Лев Белов - Этот несносный Ноготков
...Было осеннее прохладное утро. Сквозь густые кроны деревьев пробивались лучи солнца, и в них кружились мириады пылинок. Метрах в тридцати от высоких сосен распластались ветви старых темно-зеленых елей. Легкое колыхание воздуха обдавало терпким, приятным хвойным ароматом. Где-то вдали слышался торопливый стук дятла, удары его клюва чередовались с громким криком «кик-кик-кик».
Совсем рядом с одной из сосен посыпался целый град шишек: небольшая стайка клестов-еловиков весьма проворно карабкалась по гнущимся веткам дерева.
— Филипп Иванович, ау-у-у-уу! — крикнул, пользуясь рупором из своих ладоней, астроботаник. — Где вы? Тут какая-то птичка!
Петр Валерианович в растерянности огляделся и, заметив неподалеку художника, бросился к нему, раздвигая колючие ветки.
— Красотища, елки-палки, — вздохнул Валетов, когда астроботаник остановился рядом. — И какой воздух! Что там за птичка?
— Да понимаете, Валентин Валентинович, такая небольшая штучка с оливково-серой спинкой, а грудка и брюшко желто белые с треугольными бурыми пятнышками — просто прелесть!
— Так это же дрозд, не знали? А еще крупный ученый!
— А вы откуда знаете, что это дрозд? Может, кукушка?
— Да я, дорогой мой, детство провел в лесу, а уже взрослым работал годика три художником в журнале «Окно в природу».
— Понятно... Все это хорошо, а куда подевались наши друзья?
— Разбрелись по лесу, наверно. Боже, какой воздух, какой аромат! Тут и грибов полно, очевидно, и дичи. Эх, дробовик бы...
— А что же вы, на самом деле, не прихватили ружья?
— Ума не приложу, — пожал плечами Валетов. — И не могу вспомнить, мы с вами встретились сегодня или вчера?
— Мне кажется, я брожу здесь несколько дней. Да что гадатьто, спросим у Ивана Сергеевича, он где-то здесь бродил.
— Э-ге-ге-э-э-эй, — Иван Серге-э-ээич, где-э-э вы-ыы-ы? — закричал Валетов. — Молотко-о-ов, Кандзюу-у-у-уба, ау-у-уу-аа!
— Идите сюда-а-а-а! — где-то совсем рядом послышался голос геолога. — Тут целая шайка муравьев.
Астроботаник переглянулся с Валетовым, и они двинулись на голос геолога. Через минуту они уже были в компании Кандзюбы, академика Аша, Блаженного, Ташматова, Ноготкова и его сына. Вскоре к ним присоединились Молотков с дублером.
— Милостивые государи, — задумчиво произнес Филипп Иванович, — вы не могли бы мне сказать, каким образом мы...
— Ты хочешь спросить, как мы сюда попали? — улыбнулся Алик.
— Вот именно! А откуда ты зна... Впрочем, ясно. Нонсенс!
— И все-таки, — встрепенулся астроботаник, —как мы очутились... Или все это мне только снится?
— И не просите, — среагировал Алик, — ни за что не ущипну!
— Послушайте! — вскрикнул Серповский. — А где же наш «Эллипс»?
— Какой, простите, «Эллипс»? — удивленно пожал плечами академик, но тук же по его лицу пробежала судорога, он сжал виски пальцами и тяжело застонал. — Черт побери, ведь даже помню, как по трапу...
— Ну ладно, товарищи, — решительно произнес Ноготковстарший, положив руку на плечо сына. — Вам всё шуточки, а мне надо возвращаться в институт, там меня заждалась Варвара Никаноровна, да и Мотылечек...
— Папа! — закричал мальчик. — Что ты говоришь?! Опомнись!
— А? Ты о чем, сынок? Товарищи, ни у кого нет анальгина?
— А я уверяю, что не «Анальгин», а «Эллипс»! — воскликнул академик. — Кроме того, рассуждения о химии максиэлемента, даже если допустить его стабильность относительно всех видов радиоактивного распада, пока, к сожалению, малоинформативны, уверяю вас! Во всяком случае, в гигантском макси-атоме электроны будут почти нереакционноспособны и предельно обессилены, смею вас в этом заверить, дорогие оппоненты!
— Да, я тоже обессилен, — вяло произнес астроботаник. — В конце концов, если хлореллу забросить в атмосферу Венеры, то она там очень быстро размножится, разложит молекулы цео-два, и эта планета станет пригодной для обитания людей. При чем тут анальгин?
— Абсолютно ни при чем! — согласился Блаженный. — Ведь возникающий при перегрузках отток крови от живота и нижних конечностей может быть предупрежден посредством напряжения мышц брюшного пресса и мускулатуры ног. Внутрибрюшное давление повышается, создается дополнительное препятствие перемещению крови!
— Но как все-таки мы попали в лес? — снова спросил Хворостов.
— Причем в смешанный лес средней полосы России, — уточнил Валетов. — Вы помните Шишкина?
— А его «Дубовый лесок в серый день»? Гениальный художник, а попал на рога глупому животному.
— А мы к черту на рога попали, — уныло заметил дублер.
— Вы пили вино прямо из рога? — спросил Киндэюба.
— Рог, рог, рог, рог, рог, — вдруг стал повторять одно и то же слово геолог. — Рок, рок, роковой, роковой случай... Да, дорогие товарищи, нас свел здесь роковой случай — все мы заблудились в лесу... на листьях видим мы росу... мне академик в душу влез...
— Что вы лепечете, Кандзюба? — хмуро посмотрел на доктора геологии академик. — Быть может, будет лучше, если вас осмотрит доктор медицины? По-моему, у вас не в порядке нервы. Я боюсь даже, что вы теперь не отличите щавелевой кислоты от серной.
Глава двадцать шестая,
в основе которой лежит фантастическое событие
— Итак, — проскрипел иоллит, паря над бывшими обитателями «Эллипса», — вас можно поздравить с благополучным возвращением на блистательную" Иоллу! Вы не раздумали, Петр Валерианович, попытаться забросить хлореллу на Венеру? А вы, Гелий Михайлович, до сих пор убеждены, что в гигантском максиатоме электроны будут почти нереакционноспособны по причине того, что обессилены? Как дела с анальгином, Филипп Иванович? Лec - то вам всем понравился?
— Гражданин Эм-дэ-эс-тэ, — сердито проговори академик, — если вы считаете, что мы по уровню цивилизации ниже вас, это еще не значит, что мы обязаны выслушивать ваши идио... извините... Кстати, вы сказали, что это Испытательный Бассейн, но где вода?
— Здесь воды ровно столько, сколько в вашем Донбассе.
— При чем тут Донбасс?! — взорвался академик.
— А как же, ведь это Донецкий Бассейн, значит, по-вашему, там можно увидеть только одних пловцов и прыгунов в воду! А уголек? Что же касается, как вы отметили, пресловутых испытаний, то эксперимент прошел успешно, с чем вас и поздравляю!
— Спасибо, — поклонился академик, — но о каком эксперименте идет речь? О нашем полете с аппаратиком?
— Не только. Удивительно, что это не повлияло на ваш рассудок и вообще почти не отразилось на ваших организмах.
— Действительно, тут запросто можно было свихнуться, — заметил астроботаник, — сами себе самолеты, летим, как стая гусей.
— Послушайте, а где же ваш Аг? — спросил Филипп Иванович.
— Он скоро прилетит, его вызвал Гэ-эр-пэ, — проскрипел иоллит.
— Вы все-таки нам скажите, — обратился к иоллиту астроботаник, — когда нам будет позволено, наконец, прибыть на вашу блистательную Иоллу? Не для того же мы проделали путь длиною более шестидесяти миллионов километров, чтобы вернуться с пустыми руками!
— Вы уверены, Петр Валерианович, что называете точные цифры, говоря о расстоянии до Голубой планеты Океания?
— Да, это точные цифры, — подтвердил академик, — ну, конечно, слегка округленные. Суть не в этом.
— Да, — согласился иоллит, — суть действительно не в этом. Боюсь, вы будете удивлены, когда узнаете правду о своем положении. Впрочем, у вас крепкие нервы...
— При чем тут нервы, — усмехнулся доктор медицины, — ведь обидно: до Иоллы вашей блистательной девять с небольшим тысяч километров, а мы тут застряли, как в болоте, и ни с места. И друзья наши неизвестно где.
— Вот и Аг появился на горизонте, — воскликнул Алик.
— Слава богу, слава Агу, — кисло улыбнулся академик.
— Надеюсь, он получил теперь точные инструкции от своего повелителя Гэ-эр-пэ, — иронически прищурил глаза астроботаник.
— Сейчас все выяснится, — проскрипел иоллит и, подлетев почти вплотную к Агу, что-то прожужжал. — Ну что ж, могу вас поздравить — получено разрешение доставить вас на блистательную планету Иоллу!
— Мм-да, — усмехнулся академик. — Нам нужно было сначала дожидаться великого противостояния Марса, затем совершить огромный путь, чтобы потом снова дожидаться — милостей у марсиан!
— Хоть ум ваш, академик, гибок, — неожиданно прозвенел Аг, — но избежали вы ошибок!
— Каких ошибок?! — возмутился академик. — Любому старшекласснику известно, что эти противостояния повторяются каждые пятнадцать-семнадцать лет. В таких случаях расстояние может сократиться до пятидесяти пяти миллионов километров. Не могли же мы отправиться в полет, когда нас разделяло четыреста миллионов!
— Итак, — проскрипел иоллит, — вы абсолютно убеждены, что до вашей планеты максимум четыреста миллионов километров?
