Виталий Бодров - Весь мир на блюдечке сметаны
— Самый что ни на есть сказочный, — стыдливо признался я.
— Это какой же? — заинтересовался знахарь. — На царевича, прости, не тянешь. Дураком я бы тебя не назвал, этих я за свою жизнь тоже навидался. Серый волк? Кащей7
— Баба-яга, — признался я, пристально рассматривая носок сапога.
Старик мелко рассмеялся.
— А где тогда костяная нога? Да и пола вы не того, молодой дядька.
— Меня можно назвать ведуном, — сообщил я. — Если в роду рождается мальчик, его, оказывается, именно так называют.
— Ну, предположим, — уступил старик. — Тогда, если верить сказкам, в травах ты должен разбираться очень хорошо. Вот я тебе сейчас устрою экзамен. Ты что собирался у меня покупать, ведун?
— Мазь для снятия усталости мышц и для выносливости пару отваров, — сказал я. — Видите ли, мы тут с одним богатырем на Змия собрались, а у меня сил не настолько много, чтоб за ним угнаться.
— Вот и славно, — дядька Нахвост доброжелательно улыбнулся. — И какие ты возьмешь травы для этой мази?
— Смесь из кузьминицы, крапивы, скороспела и окра белого в долях один к двум, к трем, к одному соответственно протереть в кашицу, добавить долю меда и две доли горючего вина, и дать настояться или же, как в моем случае, когда времени нет, разогреть сильно и добавить две капли временника слабого…
— Я бы по-другому сделал, — сказал старик, не сводя с меня пристального взгляда. — Но тот рецепт, что предложил ты, он тоже должен сработать, насколько я знаю свойства трав. Только вот ни разу о таком рецепте не слышал, интересно будет попробовать. Хорошо, а отвар выносливости?
— Синецвет, мажорица и лист копира осеннего сбора, — уверенно протараторил я. — Мажорица свежая, остальные допускается и сушеные. Копир можно заменить на жан-пьянь, ущерба не будет. Теперь о пропорциях. Синецвет одна доля, мажорица и копри — две, а если жан-пьянь, то все три. Варить три часа, настаивать три дня, или же в горячий еще отвар две капли…
— Временника слабого, — кивнул дядька Нахвост. — А этот рецепт самый, что ни на есть, классический, разве что жан-пьянь не предусмотрен в оригинале. В общем, если б я принимал у тебя экзамен, молодой дядька, то теорию засчитал бы не раздумывая и без дополнительных вопросов. А как у тебя с практикой? Заходи в дом, хочу посмотреть, как ты с этим справишься.
Я справился. Когда бабушка еще жива была, я часами отвары готовил. Сколько трав запорол, не счесть, но выучился, как должно, из-под палки, силком, но учение в мою голову вбили накрепко, а руки и без того знали, что делать надо.
— Хорошо, — одобрил старый травник. — А говорят еще, молодежь совсем работать разучилась. Впрочем, во времена моей молодости говорили то же самое, так что удивляться не след. Теперь верю, что ты и впрямь ведун, молодой дядька… как, кстати, тебя кличут?
— Совран, — сказал я.
— …дядька Совран. Так значит, на Змия богатырем собрались. Уж не на того ли, что по ту сторону Крыжовницы живет? Прямиком за бугром?
— На него, — сознался я.
— На редкость спокойный Змий, — сказал старик. — Не шалит, не безобразит, овец не таскает. У нас, понятное дело, потому как жрать он, как и всякая тварь, что-то должен. Но умен достаточно, чтобы где живет не гадить. А чем вам Змий-то помешал?
— Невесту у богатыря украл.
— Гм, значит, умен все же недостаточно. Мог бы другую девку выбрать, с богатырями связываться- последнее дело. Да и тебе, молодой дядька, я рекомендовал бы держаться от них подальше. Видишь ли, обычная данная сгоряча оплеуха в исполнении богатыря может оторвать тебе голову. Как там вас, ведунов, головы на место приставлять учат?
— Надо взять живой и мертвой воды… — заученно начал я.
— Постой, — оторопел дядька Нахвост. — Ты это всерьез, что ли?
— А как иначе? — удивился я. — Тут, правда, ограничения есть. Если сутки миновали, то хоть ты всего покойника в живой воде утопи, нипочем не воскреснет. То же самое — с мертвой. Если свежую рану, мигом завяжет. А если голову тебе вчера отрубили, можно и не браться, нипочем не прирастет. Только зелье зря потратишь, а его очень непросто достать. У бабушки ни капли нет, ни той воды, ни другой, за ней же в подземное царство спускаться надо, а это не каждый богатырь даже осилит.
— А ты не подшучиваешь над стариком? — недоверчиво вопросил дядька Нахвост. — Голову прирастить — да виданное ли дело! Всю жизнь людей травками пользую, и ни разу не слышал, чтоб кому-то отрубленную голову на место прирастили.
— А я — слышал, — упрямо сказал я.
Тот богатырь у нас часто бывал. Не мог не заехать, если в наших краях оказывался. Потому как здесь он, можно сказать, второй раз на свет родился. И не раз о том рассказывал. Самого-то меня еще и на свете не было.
Притащили его к бабушке местные пейзанты. Вообще-то они ее изрядно побаивались, но все-таки страх свой превозмочь сумели. Потому как спас тот богатырь деревню их от разора и истребления, победив чудище, из омута вылезшее. Чего твари той, триста лет мирно себе дремавшей, в селении потребовалось, я так и не узнал. Наверное, местные что-то такое и учудили, как обычно бывает. Может, водяного обидели, а может, какой демонолог деревенский умения свои девкам показывал.
Словом, выползло страшило из реки и давай хватать да убивать всех подряд. Все подряд — скорей к деревне родимой, тварь — за ними, и уж будьте покойны, ни один не ушел бы, не окажись в местной корчме богатыря.
Тот занимался спокойно любимым делом — о подвигах своих рассказывал, но чудище как увидел, сразу в драку. Богатыри любят со страшилами всякими драться, у тех головы с первого же удара не отлетают. А это, из омута, вообще на редкость крепкое попалось.
Долго бились они посреди деревни, богатырь уже и палицу сломал, мечом дрался. Тварюке тоже не сладко пришлось, начал ее воин одолевать. И одолел, богатыри они любое дело до конца доводят (отчего их так и боятся в народе). Только под конец оплошал — поверг страшилу на землю, меч уже занес, голову чтоб отрубить, а она возьми и взбрыкни напоследок. Когти на лапах такие — одного удара хватило. Хорошо, пейзанты не растерялись, подхватили тело, и скорей к бабушке, не дожидаясь, пока чудище землю скрести перестанет.
Бабушка говорила, голова только на полоске кожи держалась. Но была у нее под рукой вода как мертвая, так и живая. Нечастое дело, чтоб обе в одном месте одновременно оказываются, больно уж полезные в хозяйстве вещи. Капля живой воды на ведро, да по чайной ложечке под куст — овощи такие вырастут, медведя задерут, коли сунется. Когда богатыря обратно в деревню несли, одна капелька скатилась, да на репку попала. Так там такое началось!
В общем, повезло ему. Мертвой водой на отрубленную голову, чтоб приросла. Тут, между прочим и осторожность, и сноровка нужна немалая, потому как опасно с этой дрянью возиться. Капелька на кожу — и поминай, как звали. А также кто и куда.
Второй момент — голову правильно нахлобучить, причем сразу, одним движением. Иначе ходить бедолаге до конца жизни скособоченным.
Бабушке ни того, ни другого было не занимать. Мертвой водой, а потом сразу живой, пока не запеклась пена на остывших губах…
— Я — слышал, говорю уверенно и смотрю в глаза дядьке Нахвосту. Тот усмехнулся в седые усы, прикурил от уголька трубку, положил поклон иконе святого Аленкарра, покровителя курильщиков.
— Тебе поверю, — сказал неспешно, выдохнув облако вонючего дыма. — У тебя глаза честные. Врать, небось, совсем не умеешь.
Наверное, он прав. Незачем как-то учиться было. Кроме бабушки, почитай, ни с кем не общался, а ей попробуй соври, ложь за три доли чувствует.
— Спасибо тебе, дядька Нахвост, — кланяюсь в пояс, как положено. — Сколько с меня запросишь за…
И замялся. Собирался «за работу» сказать — так я ж ее сам и делал. «За травку» — звучит как-то двусмысленно. Словом, потерялся.
— Савку обратно преврати, — строго сказал старик. — В таком виде она сад разве что от комаров охранять способна. А больше ничего с тебя не возьму, и не вздумай мне деньги совать. Новый рецепт для меня дороже твоего серебра.
Серебра! А я-то, дурак, собрался ему медь совать! Хорошо в городе травнике зарабатывают, не то, что у нас в лесу. Там то яичками, то сметанкой заплатить норовят, медью — редко, а серебром — почитай, никогда.
Ладно, теперь вопрос, как скороподопулу обратно расколдовать. Чары-то вообще непонятно, откуда помню, а уж каких снимать, тем более не знаю. Впрочем, есть один способ, не то, чтобы хороший, но действенный.
Я достал из-за голенища нож, поморщившись, уколол палец и уронил тяжелую красную каплю на голову лягушке. И сразу отскочил в сторону.
И очень вовремя. Лягушку раздуло, с треском проклюнулись крылья, хвост, вытянулась и оскалилась острыми зубами пасть. Отвратительное зрелище, надо заметить.
Савка заметалась по комнате, стараясь от меня держаться подальше, обнаружила, что окно открыто, одним прыжком выскочила в сад. Недовольно захрипела что-то в мой адрес, грозно, но неубедительно.
