Виталий Бодров - Весь мир на блюдечке сметаны
Но есть один безотказный способ. Надо просто перебить всех белых котов (и на всякий случай кошек, чтоб не путали) в городе. Артефакт себя убить не даст, так что, последний оставшийся белый кот и будет тем, кого они ищут.
Нужно только поосторожней действовать, дядька Унорас был мастером на всякие каверзы. Какую защиту он на свой артефакт ставил — только Превеликий знает, но уж точно не слабую. Потому без третьего-пятого щита как минимум за дело лучше и вовсе не браться.
И еще надо решить, что делать со Светлыми. Это не со своими коллегами отношения выяснять, тут надо соблюдать осторожность, никогда не знаешь, что им взбредет на ум. Безобидная драка на пару трупов с обеих сторон может вполне вылиться в большую войну, были уже прецеденты. Последний раз лет двести назад, после чего Темные Лорды со Светлых буквально пылинки сдували, чтоб на новую войну не спровоцировать. Если и гадили, то только скрытно, исподтишка, чтобы можно было от всего отказаться.
Дядька Пивогор сплюнул на мостовую. Лучше бы ему не промахнуться, отец неудачи не простит. Снова задвинет, словно ненужную вещь, и когда представится новый шанс, только гадать остается.
Он решительно развернулся и покинул пустой переулок. Впрочем, безлюдным он только казался. Едва молодой колдодей исчез за углом, от стены отделилась невидимая до того фигура.
— К артефакту моему ручки тянешь? Так я ручки тебе пообломаю! — прошипел дядька Унорас вслед чаруну. — Самое время, дядьки мои, столкнуть вас друг с другом лбами. Пока сами не столкнулись.
Глава 5
Змий неплохо устроился — совсем недалеко от Холманска. Всего-то долях в десяти, не более. Место для логова было выбрано с умом, под бесчисленными холмами на берегу речки Крыжовницы. Попробуй, отыщи здесь нужный лаз, когда целый лабиринт прорыт. Тем более, места здесь безлюдные и труднодоступные даже, а богатырей в Холманске, к счастью для этого города, не водилось.
Ночной город доживал последние спокойные пульсы, когда мы подошли к воротам. Ясное дело, закрытым на ночь на огромные кованные засовы. Я уселся на землю и приготовился ждать до утра, а вот Хреногор ждать не пожелал. Помните, из чего веревку плели, на которой солнце висит? Из рыбьих волос, княжьей жалости да богатырского терпения. Крепкая веревка получилась, а совесть карлы работали, столько лет прошло, до сих пор не порвалась. Только вот, рыбы без волос живут, а про князей ничего не скажу, чтобы беды не вышло. Что же насчет богатырского терпения…
— Открывай давай! Вы что там, спите, что ли?
Если и спали, то теперь точно проснулись в страхе. Голос у Хреногора таков, что боевые трубы с легкостью заглушает, святой Джельсомино и тот бы позавидовал. Богатырей Превеликий щедро одарил, разве что ума пожалел. До рассвета всего пара сказов — плюс-минус двадцать пульсов, вполне можно и подождать было, когда б пресловутое богатырское терпение уже не использовали в мирных целях.
— Эй, вы там откроете или мне ворота снести?
А что вы думаете, и снесет. И наплевать ему, что ворота толщиной в полтора-два хрена, стукнет раз, другой, третий, и лопнут тяжелые засовы, а створка слетит с петель. А потом выбежит вооруженная стража, и Хреногор пошвыряет ее в заросший ряской ров, и мы пойдем в трактир. Где хозяин тоже открывать не захочет, и богатырь вышибет двери ногой, после городских ворот не напрягаясь даже. И хозяин, подавившись своим «заходите утром» отведет нас в комнаты, где кровати с мягкими перинами и клопами, но я сейчас так устал, что даже не почешусь от укусов, тем более, травками разными пропах, комары их не жалуют, может, и клопы не тронут. А богатырю все едино, так в сапогах и завалится, и храпеть будет так, что клопы на всякий случай сбегут из трактира, а может, и из города наперегонки с постояльцами. Потому как богатырский храп уже в легенды вошел, разве что я уснуть смогу, потому как устал безмерно, а еще я умный, и затычки для ушей уже в первую совместную ночевку сообразил сделать, а что земля (или стены в трактире) трясется, так человек и не к тому привыкает
Хреногор пнул ворота, неслабо так пнул, массивная, обитая бронзой створка глухо загудела. Как после удара тарана, невольно подумалось мне, хотя таранов этих я в жизни не видел.
— Ну? — вопросил богатырь раздраженно и пнул створку повторно.
— Чего расшумелся-то? — недовольный заспанный голос с надвратной башни. — Шел бы ты отсюда, мужик, пока не начались.
— Начались? — третьего удара не последовало, богатырь начал думать.
— Неприятности, — пояснил стражник, подавив зевок. — Оно тебе надо?
— Открывай, — и Хреногор пнул створку так, что бронзовая обшивка смялась, а дерево затрещало.
— Эй! — проснулся окончательно стражник. — А ну, отошел от ворот. Быстро! Не то из самострела пальну.
— Промажешь, за стрелу из жалованья вычтут, — хохотнул Хреногор и еще раз отвесил воротам пинка, но уже не сильно, так, чтобы разговор поддержать.
— Перестань! — рявкнул стражник. — А то старшего позову, он тебе задаст.
— А зови, — зевнул богатырь. — Или хочешь, я сам покричу?
— Что за шум? — вмешался в разговор второй стражник. — Дядька Быкан, кто там шумит?
— Да Облом его знает, — помянул к ночи первый. — Сходил бы ты за старшим, Слег, пока он сам на шум не заявился. А ты, буян, отойди от ворот, прошу добром последний раз!
— А если не отойду, — недобро ухмыльнулся Хреногор. — Тогда что?
— Уволюсь на хрен, понял? — гаркнул дядька стражник во всю глотку.
Удивительно, но богатырь угомонился, сел на камень и спокойно принялся ждать старшего. Который появился на удивление быстро, наверное, стражник перехватил его уже по дороге сюда. Старшим вообще свойственно чутье на разного рода неприятности, а стоящий у ворот Хреногор как раз к ним и относился.
— Страж Быкан, доложить обстановку!
— Слушаюсь, дядька старший! Неизвестная личность, по виду — человек, требует впустить в город. Орет, стучит в ворота. Орет громко, стучит сильно, боюсь, ворота до утра не доживут.
— С ума сошел? Как это не доживут? Стоп-стоп. Эй, ты там, кто в ворота ломится! Ты, часом, не богатырь?
— Богатырь.
— Что ж ты, Быкан, меня в заблуждение вводишь? Какой он тебе человек? Головой думать надо! Ужель не знаешь, как богатырей привечать надо?
— Пивом-воблой, — откликнулся стражник обреченно. — Только где ж я среди ночи воблу найду? Пиво еще куда не шло, трактиры до утра не закрывают. Да и на посту я…
— Эй, богатырь! Пива-воблу ждать будешь, или так сойдет?
— Открывайте уж, — тяжело вздохнул Хреногор. — Превеликий с ним, с пивом. Спать хочу, сил никаких нет.
— Клянешься ли ты, богатырь, вступая в пределы города Холманска, не нарушать законы, не учинять буйства, хранить покой и достаток его граждан?
— Клянусь и подтверждаю честным своим богатырским словом, — торжественно откликнулся Хреногор.
Богатыри слово свое блюдут свято, всем известно. И в города их пускают никак не ранее, чем слово таковое дано будет. Иначе жди беды, как отведает такой вот Хреногор бочку-другую зелена вина и пойдет куролесить. А богатырь в подпитии уж всяко опаснее для населения, чем Змий какой или, скажем, Кащей.
А слово данное город от беды хранит. Если вдруг разойдется богатырь, его тут же пристыдят и о слове напомнят. Не придется богатырю со стыда сгорать, а князю — город по новой отстраивать. В общем, все довольны, хорошая задумка.
Есть в любом городе место, где клятва эта не действует — богатырское подворье. Там герои местные и пришлые силой меряются, подвигами хвастаются. Только нет в Холманске сейчас других богатырей, кроме нашего Хреногора.
— Проходите, — со вздохом сказал старшой. — Второй-то кто, тоже богатырь, спаси Превеликий?
— Нет, — сказал я, прикрыв рукой зевок. — Я — ведун.
— Богатырь и ведун, вот как, — старший с интересом посмотрел на нас. — И какое же дело привело вас в Холманск?
— Мы здесь проездом, — поторопился сообщить богатырь. Думал, наверное, что я совсем сомлел дорогой и сейчас засыпаю на ходу. Между прочим, верно подумал, сон меня уже срубил так, что я и губами-то шевелил с трудом, не говоря уже о том, что соображать, о чем говорить, а о чем молчать.
— На подвиг, стало быть, — понимающе кивнул старшой. — Ладно, проходите, за ведунами безобразий никаких не числится, кроме разве что, трех сожжений на костре, но и тут вина скорее косвенная…
— Нашего не сожгут, — нехорошо улыбнулся Хреногор.
— Ладно, проходите. Раньше в Холманске бывал?
— Приходилось, — кивнул Хреногор.
— Значит, трактир найдешь. И поспеши, ведун у тебя совсем сомлел уже.
— Сам знаю, — огрызнулся богатырь.
Это было последнее, что я слышал. Ту-то меня и срубило окончательно. Просто взял и уснул стоя на ногах, вот стыдоба-то. Хотя чему удивляться, день был нелегкий, я к таким нагрузкам непривычен, да еще попробуй-ка сам пешим за богатырской коняшкой угнаться, каковая, хоть и привыкла к неспешности, а все ж человека и побыстрей и повыносливее.
