Сергей Боровский - Председатель Луны
Другое дело, что болеть на «Румольской» некогда. Да и некому — народ на шахту едет специально отобранный и подготовленный. Поэтому в лазарете редко бывают аншлаги. Если же у кого-то возникают серьёзные проблемы со здоровьем, то его немедленно комиссуют и отправляют на Землю.
Несколько специальных палат со звукоизоляцией служат для интимных встреч, но особой популярностью они не пользуются, так как большинство предпочитает принимать «имполакс», гарантированно подавляющий всякое влечение на целый месяц. Така мера оправдывает себя, поскольку, во-первых, женщин на «Румольской» гораздо меньше, а, во-вторых, средняя продолжительность полового акта на Луне в четыре раза дольше, что создаёт дополнительные неудобства участникам процесса.
У Клыкова в общем корпусе есть отдельный кабинет, однако он давно отказался от единоличного права распоряжаться им. Пока директор находится в штабе, в его кабинете проходят заседания клубов по интересам, шахматные матчи, репетиции местной самодеятельности — то есть мероприятия, не требующие большого пространства, но которым тесно в компактных коридорах и рекреациях.
Космодром, площадка которого рассчитана на одновременный прием трёх грузовых кораблей, находится на севере от жилых корпусов, в безопасном удалении. Роль дополнительной защиты играет также гора пустой породы, вывозимой с обогатительной фабрики. Космодром — самый большой на Луне. Строился с запасом, с учётом растущих потребностей. А пока его часто сдают в аренду соседям-немцам, если у тех не хватает своих мощностей. Конечно, не бесплатно.
У них там свои порядки, немецкие, русскому человеку мало понятные. Но жаловаться на них грех. Отношения поддерживают нормальные, на чужое на зарятся, при случае могут и выручить. Их управляющий Детлефф Хопперхофф когда-то учился в МГУ, болтает по-русски не хуже некоторых румольцев. Кстати, это ему принадлежит идея совместных дискотек — по великим праздникам случается у них такое мероприятие. Немцы, конечно, строго следят за чистотой нации, поэтому никакого «перекрестного опыления» они не допускают, но развлечения получаются неплохие. Особенно для молодёжи.
Платят на «Румольской» хорошо. Клыков как-то подсчитал, что на Земле он за свою месячную зарплату год горбатиться должен. Причём, не где-нибудь в теплом московском офисе, а прорабом на стройке. Или старшим камнесборщиком где-нибудь на Ставрополье. Опять же, пенсия румольцам обеспечена персональная, с надбавками за пребывание в вакууме.
III
Прибытие грузолёта ожидалось во второй половине дня. Это рутинное событие, происходившее один раз в два-три месяца, вызывало, тем не менее, ажиотаж среди населения шахты. Кому-то из дома передавали посылки, кто-то получал новые вещь-потребности. И уж совсем особенное внимание привлекали рейсы с пополнением.
Сегодня как раз и был такой.
Клыков накануне тщательно изучил характеристики новобранцев, ознакомился с личными делами: оба молодые, полные задора и планов на будущее.
Ольга Сарапулова, 23 года, выпускница Краснодарского института пищевой и лёгкой промышленности. Прислана в помощь поварихе Тамаре. На фото — белокурая девчушка, слегка курносая, но довольно-таки приятная лицом. В институте занималась общественной работой помимо учебы — вела «Клуб любителей морского боя». Общительная, судя по всему. И не робкого десятка.
Андрей Померанцев, 26 лет, геолог, закончил Селигерскую академию управления. Имеет две награды: медаль «За трудовые подвиги» первой степени и почётный знак ЦК Румола «Душа коллектива». Принципиален, требователен к себе и окружающим. Направлен проходчиком вместо отбывающего на заслуженный отдых Петровича. Хотя, конечно, это громко сказано — Петровича заменить будет не просто. Ну, да ладно.
Однако, если честно, то Клыкова на этот раз беспокоило совсем другое. На дерзкое письмо своё он получил ответ за подписью самого Сусликова. Нельзя утверждать, что ему отказали, но и делать выводы обратного характера он пока не спешил. Расплывчато как-то: мол, рассмотрели, сочли оправданным, поставили на особый контроль.
В политике Клыков мало что смыслил, но каким-то внутренним чутьём он понимал, что не такие пишутся слова, когда принимается положительное решение по наболевшему вопросу. Трубили бы фанфары и лились бы победные речи, если бы оно случилось. А то одна размазня: сочли, рассмотрели, поставили…
Клыков отвлёкся от своих размышлений только в диспетчерской, когда штурман «Тополя» вызвал его на связь и запросил посадку.
— Посадку разрешаю! — сказал в микрофон Клыков.
«Тополь» садился медленно и даже как-то неуклюже. Так оно и понятно: грузоподъёмность — тысяча четыреста тонн, размах крыльев — шестьдесят метров. Машина с характером и стальными мышцами. Клыков невольно залюбовался им.
Когда погасли сопла и немного осела пыль, он вышел из диспетчерской навстречу прибывшим, не дожидаясь открытия люков. Всё равно, где стоять — будка не отапливалась и не снабжалась кислородом.
Первым из грузолёта вышел штурман.
— Ну, здравствуй, Алексей! — Клыков по-дружески толкнул его в плечо и обнял.
— Привет лунатикам! — ответил тот и сам расхохотался своей простоватой шутке.
Вслед за ним у трапа, озираясь по сторонам, показались новички и замерли. Конечно. Им всё сейчас в диковинку: и тусклое лунное небо, и унылый равнинный пейзаж, и даже диспетчерская, одиноко стоящая посреди пустыни. Пусть посмотрят, пока есть такая возможность. Потом наступят трудовые будни, пойдёт адаптация. Нервные срывы, слёзы, просьбы вернуть домой. Не всем удаётся выдержать это испытание до конца.
— Как прошел полёт?
— Нормально, Николай Иванович! — ответил юноша.
Ишь ты! Имя-отчество вызубрил. Подготовился, значит.
— Голова не кружится?
— Вот ещё! — ответила девчонка.
Да, палец ей в рот не клади — это сразу бросается в глаза.
— Ну, пойдёмте, коли так. Будем знакомиться с коллективом.
Клыков развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал в сторону корпусов. Удивлённо переглянувшись между собой, двое новичков последовали за ним, оставив штурмана ждать грузчиков. Они, конечно, не собирались видеть никакого злого умысла в том, что за ними не прибыл транспорт, однако странно всё-таки. Не пешком же они здесь передвигаются с утра до вечера.
Клыков улыбался себе под нос и молчал, будто слышал сейчас их спутанные мысли. Так надо, ребята. Почувствовать ногами почву под собой, ощутить себя частью того мира, в котором предстоит провести долгие годы. А покататься ещё успеете. Ещё надоест.
Дорога заняла чуть больше двадцати минут, и вот они очутились в шлюзовом отсеке. Вакуум плавно насытился необходимой для жизни воздушной смесью, и Клыков стянул с себя стеклянный колпак, подавая пример.
Двери разъехались в стороны, и их взору предстали улыбающиеся лица. Грянула гитара.
Ой, приехал! Ой, приехал!
Померанцев наш Андрей!
Нет, совершенно невозможно что-либо скрыть от этих любопытных. Кто им доложил, как зовут нового проходчика? И почему девушке тогда не поют серенады?
Но Клыков не успел высказать эти претензии вслух. Ольгу окружили резвящиеся юноши, и один из них, картинно упав на колени, продекламировал стихи. Что-то из Пушкина, кажется. Ну, всё. Можно за них не беспокоиться. Остальное им покажут и расскажут многочисленные добровольцы.
— Дайте же ей хоть немного освоиться, жеребцы! — всё же произнёс Клыков, но больше для проформы.
IV
Накрытый в столовой праздничный стол не ломился от яств — режим экономии никто нарушать не собирался. И всё же Тамара слегка решила побаловать собравшихся. Она испекла торт из настоящей муки и к обычной порции белкового супа добавила немного котлет из солонины.
Понятное дело, что старалась она больше ради Петровича. Как-никак, а тридцать четыре года из своих шестидесяти семи проработал он на шахте. Карьеру не делал, потому что не стремился к ней. Любил работать руками. Но авторитета от этого у него не убавлялось.
Молодые бегали к нему за советами — и по производственным нуждам, и просто так, для себя. Все знали, что Петрович найдет для них правильное слово, подберет только им одним годящееся решение.
И вот завтра его больше не будет среди них.
Клыков поднялся со стула, и все замерли, обратив к нему взгляды.
— Тяжёлый сегодня день для всех нас, — начал он. — Грустный. Не думал, что доживу до того момента, когда вот так буду стоять перед вами и говорить эти горькие слова. Петрович! Ты не забывай нас, пожалуйста. А уж мы, смею уверить тебя, сохраним всё то доброе, что ты посеял в наших сердцах. За тебя! Долгих тебе лет и радости!
Петрович смахнул скупую слезу, а Клыков опрокинул содержимое стакана внутрь и слегка поморщился. За ним проделали ту же процедуру и остальные. Только штурман потихоньку отодвинул от себя напиток. Хотел незаметно, но не получилось.
