Сергей Лукьяненко - Остров Русь
Через несколько часов степь русская гудела под копытами богатырских коней. Впереди мчались Илья Муромец и Иван-дурак, за ними ехали Добрыня с Алешей. Замыкал отряд Емеля на саврасой кобыле. Он поминутно вздыхал, вспоминая то ли печь теплую, то ли — Несмеяну бесстыжую. Долго ли, коротко ли они ехали, то никому не ведомо. Но вот Илья Муромец насторожился и, приставив к глазам ладонь, всмотрелся вдаль. Все повторили его жест и увидели на горизонте сплошную стену пыли.
«Полчища несметные!» — догадались богатыри.
«Богатыри!» — догадались полчища и повыхватывали сабельки острые да мечи тяжелые.
— Что делать будем? — нарушил напряженное молчание Илья Муромец.
— Отступать, — с готовностью предложил Попович.
— К собаке-князю в зубы, — иронично спросил Добрыня. — К тому же полчища в Киев и направляются. Догонят.
— Так постоим за землю русскую! — вскричал Иван, доставая булаву. — Не пройдет тута враг половецкий!
Друзья с сочувствием посмотрели на булаву, но спорить не стали. Выхода все равно не было.
Полчища надвигались. Алеша торопливо слез с коня, упал на колени и стал молиться:
Создай, Боже, тучу грозную,
А из тучи-то — с градом дождя!
Али еще каких осадков!
Землетрясений и торнадо!
Разметай полчища несметные,
Помоги нам, защитничкам...
— Долго надо молиться? — поинтересовался Добрыня, с любопытством глядя на безоблачное небо.
— До перемены погоды, — прекращая молиться, сказал Алеша.
— Не пойдет. Хороший метод, но больно медленный. Полчища уже близенько.
— По щучьему велению, по моему хотению, поверните назад, полчища несметные! — робко попросил Емеля. Эффект был не больший, чем при попытке насмешить царевну. Иван, вспомнив знаменитую попойку, вздохнул.
Полчища приближались.
Вперед выступил Добрыня. Он помахал булавой и предложил:
— Выходите-ка со мной во честной бой! Не все сразу, а по одному, паскудники! Цепочкой. Буду я вас в сырую землю всаживать, хорошо здесь рожь уродится наперед год!
Иронически расхохотавшись, полчища прибавили ходу.
— Ничего не выйдет, — грустно заметил Илья. — Вижу уже я врага своего заветного, Змея Тугарина. Не пойдет он с нами на мировую.
— Э! Это мой враг! — возмутился Алеша. — Я его раз двадцать убивал!
Добрыня согласно покивал.
— Это наш общий враг, — сурово сказал Илья. — Значит так. Я бьюсь со змеем, а вы, подельщики, с полчищами несметными. Ты же, Емелюшка, езжай следом и подбирай трофеи, что у печенегов из карманов будут вываливаться. Особенно аккуратно бутылки подбирай, разобьются — накажу. Если у кого из печенегов зубы золотые будут выбиты, ты их собирай и складывай пока в котомочку. После боя рассортируем.
И закипела кровавая сеча!
С первого же удара о голову Змея у Ильи сломалась булава. Тогда он ловко выхватил кого-то из полчищ несметных и привычно стал молотить супротивничков им, приговаривая:
— Ах и крепкий татарин, не ломается! Не ломается, да не сгинается!
— Я не татарин, я печенег! — орал несчастный.
— А то не твое собачье дело. Повелю — так и китайцем будешь! — между делом ответил Илья.
Добрыня сражался мечем булатным. Как махнет — так улочка, размахнется — микрорайон. Следом ехал Алеша и ловко топтал конем упавших. Временами он стрелял вперед из лука каленой стрелой, приговаривая:
— На кого упадет, тому водить.
А Иван-дурак носился по всему полю, мотая булавой. Вспомнив наказы отцовские, он бил с размаху и был приятно удивлен эффектом.
В пылу боя он с упоением наблюдал за отдельными его моментами. Вон Емеля, ужом крутится меж печенегами, обчищая их карманы. Вон Илья, колотит Змея по голове шапкой, наполненной землей греческой. И где достал, непонятно. Вон Добрынюшка следующий квартал расчищает. Вон Алешенька молодецким посвистом супостатов пугает. Вон на лихом коне поп Гапон удирает, а в поводу у него — ломовая лошадь, к которой Алена Соловьинишна привязана... Гапон?! Иван бросился было за ним, но жаркая сеча помешала ему поймать предателя. Зато он успел заметить отрытый в сторонке окоп полного профиля, из которого глазели на происходящее несколько боянов во главе с директором. Один записывал что-то на грамотку, другой меланхолично мурлыкал веселый мотивчик. За их спинами подпрыгивал зеленоволосый боян, размахивая саблей, но в бой не вступая.
В скором времени полчища стали сметными. Потом весьма умеренными. А затем и последние остатки печенегов бросились удирать. Друзья съехались и утерли со лбов трудовой пот.
— Убил Змея-то? — ревниво поинтересовался у Ильи Алеша.
— Как всегда, — важно ответил Муромец, отбрасывая печенега, которым дрался сегодня. Добрыня на лету поймал печенега и привязал его к седлу, приговаривая:
А не думай, тать, что легко отделался,
Ты пойдешь к нам в полон, пойдешь пленничком!
— На фига он нам нужен, печенежина? Али выкуп за него дадут богатенький? — поинтересовался Алеша.
Добрыня задумался и смущенно ответил:
— Да нет, вряд ли. Но положено ведь кого-нибудь в полон взять.
И продолжил упаковку пленного.
— А где Емеля? — встрепенулся Алеша. — Он же трофеи собирал, я точно видел!
Действительно, Емели нигде не было. Друзья поискали его немного, после чего скорбно переглянулись.
— Погиб, — изрек общее мнение Илья. — Затоптали его, и косточек не осталось.
Друзья скорбно стянули с голов шлемы железные. Подытожил Илья Муромец:
— Жалко Емелю, хоть и слабоват был. А еще жальче трофеи несметные... Что ж, друзья, поехали дальше.
И они поехали.
...А безвременно похороненный друзьями Емеля в это время уже подъезжал к Киеву. В глазах его блестели крупные слезы. Временами он поднимал очи долу и скорбно шептал:
— Не корысти ради, а токмо волею пославшей меня любови... Ох, богатыри, не узнайте, а узнаете — не прогневайтесь, а прогневаетесь — так не бейте, а побьете — так не насмерть...
Саврасая кобыла иронически косила на него лиловым глазом.
...В палатах княжеских Емеля первым делом бросил к ногам Владимира трофеи, после чего гордо потребовал:
— Не вели казнить, вели миловать!
— Обдумаем, — пообещал Владимир, косясь на выпавшие из котомок трофеи: каменья самоцветные, яства басурманские, пуховики китайские и свитера турецкие. Улов был богатым, Владимир уже облюбовал себе свитер приятной красно-бело-синей расцветки и ласково улыбнулся Емеле:
— Здоров ты, парнишка!
— Питаюсь налимом.
— Отъел себе харю, как я погляжу. Откуда товары?
— Из боя, вестимо. Побил басурманов. Вот так я служу!
— А с кем же ты дрался?
— Со Змием ужасным. Похож на корову, рогат и копыт. Я Змия пинком уложил в одночасье, а после был прочий вражина побит.
Владимир с сомненьем покачал головой. И неожиданно заорал:
— А много ль корова дает молока?
— Не выдоишь за день, устанет рука, — пролепетал Емеля.
— Все ты врешь, — устало сказал Владимир. — За тряпки, конечно, прими благодарность, но все же придется тебя наказать.
— О, Солнышко наше, не надо, спасибо, позволь мне отсюда домой убежать! — взмолился Емеля.
— Кончай рифмоплетство! — осатанел князь.
— Немедля кончаю, — пискнул Емеля.
Князь помолчал, потом строго сказал:
— Вот что. Ежели ты, врун, покаешься, скажешь откуда трофеи на самом деле, голову рубить не будем. Вместо того — выдам тебя за Несмеяну... тьфу, Несмеяну за тебя, вечно путаюсь. Согласен?
Обалдевший Емеля быстро кивнул. Князь спустился с трона, обнял его за плечи и доверительно сообщил:
— Понимаешь, зятек, Иван-дурак Несмеяну опозорил.
— А я думал, он только ширинку расстегнул, — закручинился Емеля.
— Да не в том смысле! Какой ты глупый, настоящий царевич. Иван отказался Несмеяну в жены брать. Позор?
— Позор, — неуверенно согласился Емеля.
— Вот ты сей позор и покроешь. Человек простой, сразу видно — из народа. Людям это понравится. Ладно, сейчас я невесту твою кликну, ты про подвиг расскажешь. Только не ври!
Вскоре по зову пришли Несмеяна и Василиса Премудрая (она же — Прекрасная). Емеля, пожирая Несмеяну глазами, стал рассказывать о богатырском подвиге, не забывая и свое скромное в нем участие.
— Да-а, — протянул удивленный Владимир. — А я на богатырей бочку катил, собирался им головы поотрубать. Бывают, бывают и у нас, князей русских, ошибочки. Что ж мне делать? Может советников разогнать или Дом Советов подпалить?
— Зачем же крайние меры, милый? — удивилась Василиса. — Прикажи верным боянам, пусть они песенки поют о твоих терзаниях и страданиях за народ русский. Так испокон веков делалось, и всегда прокатывало. А то выйди к народу и крикни: «Люб я вам, аль не люб?!» Только не забудь перед этим стражничкам жалование повысить и вокруг народа тройным кольцом поставить... А на советников не гневайся. Они тут ни при чем, один Гапон воду мутил.
