Екатерина Федорова - Способ побега
Пожалуй, стоило. Если эти люди (не называть же разумных существ как-то иначе) тоже пришли в город магов с какими-то своими целями, то в историях этих заключенных и самого Тимофея с Лехой могло обнаружиться определенное сходство. Вдруг удастся прояснить главный вопрос — за что их сюда посадили и что именно с ними намереваются делать…
И в этот момент, прерывая его мысли, сверху низверглась толстая струя темноватой жидкости. Струя упала точно по центру камеры. Брызги разлетелись широким веером, окропив стену и всех заключенных. В том числе и Лexy с Тимофеем.
Резвых выдохнул, задержал дыхание и утер лицо рукавом.
Почти тут же в полу камеры открылось отверстие. Жидкость, начавшая разливаться по полу широкой лужей, утробно хлюпнула и водопадом исчезла в зияющем люке. Затем края люка сжались по кругу и срослись. Отверстие исчезло, как будто его и не было.
Вонь, стоявшая в воздухе, усилилась. Еще сильнее запахло дикой кошкой, томящейся в заключении. Воспоминания о таких запахах засели у него в памяти с детства — все благодаря походам во вполне обычный зоопарк, содержавшийся в русле традиций необъятной родины.
Тимофей сглотнул. Еда в желудке настоятельно заявила о своем желании извергнуться наружу. Он подышал носом, стараясь не вдыхать слишком сильно — боль в ребрах вновь напомнила о себе. Затем поднял глаза, ища источник.
Струя упала от широкой неровной тени, лежавшей на прутьях решетки. Темное пятно сейчас было совершенно неподвижным.
Его соратник, сидевший сбоку, тоже выглядел озадаченным.
— Леха, ты не знаешь, что это?
Тот только отрицательно помотал головой — и продолжил прилежно разглядывать пятно вверху.
Тимофей с трудом поднялся, опираясь о стенку, покрытую густо пахнущими влажными пятнами. На подгибающихся ногах прошел вперед, неловко обогнув голову одного из амбалов.
Он предусмотрительно не стал доходить до самого центра. На прутьях сверху лежало что-то массивное, неровное, складками и комками выпирающее сквозь решетку. Характера и происхождения струи эти комки объяснить не могли.
Тимофей отступил на два шага назад. Сбоку пятно превращалось в неровную уплощенную гору.
Так. Он не знает, Леха не знает — но, может, тюремные долгожители что-то скажут? Как учит тюк-до — даже в мутной воде может попасться крупинка золота. Поэтому пей из любого источника и прислушивайся — вдруг на зубах скрипнет самородок?
Он с трудом и медленно повернулся к одному из обитателей камеры, сидевшему у стены. Дрожащему охрипшему голосу крайне трудно было придать оттенок учтивости, да еще и разговаривать приходилось на языке Эллали. Этот язык у него выходил скорее комично, чем мелодично. Но он все же приложил массу усилий, чтобы выглядеть вежливым.
— Вы не знаете, что это?
Человек (или все-таки не человек?) шевельнулся. Тело, которое до этого выглядело нахохлившимся, распрямилось.
И тогда Тимофей, с любопытством глядевший на него единственным здоровым глазом, увидел, что человек был строен и высок. И выглядел на удивление по-земному, несмотря на ярко-красную кожу.
— Что именно? — переспросил тот, к кому он обратился.
Д'эллали, язык мира Эллали, выходил у человека скомкан но. Часть звуков он проглатывал. Но все-таки смысл сказанного был вполне понятен.
— Струя, — слабо сказал Тимофей, чувствуя, как тело покрывается потом.
Он встал первый раз за все это время. То ли тело ослабло настолько, что чувствительность его притупилась, то ли и вправду боль уменьшилась за последние двое суток.
— А… — Человек ткнул рукой в решетку: — Это дракон помочился.
— Что? — Головокружение усиливалось. Смысл сказанного никак не доходил до него.
Кто-то сбоку подхватил Тимофея под мышки. Он ощутил знакомый запах и знакомую крепость плеча. Леха. Мысли, путаясь, перескочили на другое — как удается его другу третьи сутки сидеть в этой вонючей камере и при этом благоухать хорошим парфюмом? Не иначе, в кармане куртки или брюк у него припрятан флакончик с одеколоном…
— Он говорит, что это моча, — прогудел в ухо Леха басом.
Рука на спине Тимофея напряглась. «Сейчас Леха уберет меня отсюда, — обреченно понял Тимофей. — Усадит в уголочке и велит спать, как добрая нянюшка. А я так и не выяснил самого главного — красный человек вроде бы упоминал дракона. Что за дракон, при чем тут он?»
— Дракон… — прохрипел Тимофей, упрямо мотая головой. — Где дракон?
Краснокожий молча ткнул рукой вверх, потом нехотя добавил, коверкая слова:
— Там. Дракон. Настоящий. Сидит, как и мы.
Леха положил конец разговору, властно потащив
Тимофея к стене, у которой они сидели, и уложил на грязный пол, прикрыв своей курткой.
Лужицы, освеженные последним излиянием, покрывали пол камеры. Но у стены Тимофей их не заметил. Наверное, благодаря тому, что пол в камере шел к центру чуть-чуть под уклон. Раньше он на это не обратил внимания. А вот сейчас ощутил всей спиной легчайший скат. Тело вновь обретало свою чувствительность.
Тимофею как-то безрадостно подумалось, что он идет на поправку.
Повернув голову набок, он наблюдал одним глазом сквозь полуприкрытое веко, как Леха сделал несколько шагов, удаляясь от него. И остановился возле амбала, которого Тимофей уложил первым.
Тренер тюк-до ощутил только вялое удивление.
Леха присел на корточки и свесил голову, глядя на амбала. Затем вздохнул и начал стаскивать с амбала блистающий золотыми прошивками жилет. Тимофей, превозмогая себя, приподнялся на локте:
— Прекрати.
Леха развернулся к нему, не вставая с корточек:
— Тимоха, я же не для себя. Для тебя, под голову.
— Так полежу. — Резвых начинала бить дрожь, — И куртки твоей мне не надо. Только мародерства нам тут и не хватает…
— Святой! — проворчал Леха, но амбала оставил в покое.
Тимофей принялся вяло стаскивать с себя куртку. Но тут дружеская рука подъехала к его единственному глазу в виде сжатого кулака. Наглядная агитация.
— Лежи, — проворчал Леха над ухом и поправил на нем куртку. — Герой нашей камеры…
И он лежал, а потом потихоньку уснул. Уже засыпая, он видел, как амбалы на полу начали шевелиться и отползать в сторону, двигаясь медленно, как сонные мухи по стеклу. Живы, значит.
Странное облегчение охватило душу.
Прошло еще два дня. Амбалы больше их не тревожили. Тимофей дремал, просыпался, совершал небольшие прогулки по периметру камеры и снова ложился у стенки. Его нос успел притерпеться к вони, стоявшей в камере. Теперь он ее практически не замечал.
Леха исправно будил его каждое утро и каждый вечер, когда в камере появлялся тюремный маг-повар в сопровождении двух стражников. Браток получал порцию за себя и за Тимофея. И тут же принимался ухаживать за ним. Поднимал, прислонял к стенке и кормил из миски, как маленького ребенка. Или как щенка — поскольку хлебать приходилось прямо через край глиняной посудины. Ни ложек, ни прочих столовых приборов у них не было. Другие обитатели камеры, насколько Тимофей успел заметить, тоже пользовались при еде только своими пальцами и ртами.
Если Резвых не ошибся в счете, то с того момента, когда стражники выместили на нем свою ярость, прошло целых четверо суток. На пятое утро он решил, что валяться у стеночки ему уже надоело.
Местное солнце светило в это утро так же ярко, как и в прочие дни. Он встал, слегка покачнувшись, когда в ребрах ожила боль. Затем поднял с пола куртку, которой Леха заботливо укрывал его все это время.
Браток спал, привалясь спиной к стене. Все эти дни он провел рядом с Тимофеем, заботливый и надоедливый, как наседка, кудахчущая над своим первым выводком. И даже спать старался поближе к нему, зачастую вот так, как сейчас — в неудобной сидячей позе. Во сне лицо его размякло и порозовело.
Тимофей аккуратно свернул куртку и положил ее на скрещенные руки Лехи. Тело болезненно отзывалось на каждое движение, поэтому он двигался медленно и размеренно. Затем, немного подумав, снял еще и рубашку с фугболкой, тоже сложил и положил на куртку. И отошел в сторону, стараясь держаться поближе к стеночке. Дракон, сидящий на решетке, мог вновь выпустить фонтан.
«Как раз для подобных случаев, — с усмешкой подумал Тимофей, — Козьма Прутков и придумал свою коронную фразу — если у тебя есть фонтан, заткни его».
С другой стороны, дракон наверху был живым существом. А потребности организма есть потребности организма. И даже цари из-за них спускали свои портки, аки простые смертные.
Тут ему припомнился Эскалибур, оставшийся за воротами города. Возможно, дракон на решетке был таким же, как и их говорящий дирижабль. Тимофей, поразмыслив немного, запрокинул голову и громко поздоровался с драконом, преодолевая одышку. Даже если этот дракон не умеет говорить, от элементарной вежливости хуже не будет.
