Роджер Желязны - Миг бытия так краток
— Да, Караги. Я курил стрижфлер, напившийся человеческой крови. Нашел его около Древнего Места, Константинополя, и тщательно высушил цветы. Одна старуха сказала мне, что он даст мне возможность заглянуть в будущее. Наврала.
— …А кровь вампира побуждает к насилию! Ну, это ново, надо записать. Кстати, ты только что назвал меня Караги. Я бы хотел, чтобы ты этого впредь не делал. Меня зовут Номикос, Конрад Номикос.
— Да, Караги. Я удивился, увидев тебя. Думал, ты умер давным-давно, когда твоя огненная лодка взорвалась в заливе.
— Тогда умер Караги. Ты никому не упомянул, что я похож на него, не правда ли?
— Никому. Я не занимаюсь праздной болтовней.
— Хорошая привычка.
Я подошел к нему, взял нож, взвесил его в руке, метнул и попал примерно на десять дюймов вправо от центра мишени.
— Ты давно работаешь на мистера Дос Сантоса?
— Примерно месяц, — ответил он и метнул нож. Тот попал пятью дюймами ниже центра.
— Ты его телохранитель, да?
— Совершенно верно. А также охраняю голубокожего.
— Дон говорит, что опасается покушения на жизнь Миштиго. Это реальная угроза или он просто страхуется?
— Возможно и то, и другое, Караги. Не знаю. Мне он платит только за охрану.
— Если бы я заплатил тебе больше, ты сказал бы мне, кого тебя наняли убить?
— Меня наняли только охранять, но я не сказал бы тебе, даже если бы дело обстояло иначе.
— Я так и думал. Давай-ка займемся ножами.
Мы подошли к мишени и вытащили из нее ножи.
— А теперь, если целью, случайно, являюсь я, что возможно, то почему бы нам не разобраться с этим прямо сейчас? Мы оба держим ножи, и покинувший это помещение скажет, что оставшийся напал на него и ему пришлось прибегнуть к самообороне. Свидетелей никаких нет. Прошлой ночью нас обоих видели пьяными и буйствовавшими.
— Нет, Караги.
— Что нет? Нет — не меня? Или нет — ты не хочешь делать этого таким способом?
— Я мог бы сказать — нет, не тебя. Но ты бы не знал, правду я говорю или нет.
— Это так.
— Я мог бы сказать, что не хочу делать этого таким образом.
— Это правда?
— Я и этого не говорю. Но чтобы ответ тебя удовлетворил, скажу так: если бы я желал убить тебя, то не стал бы пытаться это сделать с ножом в руке, равно как не стал бы боксировать или бороться с тобой.
— Это почему же?
— Потому что много лет назад, когда был мальчишкой, я работал на курорте Кеча, обслуживая столики богатых веганцев. Ты тогда не знал меня. Я только-только приехал с Памира. Ты и твой друг-поэт приехали в Кеч…
— Теперь вспоминаю. Да… В том году умерли родители Фила — они были моими добрыми друзьями, и я собирался отправить его в университет. Но какой-то веганец отбил у него его первую женщину и увез ее в Кеч. Да, циркач, забыл, как его звали.
— Трилпай Лиго, шаджадпа-боксер. Он был, словно гора в конце великой равнины, — такой же высокий и несокрушимый и боксировал в веганских цестах — кожаных ремнях с десятью заостренными шипами, идущими вокруг всей руки.
— Да, помню…
— Ты никогда не боксировал прежде с шаджадпой, но вступил с ним в бой, ради той девушки. Собралась большая толпа веганцев и землянок, а я залез на столик, чтобы лучше видеть. Через минуту твоя голова была вся в крови. Он хотел, чтобы кровь стекала тебе на глаза, и ты постоянно встряхивал головой. Мне тогда было пятнадцать лет, и сам я убил только трех человек и думал, что тебе предстоит умереть, потому что ты даже ни разу не задел его. А потом твоя правая рука устремилась к нему, словно метательный молот, с непостижимой быстротой! Ты ударил его в центр той сдвоенной кости, которая есть в груди голубокожих, а кости у них покрепче наших, и расколол ее, словно гнилой орех. Уверен, я никогда не смог бы этого сделать. Вот потому-то я и страшусь твоих рук и кулаков. Позже я узнал, что ты, вдобавок, сломал шею пауконетопырю. Нет, Караги, я бы убивал тебя издалека.
— Все это случилось так давно… Я думал, уж никто и не помнит.
— Ты выиграл девушку.
— Да. Забыл, как ее звали.
— Но ты не отдал ее поэту. Оставил ее себе. Вот за это-то он, вероятно, и ненавидит тебя.
— Фил? Из-за той девушки? Я забыл даже, как она выглядела.
— А он никогда не забывал. Вот почему, я думаю, он ненавидит тебя. Я чувствую ненависть и умею разнюхать ее источники. Ты забрал себе его первую женщину. Я был там.
— Этого хотела она.
— …А он становится стар, а ты остаешься молодым. Печально это, Караги, когда у друга есть основания ненавидеть друга.
— Да.
— И я не отвечу на твои вопросы.
— Возможно, тебя наняли убить этого веганца.
— Возможно.
— Почему?
— Я сказал, что это возможно, а не что это именно так.
— Тогда я задам тебе еще лишь один вопрос, и покончим с этим. Что хорошего принесет смерть этого веганца? Его книга может сильно способствовать улучшению отношений между людьми и веганцами.
— Я не знаю, чего она может принести хорошего или плохого, Караги. Давай лучше еще пометаем ножи.
Этим мы и занялись.
Я освоился с расстоянием и с балансом и засадил два ножа прямо в центр мишени. Затем Хасан втиснул два своих рядом, причем последний издал высокий металлический крик боли, завибрировав от соприкосновения с моим.
— Вот что я тебе скажу, — сказал я, когда мы снова извлекли их. — Я возглавляю экскурсию и отвечаю за безопасность ее участников. Я тоже буду охранять веганца.
— Это будет очень даже хорошо, Караги. Он нуждается в защите.
Я положил ножи обратно на поднос и направился к двери.
— Мы, знаешь, отправляемся завтра в девять утра. У меня будет конвой скиммеров на первом поле в комплексе Управления.
— Да. Спокойной ночи, Караги.
— …И зови меня Конрад.
— Да.
Он держал нож готовым к броску. Я прикрыл дверь и двинулся обратно по коридору. Я услышал очередное «тук», и, судя по звуку, это попадание получилось исключительно точным. Его эхо было повсюду вокруг меня, здесь, в коридоре.
* * *Когда шесть больших скиммеров направились через океан к Египту, я направил мысли сперва к Косу и Кассандре, а потом, с некоторым трудом вернув их обратно, — вперед, в страну песка, Нила, мутировавших крокодилов и мертвых фараонов, растревоженных одним из моих текущих проектов. («Смерть прилетит на быстрых крыльях к тому, кто осквернит…» и т. д.) А потом я задумался о человечестве, устроившемся кое-как на пересадочной станции Титана, работавшем в Земном Управлении, унижавшемся на Тейлере и Бакабе, делавшем успехи на Марсе, перебивающемся так-сяк на Рилпе, Дивбе, Литане и паре дюжин других миров в веганском Конгломерате. А затем я задумался о веганцах.
Голубокожие, со странными именами и ямочками, похожими на оспины, они подобрали нас, когда мы замерзли, накормили, когда мы проголодались. Да. Они оценили тот факт, что наши колонии на Марсе и Титане пострадали от почти вековой жизни на внезапном и полном самообеспечении — после Трех Дней, прежде чем мы создали первый годный к полетам космический корабль. Подобно жуку-долгоносику (как мне говорил Джордж Эммет) мы просто искали себе родной дом, потому что изгадили тот, который у нас был прежде. И что же сделали веганцы? Воспользовались инсектицидом? Нет. Эта мудрая старая раса разрешила нам расселиться по их мирам, жить и работать в их городах, на суше и на море. Ибо даже столь развитая культура, как у веганцев, все-таки, в какой-то мере, нуждается в рабочих руках расы с отставленным большим пальцем на руке.
Машины не могут заменить ни хороших домашних слуг, ни контролеров машин, ни хороших садовников, ни рыбаков в соленом море, ни тех, кто работает в экстремальных условиях под землей или водой, не могут соперничать с фольклорными эстрадными группами инопланетной разновидности. Признаться, соседство человеческого жилья понижает цену веганской недвижимости, но, впрочем, люди компенсируют это, щедро внося свой вклад в повышение благосостояния веганцев.
Эта мысль вернула меня обратно на Землю. Веганцы никогда раньше не находили совершенно разрушенную цивилизацию, и поэтому наша родная планета заворожила их. Достаточно сильно для того, чтобы терпеть наше, живущее вне дома правительство на Тейлере. Достаточно сильно для того, чтобы покупать билеты туристической компании «Земтур» и ездить обозревать руины. Достаточно даже сильно для того, чтобы покупать здесь недвижимость и устраивать курорты. Есть-таки определенная прелесть в планете, управляемой, словно музей! (Как там сказал Джеймс Джойс о Риме?[12]) Так или иначе, мертвая Земля приносит своим живым внукам небольшой, но ощутимый доход каждый веганский финансовый год. Вот потому-то и существуют Управление, Лорел, Джордж, Фил и все такое прочее.
И, в некотором роде, даже я.
Далеко внизу под нами расстилался серо-голубой океан. Затем его сменила темная почва континента. Мы приближались к Новому Каиру.
