Ярослав Веров - Третья концепция равновесия
Над защитным сводом громко затрещало, заскрипело и застонало. На миг показалось, что внутрь вгрызается сам Искутный Крыньк. Множество розовых искр, вспыхнув, озарило необузданным светом унылое пространство сегмента А234. Даже лохматые подняли свои физии вверх. Мимо сегмента торопливо пробежал Одинокий Перебежчик.
— Голубчик! Что-нибудь серьезное? — участливо крикнул вслед удаляющейся фигуре Фомич.
Ответ утонул во все возрастающем реве и скрежете. Купол ячейки распахнулся, дыхнув аммиачным перегаром, и в лохмотьях аммиачного же снега к конечностям слегка оторопевшего Лукреция рухнул сверкающий белый цилиндр. На образующей было коряво выведено по-дистановому: «Привет! Друзья!»
В сегменте заметно похолодало. Изрядно напуганные лохматые трогательно забились в угол и оттуда опасливо взирали на происходящее. Совсем некстати возвратился Одинокий Перебежчик и громко заорал из-за впускателя:
— Э-эй! Что там у ва-ас?! — хотя по выражению его передних пластин было ясно, что на скорый ответ он не рассчитывает.
— Ничего серьезного, — тем не менее ответил Фомич, скептически разглядывая цилиндр.
Перебежчик побежал дальше.
— Слышь, командир, а мы это… не того?.. — пробормотал Лукреций.
— Не уверен, совсем даже не уверен, — задумчиво ответил Фомич. — Смотри, Лукреций, невнятно написано — то ли мы их друзья, то ли они наши. А главное, неясно, что это и зачем.
— Насчет что это, шеф, так это проще простого. Некоторые в теориях сильны, а мы хлопцы простые, хотя и с богатым творческим воображением. Большей части народонаселения Галактики эта хреновина известна под названием «Фрагмент Унитарного Комментатора Событий». И, судя по обугленному краю, — не первой свежести. Три сотни откидов, никак не меньше.
— И что? — озадачился Фомич.
— Как что? — повеселел Лукреций и принялся скалывать с конечностей аммиачные сосульки. — Кто-то подбросил нам почти свежее чтиво. Я даже уверен, что знаю отправителя.
— А эта надпись?
— Передовица!
— Да ну?
— Вот ведь.
— Да, дела. Значит, говоришь, знаешь от кого?
— Ясно. Орден Мастеров, больше не от кого.
На физиономии Фомича проступило чувство недоверия. Лукреций снисходительно ухмыльнулся.
— Ты, начальник, знаешь что это все? — и неопределенным жестом промежуточных Лукреций очертил окружающее пространство.
— То есть?
— То есть тройное сигма поле. И ежели б мне его генератор, так вся Галактическая Безопасность бы у меня перед впускателем Технички по сей откид топталась. Рыдали бы навзрыд, как недоростки клюповатые.
— Ты хочешь сказать…
— Да такую Схему Обороны так просто ковырялкой не проткнешь!
Фомич задумался. Температура в сегменте понемногу поползла вверх. Стали оживать в своем углу лохматые. С жалобным поскуливанием и негромкими ругательствами они начали выползать из-под лежаков. Дыра в поле затянулась. Со всех сторон слышалась звонкая капель тающих аммиачных сосулек. По полу зажурчали быстро испаряющиеся ручейки. Лукреций закашлялся. Это вывело Фомича из состояния задумчивости.
— Так, говоришь, свежее чтиво нам подбросили?
— Кхе-кхе-кха-а-а! — подтвердил Лукреций. А как же мы его читать будем?
— Ерунда-кха-кхы. Нам бы кха-кхе источник энергии добыть! Кха-хе-ха-о-у-а-ть! Тьфу, люпус, воняет-то как.
Какой источник?
Ну, такая штуковина, вообще-то, должна иметь свои батарейки. Но у этого фрагмента они отсутствуют начисто. Им надлежало быть с того, обглоданного конца.
— И что же теперь?
— Что-нибудь придумаем, — Лукреций стал озираться по сторонам.
Его цепкий, пронизывающий взгляд блуждал по сегменту. В поле зрения попалась группа лохматых. Почувствовав неладное, те попятились обратно в свой угол и затаились. Взгляд малость помешкал и продолжил поиски. Вскоре он наткнулся на локальную установку обогрева и потеплел.
— Есть мысль, — Лукреций встал и подошел к установке.
Струя все еще сифонила мимо фокуса. Лукреций напрягся, попытался сдвинуть испускатель. Отчаянное пыхтение и выступившие на спине капли засвидетельствовали неудачу. Лукреций расслабился и подумал. Подумав, взялся за фокус и с чарующей легкостью вставил его на место. Установка обогрева радостно заурчала.
— Ты что, решил к ней?..
— А чего?
— Нельзя так сразу. Может, батарейки пропихнуть через Основного?
— Попробуй.
— Основно-о-ой! — заорал Фомич Стандартный Вызов.
Многоступенчатое эхо прокатилось по ячейкам. Несколько мгновений тишина властвовала под силовыми сводами Отстоя. Потом, как бы нехотя, всхлопнулся впускатель, и тень Основного сходу вопросила:
— А это что такое? — и указала на цилиндр, одиноко валявшийся посреди сегмента.
— Личная Корреспонденция! — не растерялся Лукреций.
— Немедленно прекратить, — тихо, но внятно отчеканила тень.
— Да пошел ты! — возмутился Лукреций. — В Уставе насчет этого ничего не сказано.
Устав никак не предусматривал возможности сношений с внешним миром, в силу полной невозможности таковых. Поэтому, Основному крыть было нечем, и тень нерешительно заколебалась.
Ну, чего вам? — на полоборота тише вопросила она.
— Слышь, Основной, подкинь батареек типа Е675-Ага. Штук семь.
— Для чего?
— Да вот… Надо.
— Не положено.
— А валенки не возмещать положено?
— Ты что, Утреннего Обращения не слышал? Согласно текущим изменениям в Уставе.
— Так ведь о батарейках в Уставе ничего нет.
— Будет.
— Ну ты и сволочь!
— Выражаетесь? Ну-ну. Только батареек вам все равно не будет, потому как теперь это текущее изменение Устава.
— Ловко это у тебя выходит.
— Еще вопросы какие имеются, господа Отбыватели?
— Пошел вон. Когда надо будет, мы тебя вызовем.
— Тогда ауфвидерзейн вам. Не шалите.
Тень Основного схлопнулась. Лукреций решительно Ухватил цилиндр и поволок к Локальной Установке. Некоторое время он сосредоточенно пыхтел, что-то скрипело, огнисто пульсировало и непериодически щелкало резкими, звонкими такими щелчками. Когда же дело было сделано, Лукреций выпрямился и, довольный, потер верхние о промежуточные.
— Готово, — констатировал он, — можно запускать. Впускатель отреагировал незамедлительным всхлопыванием.
— А я вот никуда и не поспешил, — злорадно заявила тень. — Поспешишь — клюпов насмешишь. Это что ж вы, стервецы, удумали? Что там во Внутреннем Мотивационном Уставе у нас насчет использования Оборудования не по назначению? Правильно, объективационная ответственность. Но я не препятствую. Скучно только без вас будет.
— Слушай, Фомич, что это он все нас объективационной пугает? Что она за люпус?
— С этим, брат, шутки плохи. Это когда бытие перестает тебя представлять.
— Чего? Ну тогда ладно. А что там в Уставе сказано насчет замены объективационной на физическую?
— Это пожалуйста, — удовлетворительно согласилась тень. — Но опять же, в пределах допустимого.
— Ну так получай, негодях, — с этими словами Лукреций вцепился всеми промежуточными в верхнюю левую, с хрустом отломил ее и запустил в тень. Та удовлетворенно вздохнула и заметила: — Ну вот, и ваше времечко подошло. Да только не увлекайтесь. А то без конечностей как-то оно не того…
И тень схлопнулась.
— Знаешь, Кеша, порой мне кажется, что наш Основной и не индивид вовсе, а одна лишь тень, — флегматично заметил Фомич.
Но тут до него дошло, свидетелем чего он стал.
— Кеша! Друг мой. Зачем же так сурово-то? Если бы ты представлял собой философствующий разум, то конечности тебе ни к чему. А так ведь больно же, да нужная, небось, конечность-то была.
— Плохо ты меня, командир, знаешь. Протез это, вот что. Протез, понял? В ячейку забурилась компания нокаполюсов. Они, привлеченные многозначительным отрыванием конечности, решили что-нибудь по такому случаю выменять в обход уставных рогаток. Гости деликатно окружили друзей коряжистой группой, внимательно прислушиваясь к разговору.
— Ты не думай, у меня еще один есть, — пояснял Лукреций, одновременно что-то споро подкручивая в цилиндре.
Струя обогрева с сопением втягивалась через обглоданный торец, разогревая внутренности цилиндра.
— Энергию набирает, вот как. Универсальный запитыватель у него. Солидная вещь. У Мастеров оно все солидное. Только маленько подождать надобно.
— Кеша, и где же тебя так тряхануло? — с участливой интонацией спросил Фомич, имея в виду кешины протезы.
— А-а-а, — многозначительно протянул Лукреций. — Ты об этом…
За этим «а-а-а» угадывалось тяжелое и тревожное прошлое, которое было не так уж и приятно вспоминать. Но деваться было некуда.
