Юлий Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
Вольфрам свернул в зал русского Средневековья, крикнул нам, чтобы мы не входили, а сосчитали сначала до сорока. Мы посчитали и вошли. Вольфрама в зале не было, зато на деревянном престоле сидел настоящий русский царь. Суровый монарх сжимал в руках скипетр и державу, а на голове его красовалось нечто вроде шапки Мономаха. Я сперва подумал, что это восковая фигура, но царь шевельнулся и грозно объявил:
— Расхитили бояре казну земли русской! Воеводы не хотят быть защитниками христиан православных! Отдали Русь на растерзание Литве да ханам, да псам немецким! Каждый думает лишь о своей мошне, забыв напрочь об отечестве! — Он выдержал паузу и продолжил спокойнее, но строже: — А посему, повинуясь великой жалости сердца, беру снова государства свои, буду владеть ими самодержавно.
Он ударил скипетром, и мы вздрогнули.
— Похож? — вдруг спросил он заискивающим тоном. Колдовство развеялось, и перед нами вновь сидел прекраснодушный губернатор Вольфрам.
— Здорово, — признали мы со Стасом.
— Идем дальше! — позвал он и побежал, разбрасывая на бегу регалии. — Не забудьте сосчитать до сорока, — попросил он, влетев в следующий зал.
На этот раз губернатор сидел в бамбуковом кресле в образе японского императора-самурая, немного смахивающего на Будду, в златотканом кимоно.
— Хирамота хасаяма? — произнес он. — Сарамата, э-э, харакири…
Мы сложили руки ладонями и поклонились.
— Похож?! — взволнованно воскликнул Вольфрам снова.
Мы стали кланяться еще усерднее.
— Жалко, язык не знаю, потому — коротко! — вскричал он, вскакивая. — Но я выучу, выучу! Я — гений метаморфоз! Шланга, ко мне! — крикнул он. Большая, лающая басом собака, обгоняя нас, грузно проскакала по паркету и вместе с ним скрылась в следующем зале.
— …тридцать девять, сорок! — крикнули мы, досчитав, и вошли.
Приторно пахло розовым маслом. По углам широкой кровати дымили чаши с ладаном, а на перине, обнимая лежащего рядом пса, покоился человек в белом плаще с кровавым подбоем и с печатью муки на лице.
— Боги, боги! — хрипло простонал он, не открывая глаз. — Шланга!.. То есть Банга! Меня мучает страшная болезнь. Гемикрания называется. Принеси мне, пожалуйста, яду, Банга. — Он страдальчески прикрыл глаза рукой, приоткрыл ладонь, выглянул из-под нее одним плутоватым глазом и спросил: — Похож?
— Воистину, Эгемон! — признал Стас и зевнул. Я посмотрел на него и понял, что тоже не отказался бы уже и вздремнуть. Лучший Понтий Пилат из всех, что я видел, вскочил с ложа и хотел уже броситься в следующий зал, но я его остановил:
— Останьтесь, пожалуйста, так, — попросил я его. — Вам очень идет этот образ. Я это еще на мосту заметил.
— Правда? — застенчиво улыбнулся тот и, повертевшись туда-сюда перед зеркалом, кокетливо оглядел свой наряд. — А я так на работу завтра пойду! — заявил он. — Ну что ж, ладно. Вижу, теперь вы все-таки утомились. Давайте поужинаем — и на покой.
— Интересный вы человек, — заметил Стас по дороге в столовую.
— Да у нас тут все такие, — довольно махнул рукой губернатор. — Что ни дворник — писатель-фантаст, что ни сторож — рок-н-ролльщик. Есть даже один журналист, так тот себя и тем и другим возомнил, всему городу уже своими талантами плешь проел… Да все поголовно — художники, артисты… Еще эти, как их… Дизайнеры! А работать некому. Все поэты, в кого ни плюнь…
— А вы не плюйте, — посоветовал Стас.
— Трудно, — честно сказал Вольфрам и вздохнул. — Я же все-таки губернатор.
Вдруг со стороны входа еле слышно раздался хриплый вопль:
— Караул! Убивают!
«Вот тебе и раз! — удивился я. — Кто кого гут может убивать, если кругом одни добренькие?»
— Мне это кажется? — спросил я Стаса.
— Это голос Перескокова! — крикнул тот. — Бежим! — и мы бросились на звук через залы. Значит, продюсер нас все-таки выследил. Но кто-то настиг и его…
— Постойте! Подождите меня! — путаясь в полах плаща, прокуратор кинулся нам вдогонку.
Мы пробежали два выставочных зала, вестибюль… Хриплые вскрики и шум борьбы становились все яснее. Наконец, мы влетели в актовый зал и увидели, что лежащего на столе Перескокова душит висящий над ним на тонких, едва заметных струнках человек в черном трико и черной матерчатой маске, закрывающей все лицо.
— Я им ничего не сказал… — прохрипел синий уже Перескоков.
— Да ты ничего и не знал, болван! — ответил ему черный, и тут они оба увидели нас.
— Помогите! — простонал Перескоков.
Я схватил стул и запустил им в загадочного злодея. Но тот увернулся, резво взлетел на своих нитках к потолку и побежал по нему на четвереньках, раскорячившись, как паук. Миг — и он выскользнул в форточку под куполом зала.
— Кто это был? — спросил я у едва живого Перескокова.
— А я откуда знаю? — не моргнув глазом, соврал тот. — Лазят тут всякие… Странный городишко…
Тут прибежал запыхавшийся губернатор:
— Что такое? Что случилось?
— Да ничего, — отмахнулся Перескоков. — Все в порядке.
— Да? — прищурившись, спросил Стас. — И то, что тебя душил какой-то тип на веревочках, тоже в порядке?
— Ну… Мало ли… — пожал плечами продюсер. — С кем не бывает… Был и нету… Эй-эй! — крикнул он, поворачиваясь по сторонам. — Кто тут есть?! Вот видите, — развел он руками, — уже никого.
— Ну вот и чудненько! — обрадовался губернатор. — В гаком случае пожалуйте к столу.
— Странные вещи творятся с нашим продюсером, — нарочито громко поделился я со Стасом своей тревогой.
— Странные вещи, говорите? — внезапно посерьезнел губернатор. — Это еще что. Вот сейчас я вам покажу действительно странную вещь.
Он подвел нас к стене, на которой висела репродукция Джоконды, вставленная в вычурную золоченую раму, достал толстый черный маркер и нервным движением подрисовал творению Леонардо да Винчи густые гусарские усы.
— На кого теперь похоже? — таинственным голосом спросил наш искусствовед-любитель.
Мы пожали плечами.
— На мужика, — сказал Стас.
— Так-то! — победно бросил Вольфрам и, не снимая с лица загадочного выражения, упрятал фломастер под тогу. — Этот код разгадал я сам.
После чего, болтая как ни в чем не бывало о разных глупостях, он провел нас в столовую, где было уже накрыто.
Вокруг замечательно сервированного овального стола стояло четыре мягких стула. Посредине, как главное блюдо, дымилась и благоухала фарфоровая пельменница, а рядом стоял графин с жидкостью кофейного цвета. Это и был хваленый бальзам. Только мы уселись, как в столовой появился официант и стал повязывать нам салфетки и накладывать в миски пельмени. Когда он удалился, мы принялись за еду. И пельмени, и бальзам были действительно восхитительны.
— А вы больше так не делайте, — погрозил нам пальцем Перескоков с набитым ртом.
— Как? — не понял я.
— Без спросу не уходите, — объяснил он. — Я же волнуюсь.
Внезапно официант появился вновь.
— Десерт прикажете сразу подать? — неприятным скрипучим голосом спросил он.
— Что ты, братец, — после некоторой заминки ответил губернатор. — Где ж это видано?.. — Он внимательно посмотрел на официанта. — А-а, — понял он, — вы у нас новенький?
— Да, — замогильно отозвался тот. — Совсем новенький.
— Ой! — вдруг пронзительно вскрикнул Перескоков, уставился в тарелку и принялся нервно глотать пельмени один за другим.
Тут я обратил внимание, что официант поменялся. Тот был щуплый и молодой, а этот — старый, лысый, но осанистый и с животиком. И Перескоков явно его узнал. Да и мне эта фигура кого-то напоминала, но хоть убей, не помню кого.
— Простите, как вас зовут, кто вы? — спросил я напрямик, пряча под скатертью нож.
Воцарилось молчание.
— Ладно, — сказал наконец официант. — Хватит ломать комедию. Меня зовут… — подчеркивая многозначительность момента, он выдержал паузу. — Меня зовут Адамон Казимирович Перископов!
— Ой! — вновь взвизгнул Перескоков, теряя самообладание, и принялся стенать: — Я пропал! Просто пропал! Пропал совсем! Уж лучше бы я тогда прыгнул без парашюта…
— Заткнись, бестолочь! — огрызнулся на него таинственный официант. — Тебе что было велено? Всем говорить, что продюсер Леокадии — ты. А ты, сволочь этакая…
— Меня пытали! — всхлипнул Перескоков, указывая на нас дрожащей рукой. — Миксером! — и, рыдая, он уткнулся лицом в салфетку.
— Постойте, постойте! — вмешался я, выйдя из ступора. — Так вы и есть настоящий продюсер Леокадии? Мы все-таки нашли вас?!
— Еще чего! — рявкнул Перископов. — Это не вы меня нашли, а я вас!
— Ну ладно, — согласился я. — Это с какой стороны посмотреть. Главное, мы хотим узнать, почему все добреют от ее песенок.
