Сергей Боровский - Председатель Луны
— Чёрт возьми! — воскликнул он. — Мне иногда кажется, что я сам себя перехитрить боюсь. По рукам! Подписывать договор будем?
Детлефф опять продемонстрировал свои белоснежные зубы.
— Зачем? Нет ничего надёжнее честного слова соседа. Ведь так?
Вызванные с «Румольской» ребята погрузили на вездеход немецкий товар и доставили его прямо в теплицу, практически готовую к посевной. Так, мелкие детали остались. Штрихи. Доделаем походу. Клыков лично бросил в землю первую горсть семян, а отец Поликарп произнёс короткую молитву во плодородие.
После этого объединённая русско-немецкая бригада приступила к рутине. Детлефф, как и обещал, подогнал инвентарь и рабочую силу. И дело у них сразу заспорилось.
Клыков лишь немного понаблюдал за ними, потому что вспомнил — за целый день он не притронулся к еде. Так поглотили его новые заботы.
Он вернулся на «Бурлаке» в спальный корпус вместе с бригадой проходчиков, оттрубивших смену, по дороге обсуждая с ними последние новости. Настроение среди рабочих преобладало приподнятое, и это не могло не радовать.
«Всё у нас получится, — подумал Клыков. — Ещё ни у кого так не получалось, как получится у нас».
На кухне его радостно встретила Тамара со своей новой помощницей, налив полную тарелку супа. Клыков с жадностью принялся уничтожать пищу, испытывая не физическое наслаждение. Ольга присела на краешек стула, наблюдая, как он ест, и улыбаясь.
— Не бережёте вы себя, Николай Иванович, — упрекнула она. — Принимать пищу нужно по расписанию.
— Кто сказал? — пошутил директор. — Каким документом регламентируется?
— Не документом, а целой наукой. Медицина называется. Режим благоприятствует пищеварению, а ведь именно от него, вернее, от его неправильности — все наши болезни.
— Красиво излагаешь, — похвалил Клыков и вдруг остановился. — Что это? — спросил он, подняв на ложке какой-то темный кусок.
— Мясо.
— Откуда?
— Вам положено, Николай Иванович.
Клыков покачал головой и выложил мясо на стоявшее рядом блюдце.
— Отдайте его строителям. Вот кому сейчас положено. И не пытайтесь со мной спорить.
Ольга порывисто, возможно, неожиданно для самой себя, схватила его руку и прижала к щеке.
— Какой вы хороший! — прошептала она.
Клыков замер на месте, не в силах отнять руку. Или боясь, что сделав это, причинит девушке напрасную боль.
IX
К прибытию следующего по расписанию грузолёта Клыков подготовился совершенно по-другому. Он приехал на космодром на «Бурлаке» в сопровождении десяти грузчиков во главе с отцом Поликарпом, захватив автокары с подъемниками.
«Каждую коробку лично перетрясу!» — мысленно пообещал он, однако душу его сверлили сомнения в том, что всё пойдет именно по такому сценарию.
Из грузолёта вышли двое. Не оглядываясь по сторонам, они быстрым шагом направились к встречавшим их румольцам.
«Почему двое? — удивился Клыков. — О пассажире никто меня не предупредил».
Когда они приблизились вплотную, Клыков понял, что не знает ни одного из них. Один — в штурманской форме, другой — в обычном гражданском скафандре.
— Кто здесь Клыков? — спросил гражданский.
— Я.
— Вам пакет.
На конверте, скреплённом сургучной печатью в виде знакомого двуглавого орла, стояла пометка: «Клыкову, лично в руки». На одинарном листке, оказавшимся внутри конверта, было напечатано следующее:
Настоящим предписывается директору шахты «Румольская» Клыкову Николаю Ивановичу передать полномочия предъявителю сего письма, Долгих Игорю Александровичу. Также ему приказано обратным рейсом отправиться на Землю, о дате и времени которого будет объявлено дополнительно. До тех пор оказывать всяческое содействие новому руководству.
Клыков повертел конверт в руках.
— Когда прикажете начать исполнение?
— Что за вопрос? — удивился Игорь Александрович. — Немедленно.
— Ну, что ж. Пройдёмте в корпус. — Он повернулся к озадаченным грузчикам. — Разгружайте без меня. Поликарп Андреевич, действуйте, как договаривались…
Хохот, раздавшийся в наушниках, заставил его замереть.
— Разгружать? — насмешливо произнес Игорь Александрович. — Что разгружать собираетесь?
И Клыков тут понял, что оправдались самые худшие его опасения — грузолёт пуст, а эти два человека с Земли — его конвоиры. И не более того.
Будто предчувствуя что-то неладное, у шлюза уже толпился народ. Вид вошедших в помещение людей, сопровождавших Клыкова, только усилил их подозрения.
— Что происходит? — задал мучивший всех вопрос Егоров.
— Всё в порядке, — ответил Клыков. — Это Игорь Александрович. С сегодняшнего дня он будет исполнять обязанности директора шахты.
Повисла мертвящая тишина. Игорь Александрович выступил слегка вперёд и поднял вверх руку, как бы пресекая возможные возражения.
— Приветствую вас, румольцы! Властью, данной мне Высшим Партийным Советом Московии, объявляю о сложении полномочий действующего директора шахты…
Договорить он не успел. Толпа бросилась на него и мгновенно скрутила. Штурман, стоявший чуть сзади, попытался достать из внутреннего кармана пистолет, но у него выбили оружие из рук и повалили на пол.
Всё произошло настолько быстро, что Клыков не успел даже сообразить, какими должны быть его собственные действия. Благо, на тот момент от него это и не требовалось — народ, повинуясь здоровым революционным инстинктам, выступал в роли самоорганизующегося общественного организма.
— У меня на руках распоряжение Президента, обязательное к исполнению всем, в том числе и присутствующим здесь! — прохрипел Долгих.
— Долой!
— Не подчинимся!
Егоров подошёл к нему вплотную, вытащил торчавший из грудного кармана мандат и порвал его, демонстративно рассыпая вокруг клочки бумаги.
— Какое такое распоряжение? — полюбопытствовал он.
— Вы забываетесь! Это не частная лавочка, а государственное предприятие!
— А я так считаю, что это, прежде всего, наш дом. И мы сами вправе разбираться в наших делах. Верно? — обратился он к толпе.
— Верно!
— Правильно!
— На фонарь его!
Долгих повернул голову к Клыкову:
— Вы отдаёте себе отчет в том, что совершаете бунт?
— Отдаю, — ответил Клыков, придя, наконец, в себя. — Но это решение — не только моё. Так постановил коллектив шахты. Народ. Если помните, по Конституции, именно ему принадлежит власть в нашей стране. — Он повернулся к людям, державшим заложников. — Запереть их в карцере!
X
Стремительно развивающиеся события оставили на лице Клыкова заметный след. Впервые в жизни у него появились мешки под глазами, заострившийся нос и светящиеся лёгким безумным блеском глаза — как у каскадёра, выполняющего опасный трюк. Ещё вчера респектабельный и преуспевающий менеджер среднего звена, он в считанные мгновения перешёл совсем в другую категорию. Кто он теперь? Капитан мятежного корабля? Стенька Разин? Разбойник с большой дороги? Торговец нелегальным калдонием?
— И мне, чёрт возьми, это нравится! — сказал Клыков самому себе.
Нет, он не рассчитывал на то, что неожиданная свобода, оказавшаяся у него в руках, облегчит ему существование. Наоборот — она легла тяжёлым бременем на плечи, заставляя находиться в постоянном умственном напряжении. Множество новых задач теперь встало перед ним, и даже привычные, застарелые проблемы приобрели совершенно не присущие им оттенки.
Нужно думать, как наладить работу шахты в изменившихся условиях, и самое главное — как найти нового потребителя калдония. Московия, можно не сомневаться, не отступится. Всякому потенциальному потребителю они предъявят ультиматум, вплоть до полного физического уничтожения с помощью ядерного оружия, которым страна обладала в достаточных количествах.
С другой стороны, можно попытаться просто вести натуральное хозяйство, пробиваясь случайными заработками. Кислород и помощь Детлеффа давал им такой шанс. Разрез заморозить, производство приостановить. До тех пор, пока они не договорятся. А в том, что это рано или поздно произойдёт, Клыков не сомневался.
В кабинете раздался зуммер экстренной правительственной видеосвязи, которой разрешалось пользоваться только в самых крайних случаях. Что ж, такой случай наступил. Видать, не только у него бессонница.
Он поднял рычажок и на экране появилось расплывчатое изображение Сусликова. Собственной персоной.
— Как дела, Николай Иванович? — весело сказал тот.
— Вашими молитвами, — попытался соответствовать ему Клыков.
— Дерзите, дерзите. Ваши слова и, самое главное, дела записываются.
Голос его был, однако, совершенно беззлобный, не соответствующий смыслу произносимого.
