Кир Булычев - Похищение чародея (сборник)
Голос был лесным, он принадлежал вечеру и небу, луне и первым звездам, шуршанию листвы вековых берез у дороги.
— Что это? — прошептала Элла Степановна.
Василий не ответил. Достал папиросы и закурил, стараясь не шуметь.
— Наяда, — сказал Андрюша, поднимаясь в кузове и всматриваясь вперед. Он был не чужд сентиментальности.
— Шуберт, — сказал Вениамин. — Си минор.
— Наша, — улыбнулся Эдуард Олегович, и его зубы блеснули голубым. — Ангелина. Занимается у меня в самодеятельности. Должен отметить, что она отлично закончила сельскохозяйственный техникум и недавно вернулась в родные края. Изумительная у нас молодежь.
Этой фразой и резким голосом Эдуарду удалось нарушить очарование сказки. Грузовик скатился с холма, вызвав негодование собак, миновал крайние дома, потом Эдуард постучал в кабину, веля Василию остановиться перед высоким, серебряным от старости бревенчатым домом.
— Здесь мы вас и разместим, — сказал Эдуард Олегович. — Школа у нас начальная, — добавил он, спускаясь на землю. — Небольшая, в данный момент находится в состоянии ремонта. Клуб активно используется молодежью, сам я размещаюсь в здании клуба, в одной комнате. А этот дом доступен. Семья невелика, а от скромной мзды никто не откажется… Вам гостиницу оплачивают?
Эдуард выразительно посмотрел на Эллу Степановну. Ему вообще нравилось глядеть на нее под различными предлогами.
— Мы, разумеется, заплатим, — сказала Элла.
— Лучше к деду Артему, — сказал Василий.
— Нет, мой друг, у Артемия Никандровича антисанитарные условия. Утверждаю как медик. Здесь же… Ты не будешь спорить, если я скажу, что этот дом скрупулезно чист?
Из темноты послышался дребезжащий голос:
— Журнал «Вопросы истории» привез?
Небольшого роста человек стоял неподалеку. Андрюша разглядел острую, клинышком седую бороду из-под кепки.
— Привез, Артем Никандрыч, — сказал Эдуард. — Познакомься, это гости к нам, экспедиция.
— Экспедиция нам не помешает, — сказал старичок, — хоть пользы от нее мало.
— Артемий Никандрыч — наш краевед, хранитель природы, — сказал Эдуард Олегович.
Старичок поклонился. Об этом можно было догадаться по тому, как бородка совершила резкое движение вниз, закрытая кепкой, и возникла вновь.
— Эколог, — поправил старичок. — Балуемся экологией. Это точ-на. Давай журнал.
Эдуард отыскал журнал в портфеле, а старик вместо благодарности проворчал:
— Ты с Василием меньше общайся. Ты интеллигенция, а он жулик. Точ-на! Взятки детям дает.
— Заткнись, дед, — сказал Василий.
— Не заткнешь. Правду не заткнешь.
— А какие взятки? — вмешался нетактичный Андрюша.
— Шутка это, — сказал Эдуард. — Вася рыбкой балуется. Уху любит. Самому некогда, так он детям подарки за рыбку привозит. Рыбка у нас славная.
— Ушицу все любят, — донесся из темноты голос. — Это точ-на. Только смотря в каких количествах. Доберусь я до тебя, Василий.
— Иди ты! — озлился Вася.
— Уже ушел, — сказал дед издали.
И снова воцарилась тишь. Где-то далеко хлопнула дверь, выпустив человеческий голос и звук краковяка. Взбрехнула собака, другая быстро, словно спросонья, ответила ей…
Вдруг тишину разодрал, смыл и отбросил страшный нечеловеческий крик:
— Омниамеемекумпорррто!
Этот пронзительный крик прокатился над деревней, погрузив ее в оторопь, заставив притаиться все живое, загнав в конуры собак, прозвенев стеклами окон… Некоторое время он еще дрожал в воздухе, затем, с сожалением выпустив из своих тисков деревню, нехотя откатился к горам.
— Что это?! — ахнула Элла Степановна.
— Не волнуйтесь… Не надо… — Эдуард обернулся к застывшему у грузовика Василию: — Он вернулся. Понимаешь?
— Да, — ответил Василий. — Побегу, — добавил он и тяжело затопал в темноту.
— Что же это? — спросил Андрюша, которому казалось, что он совсем не испугался.
— Не обращай внимания, — сказал Эдуард. — Это местный фольклор.
— Нет, — сказал Вениамин. — Это было живое существо, находившееся в состоянии душевного стресса. И мне показалась знакомой эта фраза… Я ее где-то слышал.
Эдуард бросил на аспиранта быстрый взгляд:
— Где, не припомнишь?
Постепенно мирные звуки вечера возвращались в деревню. Собаки негромко обменивались впечатлениями, вновь заиграло радио. Деревня делала вид, что ничего не произошло.
И тут со стороны леса, подходившего к самой околице, в воздухе материализовалась тонкая белая фигура, которая плыла над сырым выгоном.
Первым эту бесплотную фигуру увидел Вениамин, тихо ахнул и быстро отступил за машину. Он, разумеется, не верил в привидения, хотя в тот момент был склонен поверить во что угодно. Но даже и поверив, Веня никогда бы не спрятался за машину, не будь на нем безобразных следов черной туши.
Движение Вениамина и даже побудительные причины его не укрылись от Эдуарда, который пригляделся к белому призраку и с видимым облегчением воскликнул:
— Ангелина! Гелечка! Мы ждем тебя. Глафира еще не возвращалась?
— Добрый вечер, Эдуард Олегович, — сказало привидение. — Мамы нету. А что?
— Гости приехали из Свердловска. Я подумал, подумал и решил, у вас в доме свободно…
— Пускай живут, — сразу сказала Ангелина.
Она остановилась совсем рядом с Андрюшей, и тот, хоть было и совсем темно, смог разглядеть девушку. Она была высока ростом и крепка в кости. Светлые волосы падали на плечи, а тело загорело настолько, что почти скрывалось в темноте, сливаясь с воздухом, лишь сарафан, белки глаз и зубы были видны отчетливо и, казалось, фосфоресцировали.
— Вы заходите, — сказала девушка.
— Это вы пели? — спросил Андрюша.
— Она, она, — сказал Эдуард. — Чудесный голос. У меня в ансамбле участвует. В институт готовится.
— Ну что вы, — сказала девушка, — зачем?
— Это был Шуберт, — раздался голос из-за грузовика.
— Кто там? — спросила Ангелина.
— Это наш сотрудник, — сказал Андрюша. — Он сегодня замаскирован под зебру и не хочет пугать местное население.
Вениамин громко скрипнул зубами.
Эдуард запустил руку в кабину.
— Это от Васи, — сказал он. — Гостинцы. Печенье и шампанское.
— Не надо, — сказала Ангелина.
— Не хочешь? Ну и превосходно, изумительно, — обрадовался Эдуард. — Причаливайте, друзья мои. Завтра нам предстоит большой день.
Элла Степановна с Андрюшей приняли от Вениамина, который забрался в грузовик, вещи и понесли их в дом. Два последних чемодана достались Вене.
— Идите, — сказал Вениамин. — Я потом.
Ангелина прошла в дом первой. Она сразу принялась за хозяйство — делала все быстро, споро, но без спешки, сама ничего не говорила, только отвечала на вежливые вопросы Эллы Степановны. Андрюша тем временем достал колбасу, консервы и вызвался помочь Геле накрывать на стол, но помощь была отвергнута.
Девушка Андрюше понравилась. И тем, что была высокой, одного роста с ним, и легкостью движений, и чистотой спокойного лица, и скромностью. Пока закипал чайник, Андрюша отнес на холодную половину белье и часть вещей — там на двух кроватях будут спать они с Вениамином. Элле Степановне постелили за тонкой перегородкой рядом с большой комнатой.
Только когда Геля собрала на стол, Элла спохватилась:
— Андрюша, где Вениамин? Неужели опять что-то случилось?
— Кует себе железную маску, — сказал Андрюша и пошел искать аспиранта.
Вениамин сидел на крыльце, рядом стояли чемоданы. Он смотрел на звезды и переживал.
— Слушай, здесь ночевать бессмысленно, — сказал Андрюша. — Я ее подготовил, сказал, что ты принадлежишь к особому племени.
— Ах, оставь, — сказал Вениамин. — Ты не понимаешь, она так поет Шуберта, я просто не могу. Побуду здесь. А когда свет потушат, пройду.
— Да ты хоть сейчас можешь пройти. Из сеней налево, не надо в дом входить. Я тебе уже и простыни положил. А чаю попьешь?
— Нет, не хочется, — ответил Веня так, словно отказывался от счастья.
— Ясно, — сказал Андрюша и вернулся в дом.
Веня проскользнул вслед за ним и укрылся в холодной горнице, не зажигая света.
Он был искренне растроган, когда через полчаса Андрюша принес чашку с горячим чаем, бутерброд с колбасой, но главное — таз и чайник с кипятком. Веня скреб лицо и руки мочалкой, и в темноте ему казалось, что краска поддается, покидает лицо и вода в тазике темнеет.
Вернулся Андрюша, зажег свет и сказал, что с тушью наблюдается прогресс. Он улегся и долго не засыпал, рассказывал Вениамину, что будет готовить Ангелину к институту, что ее мать Глафира — здешний бригадир. Вениамин ревновал. Так и не увидев Ангелину, он уже влюбился в ее чистый голос и склонность к романтике — иной человек не будет гулять в одиночку по околице и петь Шуберта. А вдруг она ждала Василия?
