Ярослав Веров - Третья концепция равновесия
— Хафофеха, — пролепетала фиша, привалившаяся к Лукрецию.
— Чего? — спросил тот.
— Ни шнинти, — ответила она и поковыляла в следующую ячейку.
— Ты смотри, — удивился Лукреций. — И иностранцев тоже сюда сажают.
— Это не иностранцы, — промолвила вдруг тень Основного. — Это местные аборигены, они здесь в лужах водятся.
— Аx вот даже как. Водятся… Значит, им Устав не писан?
— В Отстое всем Устав писан, — улыбнулась тень Основного и мягко растворилась.
— Кеша, — вернул Лукреция к насущному Фомич. — Как там наша корреспонденция, уже зарядилась наконец?
Лукреций с немалым скрежетом в сочленениях выдрал нижние из подмерзшей лужи, подошел к цилиндру и внимательно его оглядел. Обугленный конец обрел цвет индиго, на образующей же четко проступила Запускающая Педаль. Лукреций снял ее с предохранителя и вопросительно посмотрел на Фомича.
Так как вся энергия ушла на разогрев цилиндра, то в сегменте заметно похолодало, очень заметно. Заднее ухо Фомича припорошило инеем, на обонялке и надплечевых выступах стремительно росли сосульки, а снизу сталагмитно устремлялись аммиачные иглы. Но держался Фомич молодцом. Его несгибаемая воля через уверенный взгляд сообщала: «Давай!» Лукреций все понял и вжал Педаль.
Сегмент наполнился нежным хрустящим шелестом и едва слышимой мелодией. Неуловимый, как и мелодия, аромат проник во все сегментарные закоулки. Посреди сегмента начала проявляться, формироваться светло-малиновая с заворотом в апельсиновый тумба Комментатора Событий.
Лукреций, все также скрежеща в сочленениях, отошел к Фомичу и, зябко поеживаясь, прижался к его еще тепловатому боку. Фомич не отрываясь смотрел. Каково же было его удивление, когда в центре тумбы возникла фигура Начальника Канцелярии Крюгера. Последний был в тоге Верховного с алой полосою по фисташковому полю.
— Е-мое! — внезапно оживился Фомич и толкнул Лукреция. — Что за ерундистика такая?
Лукреций, которого уж начало от холода клонить ко сну, вяло посмотрел на Крюгера, но тут и до него дошло, он вздрогнул и даже подался вперед.
— Ну клюп заклюпоновый! — вырвалось из его окоченевших внутренностей. — Крюгер, собственной персоной.
Панорама уже почти полностью проявилась и стало хорошо видно, что Крюгер восстоит на обширном торжественном подиуме, очень нарядно разукрашенном, а на заднем фоне громоздится внушительное сооружение, наглухо завешенное плотной материей.
— Братья галактяне! — торжественным дискантом возгласил Крюгер. — В этот знаменательный для меня момент, обращаюсь к вам со словами искреннего расположения! В трудные Времена принял я тяжкое бремя Верховного Спонсорства и надеюсь удержать его и в дальнейшем. А теперь — помянем память безвременно и навсегда ушедших от нас Великих Героев, спасителей Глобального Равновесия и самое Галактики. Больно говорить, но скверна неравновесности угнездилась в святая святых нашей Галактики и даже самого Управления, призванного раз и навсегда избыть самое проблему неравновесности. Презренный предатель, прокравшийся в седадло Верховного, осквернивший его своими зловонными испарениями, задумал погубить всех, но благодаря неусыпной бдительности наших Героев, его коварные планы рухнули. Злодей просчитался. Он не учел, что я, Верховный Спонсор Крюгер, все вижу и все знаю. И только я, Крюгер, сумел должным образом распорядиться бесценной информацией, добытой Великими Героями, санкционировав тем самым их отважные действия. Презренный негодях сумел погубить их, но Галактика уже была спасена! Теперь нам всем тепло и спокойно, уютно и равновесно нам всем. Но благодаря кому, я вас спрашиваю? Вечный покой безвозвратно ушедшим Героям. Увековечим их память. Во имя Великого Равновесия!
Тут Крюгер дернул за веревочку, материя взлетела вверх и заиндивевшему взору Отбывателей предстали две могучие фигуры.
— Глянь-ка, это же я! Шеф, смотри, а это кажись ты.
— Я это я и здесь. Выруби ты ее, Кеша, иначе примерзнем, — Фомич ясно понимал, что последние капли тепла покидают его скукоженное тело.
Лукреций пополз к цилиндру, неловко волоча промежуточные и, с трудом дотянувшись верхними, отжал педаль. В самое время. Атмосфера смерзалась и тяжелыми ватными хлопьями опадала на пол сегмента. Лохматые в углу уже давно не выказывали признаков жизнедеятельности. Цилиндр сжался в размерах, и струя обогрева вернулась в фокус воспламенения.
По мере потепления в сегменте, на физиономиях Лукреция и Фомича обозначилось чувство удивления, которое у Лукреция постепенно перешло в ярость, а у Фомича — в светлую грусть. Лукреция распирало от переполнявших его грубых слов.
— Нет! Я даже ругаться не буду! — твердо сказал он.
— И правильно, — одобрил Фомич.
— Так мы теперь герои или как? — повернулся к нему Лукреций.
— Да вроде бы так.
— Основно-о-ой! — в теплеющей атмосфере Вызов прозвучал немного сипло. Тень Основного появилась чуть в стороне.
— Ну.
— Видал?
— Ну и что?
— Как что? Мы теперь герои. Валенки сюда и немедленно!
— А еще чего прикажете? — с издевкой в голосе спросила тень.
— И вообще, как это на наше положение влияет?
— А никак.
— То есть?
— Это вы Там герои. а Здесь вы Отбыватели.
— И что — никаких пересечений?
— А зачем? И более того…
— Нет, более того — не надо!
Лукреций поводил взглядом по луже и, что-то надумав спросил:
— Основной, а долго нам еще отбывать-то? В Решении Консилиума сказано — срок не ограничен.
— То есть как это — долго? — удивилась тень. — На все ваша воля. Хотите, так хоть сейчас, а нет — мы не торопим.
— Ну, а ежели, к примеру, хотим?
— На здоровье. Грубо нарушайте Внутренний Устав — и адью. Только попрошу без членовредительства.
— Не шебуршись, Кеша, — Фомич мягко толкнул плечом Лукреция. — Он имеет в виду Мнимую Реальность, может даже ждет, стервец, что мы клюнем, как Цыц.
— Чего, не шебуршись? Ну-ка поясни, — повелительно обратился к тени Лукреций.
— Внутренний Устав хорошо помнишь?
— Так наизусть.
— А учил?
— Да нет, вроде, — удивился Лукреций.
— В момент Прибытия в Отстой, — монотонно затянул Основной, — производится изменение личности Отбывателя на нейронно-молекулярном уровне. Изменение заключается в необходимости следовать Внутреннему Уставу под угрозой разрушения целостности объективации, каковая угроза и именуется объективационной ответственностью. Последняя может быть временно отсрочена путем нарушения физической целостности Отбывателя. Все ясно?
— Нет, — чистосердечно признался Лукреций.
— Тогда вот у него поинтересуйся, — тень колыхнулась в сторону Фомича. — Он много чего знает, вот пусть и пояснит. А мне недосуг. Служба, видишь ли.
И тень растаяла. Воцарилось угрюмое раздумье.
Глава 2
Смеркалось. Тропический ураган уже сбавил обороты и перестал реветь над готовившейся ко сну равниной. Говорящие Скалы затянули Колыбельный Мотив Краеугольных. В Отстое тоже немного попритихло. Яркие краски свода сменились теплыми пастельными тонами. Отбыватели разбрелись по своим ячейкам и занялись традиционными вечерними хлопотами. Атмосфера наполнилась тихим скрипом и шелестом.
Тихо спорят в сердце ласковом,
Умирающем моем
Наступающие сумерки
С догорающим лучом.
Кстати о спорах.
— Фомич, чего ты боишься в жизни? — спросил Лукреций, начав обычную вечернюю беседу.
— Боюсь, как бы меня не раздавила тяжесть бытия.
— Ну а все-таки?
— Боюсь, что вот проснусь, а мира уже нет.
— Но все-таки?
— Честно? Я боюсь, что придется жить вечно.
— A что в этом плохого?
— Проблема качественного перехода. Умру я, к примеру, и стану какой-нибудь галактикой. Или галактика станет мною… Хорошо.
Помолчали…
— Слышь, Фомич, а как же Крюгер до Верховного добрался? — озвучил Лукреций терзавшую его мысль. — И причем здесь мы?
— Видишь ли, Кеша, — раздумчиво начал Фомич. — Всю картину я только сейчас осознал до конца. Вообще говоря, такой оборот дел довольно стандартен.
— Поконкретней?
— Крюгер, он, стервец, по нашим трупам прошелся. Но не в этом дело. Ты не знаешь, а я поясню. План Окраснения помнишь? А Радиогалактику У? Ах, да, ты знать не мог. Так вот, я той роковой ночью подсчитал, что Окраснение, будучи осуществлено в полном объеме, грозит разрушением причинно-временной схемы Галактики. Не говоря о том, что это Окраснение вообще идиотизм. В общем, бытие нас бы вычеркнуло из своих списков безвозвратно. И не далее, как той же ночью. Радиогалактика, она, понимаешь, разумная и к тому же любопытная, но оперирует не в Пространстве, а во Времени.
