Эдуард Пак - Измперение инкогнито
Тихо посапывая, Альхор Борджи хмурился и морщился во сне. Ему снилась его «любимая» теща — старая беззубая карга.
Старика разбудил увесистый и довольно болезненный пинок под ребра. Тяжелая чалма все же слетела с его головы, опрокинув серебряный бокал, до верху наполненный красным вином.
— Вставай старый бездельник — услышал не привыкший к столь грубому обращению визирь.
Тяжелый туман в голове не желал рассеиваться. С трудом размежив непослушные веки, Альхор Борджи с изумлением приподнял глаза на наглеца, столь грубым способом осмелившегося потревожить сон самого первого визиря.
— Как ты посмела, Хуршида! Если твоя дочь является моей любимой женой, то это еще не значит, что… — проскрипел было старый визирь, водружая промокшую чалму на свое законное место, однако тут же осекся, увидев, кто стоит прямо перед ним.
Эмир — а это был именно он — грозно хмурил брови.
— Что ты несешь, кспрыш! Ты спишь у меня на службе, старый обленившийся бегемот? — в его голосе слышались стальные нотки.
— О-о-о мой повелитель, пощадите меня — Альхор Борджи бухнулся в ноги эмиру, распластавшись словно медуза на колючем песке прибоя — я стар и немощен, но я предан вам всей душой.
— Быть может ты слишком стар, чтобы оставаться у меня на службе? — проворчал эмир — не пора ли тебе на покой, нянчить внучек и правнучек, коих ты породил целую кучу и из коих можно составить целый табур или даже алай нашей непобедимой армии?
Слезы горькой обиды навернулись на глаза немощного старика, твердый ком подкатил к горлу, не давая выдавить ни слова. Сжав дрожащие морщинистые губы, старик покорно молчал.
— Почему иссяк водопад твоего красноречия? Ты совсем оглох, старый осёл? Вынь пробку изо рта и отвечай!
— Я… я — начал заикаться визирь.
— Беззубая Хуршида без белья! — взъярился эмир — гляди мне в глаза, когда говоришь со мной.
Стерев рукавом навернувшиеся слезы, старик покорно поднял затуманенные веки и взглянул в глаза своего повелителя.
— Что с ва-ва…
— От чего ты вдруг заквакал словно жаба? Распрями свой поганый язык и говори внятно.
— Не с-смею…
— Ну говори же!
— Что с в-ваш-шими глаз-зами, о мой повелитель?
— А что с ними не так? — удивился эмир.
— Они у вас не карие как было всегда, а желтые словно мед диких пчел…
— Вай! — улыбнулся эмир, обнажая острые желтые зубы — забыл!
— И зубы тоже… — тон старого визиря поменялся, в него красной нитью вплелись нотки ехидной подозрительности — он начал догадываться, кто в действительности стоит перед ним.
— Хи-хи-хи — глупо захихикал эмир, после чего как то съежился и стремительно уменьшился в росте.
— Мунки-и-и-с! — закричал визирь, вскакивая на ноги — ну все, я тебе сей час башку прошибу, клянусь аллахом.
Конечно же это был именно Мункис.
Вредное существо заливаясь веселым хохотом во все горло, сделало сальто назад через голову, приземлившись острыми копытцами прямо в бронзовое блюдо с отменным шербетом.
— Ах ты тварь поганая, почему я до сих пор тебя не раздавил словно навозного червя — взъярился Альхор Борджи, посылая молнию в гомункулуса.
Вш-ш-ших — молния пробила дыру в столе размером с голову и разметала остатки трапезы, покрыв жирными пятнами старинный файланский ковер.
— Потому что ты меня любишь, папа!
— Я тебе покажу «папа», как ты посмел обернуться в самого эмира? Какая… какая… — от возмущения у визиря сперло дыхание и пропал дар красноречия.
— Ты хотел сказать «наглость», папа? — учтиво подсказывал Мункис, ловко уворачиваясь от очередной молнии — было видно, что делает он это не в первый раз и имеет в этом порядочный опыт. Всякий раз, избежав удара, вредное существо корчило уморительные рожицы и вставало в оскорбительные позы, выставляя далеко вперед попеременно то перед, то свой тощий зад.
Вш-ш-ших — еще одна молния оставила безобразную черную кляксу с оплавленными краями на бесценной майолике стен.
Сейчас разъяренного царедворца не волновал даже тот факт, что секрет изготовления сей керамики, изумительно тонкой работы, был утерян уже тысячу лет назад.
— Не-е-е-т, сегодня я тебя достану, — упрямо пыхтел старик.
Комната, где совсем недавно трапезничал главный визирь теперь больше напоминала поле боя. Повсюду были раскиданы остатки пищи, глубокая красная лужа из дорогого вина красовалась на мраморном полу, логически довершал картину разгрома безнадежно испорченный ковер с дырой прямо по середине.
Края дыры еще дымились, наполняя комнату едким дымом.
Мункис, не смотря на весь свой многолетний опыт, уворачивался все с большим и большим трудом — на этот раз намерения Альхора Борджи были самыми серьезными.
Мункис уже горько пожалел о содеянном и совсем уже было решил покинуть поле боя, однако не тут то было — он с ужасом увидел, как старик накладывает на двери, окна и стены печать Андониума — неразрушимое запирающее заклятие.
— Демон вырвался на волю!!! Спасайся кто может!!! — внезапно тонко, но оглушительно заверещал Мункис, не щадя своих голосовых связок.
Окутанный сине-зеленым свечением магии, выделывающий странные пассы руками, старик и вправду сказать выглядел жутковато. Его длинные, кустистые брови медленно тлели, наполняя комнату противным запахом паленых волос, но он не обращал на это ни какого внимания.
Ткнувшись со всей дури в проем двери, получив ощутимый магический удар и заработав огромную шишку, Мункис с удвоенной энергией заметался по комнате, ища спасения от своего создателя.
Оставив попытки поразить ловкое существо молниями, требующими точного прицела, Альхор Борджи принялся насылать на мечущегося гомункулуса сети заклятия подчинения, парализующее на некоторое время жертву.
Скрипнула дверь.
— Все ли у вас в порядке, мой господин? — створки трапезной приоткрылись и показался силуэт стражника.
У Мункиса появилась надежда, он выжидал, когда закованный в броню воин окажется в поле действия запирающего заклятия, тогда бы он смог просочиться через стену защиты.
Момент настал. Это был его единственный шанс. Гомункулус юркнул в проем двери, надеясь проскочить у стражника между ног.
— Хватай! — резко выкрикнул визирь.
Отточенные рефлексы и отменная реакция не подвели молодого воина — он успел таки схватить промелькнувшую тень за самый кончик хвоста — за белую кисточку — предмет тайной гордости гомункулуса.
В ту же секунду стражника накрыла сеть подчинения. Мункис, невероятно извернувшись, умудрился как то избежать ее действия, а воин в тяжелой стальной кирасе как был в полусогнутом положении, так и рухнул головой вниз.
Старик лишь поморщился услышав лязг доспехов и громкий треск, с которым голый череп юноши встретился с мраморным полом. Однако хвост гомункулуса стражник так и не выпустил, надежно, словно тисками, сжав его в своей мозолистой ладони.
Тонко взвизгнув, словно камышовый кот попавший в капкан, Мункис вцепился острыми зубками в палец стражника.
Охая и прихрамывая, старик неумолимо приближался.
Упершись тонкими ножками куда-то в область паха стражника, Мункис изо всех сил, обеими лапками, тянул ненавистный мозолистый палец в тщетных попытках его разогнуть, но увы, у него ни чего не получалось.
— Что здесь происходит? — в дверях показался эмир — Альхор, я уже полчаса назад послал за тобой Мункиса. У тебя все в порядке?
Однако памятуя о невероятном коварстве и беспредельной наглости Мункиса, Альхор Борджи все же осмелился направить на эмира магический взор. Конечно же это вновь была иллюзия. Одним движением руки, визирь рассеял ее по воздуху.
Оставив бесплотные попытки, гомункулус притих, вжав голову в плечи и прижал уши к затылку в ожидании удара.
— Папа, папа, не бей…те — тонко и жалобно заверещал гомункулус, состроив брови домиком и заискивающе заулыбался, однако увидев зловещую ухмылку на устах старика и странный блеск в его глазах, гнусаво запричитал:
— О величайший из великих, о драгоценнейшее украшение совета мудрейших, о благороднейший и великоду-у-ушнейший…, великий эмир послал меня за ва…
Заклятие подчинения заставило его замолчать на полуслове, лишь только широко открытые глаза продолжали жить своей жизнью, так и не потеряв своей подвижности, но сейчас в них плескался дикий ужас и леденящий страх смерти, вдруг зародившийся в недрах маленькой души.
Старик раздвинул челюсти гомункулуса и бесцеремонно дернул свернутый в трубочку длиннющий розовый язык.
В сердцах напрочь смахнув висевшую лампаду, он подвешивал гомункулуса, привязывая его язык за крюк в стене, когда дверь вновь скрипнула.
— Что здесь происходит? Альхор, я уже полчаса назад послал за тобой Мун…
