спросил астроботаник. — Или это обыкновенный признак высокой цивилизации?
— Если удастся, сядьте на пол, — прозвенел автогид, — а не удастся — стойте так, но чтобы на меня не капал никто из вас — мол, этот Аг морил нас голодом и стужей, не дал поспать, не дал присесть и, что еще гораздо хуже, задел земную нашу честь!
Астроботаник переглянулся с Гелием Михайловичем и, словно выражая общий протест землян, согнул ноги в коленях, готовясь усесться прямо на полу. Однако в тот же миг он с крайним изумлением почувствовал, как кто-то невидимый подставил под него мягкое удобное кресло. Петр Валерианович мог бы поклясться, что ни Аг, ни иоллит этого сделать не могли: во-первых, оба они висели в воздухе, а, во-вторых, до этой секунды нигде в зале не было видно ничего похожего на мебель. Теперь каждый стал наблюдать за соседом. И все ахнули, заметив, как под человеком, пытавшимся присесть, мгновенно поднимался пол, принимая форму кресла.
— Вот так номер, — пробормотал Филипп Иванович. Он хотел сказать что-то еще, но самая дальняя голубовато-зеленая стена вдруг вспыхнула ярким светом, и на ней, словно на огромном телеэкране, появились фигуры шестерых крепышей в голубых скафандрах. Они направлялись к какому-то конусообразному металлическому зданию. Подойдя к входу, напоминающему срезанный наполовину овал, они стали махать кому-то невидимому руками в голубых перчатках. Над крепышами взвились розовые ленты с непонятными надписями. Ленты висели в воздухе, как на гвоздиках.
Шестерка вошла в полуовальную дверь, которая тут же буквально защелкнулась. Конусообразное здание стало отдаляться, словно его кто-то сильный толкал в бок. Видимо, происходило нечто обратное — панорамировала кинокамера.
Впрочем, стало ясно, что конус — это огромная ракета.
Столбы желто-красного пламени вырвались из сопел летательного аппарата, и он стал отрываться от громадных приспособлений, к которым был прикреплен. Вскоре ракета начала двигаться гораздо быстрее.
На стене мигали большие синеватые звезды. Где-то в верхней части неба показались две маленькие ракеты, которые быстро увеличивались в размерах и промелькнули яркой полосой.
Теперь экран представлял собою внутреннюю часть ракеты.
На переднем плане виднелась фигура астронавта, держащегося за блестящие темно-красные рычаги. Приборы мигали зелеными огоньками.
Голубовато-зеленая стена вспыхнула розовым светом, и на ней появилась надпись из русских букв:
«ТАК НАЧАЛСЯ
ПОЛЕТ К ГОЛУБОЙ ПЛАНЕТЕ ОКЕАНИЯ ШЕСТЕРЫХ
СМЕЛЬЧАКОВ БЛИСТАТЕЛЬНОЙ ИОЛЛЫ ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ
НАЗАД ПО ЗЕМНОМУ ИСЧИСЛЕНИЮ ВРЕМЕНИ. ТОГДА
ОБИТАТЕЛИ ГОЛУБОЙ ПЛАНЕТЫ ОКЕАНИЯ НАХОДИЛИСЬ
НА ВЕСЬМА НИЗКОМ ДУХОВНОМ И ТЕХНИЧЕСКОМ
УРОВНЕ РАЗВИТИЯ. ПОЯВЛЕНИЕ НАШЕГО
КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ ИМ КАЗАЛОСЬ
СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫМ И НИЧЕМ НЕ ОБЪЯСНИМЫМ
ЯВЛЕНИЕМ, КОТОРОЕ ОНИ НАЗЫВАЛИ ЧУДОМ».
Глава двадцать восьмая,
имеющая косвенное отношение к религии
Голубовато-зеленая стена потухла, и зал снова озарился мягким светом. Джонрид Феоктистович невольно ощупал кресло, в котором сидел, и, как-то странно улыбнувшись, обратился к цитологу:
— Широкоэкранный стереофонический фильм. Простите, —
Блаженный вперился в Ага, — а зачем вы нам это показываете? Как взлетает ракета, мы знаем, а сказки нас не ин...
— Это не сказки, доктор медицины, — прозвенел автогид, — а хроника, заснятая давно. С тех пор прошел период слишком длинный, и что вы увидали — не кино, а, повторяю, подлинные сцены, и для землян они, ей-ей, бесценны!
— Ну, ладно, — усмехнулся астроботаник, — кройте дальше!
Голубовато-зеленая стена снова засветилась яркой вспышкой, и на ней появились какие-то бегущие фигуры. Это были мужчины, женщины, дети и старики. Почти все они, одетые в белые платья, рубахи и штаны, бежали, спотыкаясь и с ужасом оглядывались. В левой части стены-экрана остановился какой-то старик. Он пополз к ракете, метрах в трех от нее снова поднялся на ноги и застыл в неподвижной позе.
На стене опять появилась надпись по-русски:
«ТАК
ПРОИЗОШЛО ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ОДНИМ ИЗ
ОБИТАТЕЛЕЙ ГОЛУБОЙ ПЛАНЕТЫ ОКЕАНИЯ. ПОТОМ МЫ
ВЗЯЛИ ЕГО С СОБОЮ».
Заинтересованные увиденным, земляне внимательно смотрели на людей, остановившихся вдалеке от ракеты. Вдруг они бросились врассыпную, что-то крича. Через несколько секунд из сопел ракеты вырвался столб пламени, и она стала отрываться от земли.
Как только на стене-экране погасло изображение, овальный зал снова осветился, и земляне с улыбкой посмотрели друг на друга.
— По-моему, фильм напоминает что-то уже виденное, — заметил астроботаник, — хотя досточтимый Аг и называет это хроникой.
— Отдаленно похоже на «Праздник святого Йоргена», — сказал Филипп Иванович. — Это была одна из первых комедийных лент с участием великолепных Игоря Ильинского и Анатолия Кторова.
— Согласен я с оценкой вашей Кторова, — прозвенел Аг, — наслышались мы много про которого, но лично я видал его в спектакле — «Школа злословия», по-моему, не так ли?
— Ка-аа-аким образом, — начал заикаться астроботаник, — как вам стало известно об этом спе-спеспектакле?
— Ах, это длинная история, — проскрипел Эм-дээс-тэ. — Иногда мы смотрим ваши фильмы и спектакли благодаря «летающим тарелкам». Что касается Ричарда Бринсли Шеридана, то он был знаменит и как выдающийся оратор. Вы помните его знаменитую шестичасовую речь на процессе против генерал-губернатора Индии... э-э-э... как его звали, Петр Валерианович?
