Татьяна Чернявская - Пешки
Девушка обиженно засопела, но стоически заползла обратно, накрываясь собственным ардаком. Вновь воцарилась глубокая, немного настороженная тишина, в которой раздавались лишь всхрапывания непробиваемой старушки да шебаршение тараканьих лапок на полках. Кто‑то снаружи тоже замер как‑то очень подозрительно, почти пристыженно притих, ещё больше нервируя впечатлительную травницу. С крыши мягко шлёпнулась, привязанная на всякий случай старая печная заслонка с выцарапанной гексограммой. Что‑то дрыгнулось за окном и затихло.
— На погосте становится ти-и-ише, — послышался из тёмного запечного закутка низкий, слегка инфернальный голос Яританны, полный трагизма и истинного певческого надрыва, — не слыхать даже во-о-оя волков, то бредёт меж могил дядя Ми-и-ииша, некрофи-и-ил и ценитель гробо-о-ов…
— Заткнись!!!! — в один голос рявкнули не оценившие её пения слушатели.
Если Алеандр просто никогда не была поклонницей тёмного музицирования отдельных представителей семейства духовников и откровенно побаивалась некоторых его проявлений, то Араона буквально взбесил такой бездарный срыв всей маскировки. Шанс маленький и очень зыбкий, что таинственный преследователь одиноких старушек обойдёт своим вниманием не подающий признаков жизни дом, был жестоко попран отвратительным фальшивым завыванием сумасшедшего чернокнижника над жертвенным алтарём. Боевой чародей даже поморщился от профессиональной неприязни.
Снова всё затихло. Неведомый монстр, опознанный Араоном, как бред сумасшедших, голос решил не подавать и в дом крался без единого звука.
— Ребя-я-ята! — с надрывом зашептала Алеандр.
В ответ ничего, только нарочито громко всхрапнул боевик, откатываясь поближе к печке. После частых диких ночёвок тишина дома угнетала.
— Там ведь кто‑то точно есть, — голос травницы подрагивал, отчего в шёпоте появлялись мерзкое попискивание. — Кто‑то крадётся… внизу…
Словно в издёвку зашебаршило снаружи, весьма смахивая на полдюжины оголодавших зайцев или одного чудаковатого оленя.
— Та-а-ан, ну хоть ты голос подай, — не выдержала травница. — Давай что‑нибудь своё… загробненько — пессимистичненькое…. Вроде, чёрные твари-и-и захватят план-е-е-ету…
Духовник голос не подавала. Ей тоже было отчаянно страшно, вероятно ещё страшнее, чем компаньонке. Из‑за нарастающего безумной паникой дурного предчувствия в голове смешивались сумасшедшим хаосом боевые заклятья, охранные заговоры и строфы всех подряд песен, едва не прорываясь наружу совершенно сумасшедшим хихиканьем. Только выдавать себя хотелось ещё меньше. По её ощущениям сейчас лучше было бы вжаться в самый тёмный угол или вообще раствориться в стенке, а ещё лучше было бы сидеть дома в столовой, и, попивая горячее молоко с мёдом, болтать с матерью на всякие абстрактные темы.
Травница уже подумывала о том, чтобы спуститься к Арну или потеснить подругу, как за окном с чётким щелчком сработала одна из ям, и окрестности огласил пронзительный нечеловеческий вопль.
— Вы слышали? Вы слышали это! Я же говорила! — вскрикнула Алеандр, страх в её голосе смешивался с гордостью за собственную правоту.
Араон Важич уже был на ногах, сжимая в левой руке серп, а в правой кочергу. Хмурясь от непривычного отсутствия силы, чародей подошёл к двери и выглянул наружу. Раздался ещё один вопль, в стену что‑то ударилось и стекло с подозрительным хлюпающим звуком.
— Мать твою! — глухо рыкнул мужчина, резко захлопывая дверь и автоматически блокируя ручку кочергой.
— Так и знала, что не стоит разрыв траву смешивать с гаюшником[19], — раздосадовано прошептала Эл, ещё не до конца осознавшая происходящее и не успевшая качественно удариться в панику.
В печи вспыхнул светляк, неизвестного происхождения, аки был странного буровато — серого цвета, а не голубого, болотного или красного. Также ловко потушить предательский свет, выдающий их с головой, не удалось. Впрочем, таиться смысла уже не было. Если подготовленные духовником ямы с, как оказалось, убойненьким составом и не убедили тварей в наличии живого мясца поблизости, то радостные вопли дурноватой травницы игнорировать не получилось бы и при великом желании.
— Кто там? — немного заторможено, но, не понижая голоса, поинтересовалась Яританна, даже не предпринимая попыток выглянуть из‑за печки.
Важич не ответил, он напряжённо и уже совершенно другими глазами осматривал сгружённый на лавку арсенал, закрепляя на рукоятке серпа один конец заговорённой цепи. Просто заново обмотаться ей смысла уже не было: и девчонкам от этого не легче, и чародеев снаружи нет. Зато были умруны, несколько радшан[20] и, кажется гнист, а ещё и умруны. Много умрунов. Некромантски много умрунов. Этих тварей был до…
— Ого-го! — вскрикнула Эл и от удивления выронила старенький излучатель, неизвестно каким образом попавший в её загребущие ручки. — Их… их… Мамочка… мы же сдохнем…. Мы все здесь сдохнем! Нас заживо сожрут! Выпотрошат и сожрут! Я не хочу так умирать! Я ещё диплом не написала! Я жить хочу!!!
— Цыц! — Араон только глянул на девушку, как та немедленно заткнулась, прикрыв рот кончиком косы, и попятилась к печке.
Мужчина перевёл тяжёлый взгляд на скрытый в тени угол, где жалась Чаронит, будто ненормальное количество тварей образовалось исключительно по её вине и от её постоянных напоминаний. Жаль, но это было не так.
Умирать Важичу тоже отчаянно не хотелось, хоть другого выхода пока и не наблюдалось. Сил не находилось даже на маленький охранный контур, посылать маяки в столицу опасно и, попросту, бесполезно, а про полноценный отпор не стоило и заикаться. Свежесмазанное всякой целительской дрянью тело пока не скрипело в суставах и вполне неплохо передвигалось, но ощущения были сродни барахтанью в углях. Младший Мастер — Боя глубоко вздохнул и постарался отбросить подальше все минорные мысли, переключая себя в режим тупого расходного мяса, что всегда больше приветствовался в Академии для боевиков. Если полноценная личность сейчас бы задумалась: откуда посреди общественных огородов взялось такое количество нежити, как от них отбивалась уже две ночи одинокая странноватая старушка и на кой им сдался старый, непримечательный домишко —, то хорошо выбитый на тренировках солдафон соскрёб остатки резерва на боевую трансформацию, оценил рокировку сил и ловко, хоть и не слишком надёжно, заблокировал окна старыми лавками.
— Что вы успели установить? — казалось, даже его голос изменился: стал звонче и приобрёл неприятные металлические нотки.
— Н-ну… — отчаянно заикаясь, пролепетала травница.
— Не мямлить! — «отец-командир» небольшого отряда сурово прикрикнул на паникующие кадры.
Девушка сразу же как‑то подобралась, вытянулась и едва не козырнула на манер городских стражников. Сейчас перед ней стоял не привычный немного капризный пациент и даже не молодой запущенного вида мужчина, а серьёзный, готовый к бою военный, внушающий у гражданских благоговение и трепет. Один светящийся взгляд звериных глаз чего стоил!
— Первая полоса из небольших искусственных углублений, — строевым голосом отрапортовала Алеандр, не удержавшись и всё‑таки козырнув, — с пробным составом разных трав антимонстрячьего действия самого широкого диапазона. Вторая — заговорные камни[21]! Э-э-э-э, мы не вспомнили, как охранка и растяжки ставятся… Третья укрепление стен с помощью…
— Дальше.
— Ну, ещё порог обмазали.
— Дальше, — чародей терял терпение от невнятного лепета своей явно неподготовленной подопечной, ощущая боевой азарт каждой клеточкой тела.
— И всё, — совсем смутилась девица. — На крайний случай у нас есть пукалки и… вот!
Чародею гордо сунули под нос потрёпанный повелительный жезл, словно он был не среднестатистическим артефактом, а как минимум, мифической чашей желаний или копьём князя Смерти. Важич выхватил артефакт, ловко заправляя его в петлю на штанах. Будучи сложной настраиваемой на конкретный тип нечисти системой, жезл против нежити чудес эффективности продемонстрировать не мог, только базовый набор импульсов и тупое физическое воздействие серебросодержащего металла непосредственно на череп твари. Оставалась маленькая хлипкая надежда на так называемые пукалки, но название внушало скорее опасения.
— Мы сдохнем, — словно прочитав его мысли, обречённо констатировала с печки Танка, на всякий случай, осеняя присутствующих стандартной духовницкой защитой, будто к их ночлегу сквозь сумрак брели не умруны, а духи.
Алеандр схватилась за столовый нож и громко всхлипнула от ужаса и жалости к себе. Духовник не плакала, но и признаков жизни больше не подавала. С хлопком сработала ещё одна яма, судя по характерному звуку, сбив‑таки единственного видневшегося гниста. Плохо. Очень плохо. Гнист волочился за толпой умрунов.
