Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн.1: Железная голова
Наконец впереди показалось обширное пастбище, на дальнем краю которого темнели три или четыре пастушьих домика. На лугу паслось несколько десятков овец, дергавших приувядшую, но еще съедобную траву. Кар и Далла оба принялись их считать.
– Неужели опять меньше! – причитала Далла, пересчитав три раза и получив три разных числа. – Может, часть на том склоне?
– А кто с ними там? Этот бездельник Люри? Разбей меня гром, если он не дрыхнет опять в землянке!
– Сейчас мы посмотрим, чем он занят! – пригрозила хозяйка. – И если он опять начнет плести саги, что на него ночью напала целая стая троллей… Я ему такое устрою, что он сам от меня к троллям побежит!
Из землянок на шум выбралось трое пастухов. Не отвечая на их поклоны, Далла остановила коня. В тот же миг Гельд оказался на земле и почтительно помог ей сойти.
– Во многих лживых сагах рассказывается, как скотину на пастбищах истребляли тролли, но смелый человек отогнал нечисть, – шепнул он ей, незаметно сжав ее руку.
– Отчего бы тебе не попробовать? – дразняще шепнула Далла и быстро высвободила руку.
– Я бы попробовал… Только все эти саги кончаются тем, что новый пастух женится на хозяйке. Разве я могу на такое надеяться?
Далла усмехнулась и отошла от него. Гельд смотрел ей вслед, когда она шла к пастухам, и чувствовал, что пещера великана затягивает его все глубже и глубже.
В день Тора [23] кюна Далла ушла из дома еще на рассвете. Она тихо поднялась, не будя служанок, оделась, набросила на плечи серый плащ с капюшоном, который позволял ей слиться с зимними утренними сумерками. Даже если кто-то из челяди и проснулся от тихого звука ее шагов, то не подал вида. Все знали, что в день Тора первой лунной четверти хозяйка предпочитает уходить из дома незаметно.
Проскользнув мимо дома, занятого барландцами, Далла подождала, пока Кар выведет из конюшни наружу двух оседланных лошадей. В седла они сели уже за воротами и старались шуметь как можно меньше: важные дела лучше делать в тайне, осторожность не бывает излишней.
Они ехали по слабо набитой тропе, уводящей в обход нагорья, потом вниз, к подножию, в широкую и длинную лощину. Стены лощины были изрыты и изъедены, будто огромный дракон несколько веков точил здесь свои зубы, но раны камня затянули темно-зеленые мхи и сизые лишайники, опутали корни и прикрыли ветви кустов, засыпали палые листья. В течение веков хозяева усадьбы Нагорье добывали здесь железную руду, постепенно уходя все дальше и дальше от дома. Мечи и копья, принесшие гибель тысячам людей в разных концах обитаемого мира, родились когда-то здесь. Вдоль стен лощины, поросших уродливыми маленькими березками, часто встречались остатки старых плавильных печей – ямы глубиной в половину, а шириной в полный человеческий рост. Некогда стены их обмазали глиной, но за долгие годы обмазка раскрошилась и потрескалась; кое-где из-под палых листьев виднелась древняя каменная кладка. Здесь располагалась сокровищница Лейрингов: многие века железо, добываемое здесь и выплавляемое в этих печах, создавало их богатство, их честь, блеск и гордость рода. А в далеких землях матери рассказывали детям о кладах свартальвов, которые боящийся солнца подземный народ долгим упорным трудом добывает из земли, чтобы потом опять упрятать в землю.
В дальнем конце лощины стояли два небольших домика, сложенных из огромных бревен, под дерновыми крышами. Густо засыпанные желтой и бурой листвой, издалека они напоминали два поздних гриба, схваченных заморозками и уже негодных в пищу. Из отверстия над дверью ближайшей избушки тянулся дымок. Подъехав к ней, Кар постучал в дверь палкой. Изнутри послышался шорох, потом дверь приоткрылась, из нее показалось бородатое лицо с такой темной, закопченной кожей, что обитателя избушки недолго было принять за настоящего свартальва.
– Вы не спите, бездельники? – ворчливо приветствовал «свартальва» Кар. – Пора за работу! Я же вчера присылал вам напомнить, что сегодня будет работа! День Тора, первая четверть луны!
Работник кивнул лохматой головой и исчез. Вскоре он появился опять, на ходу завязывая простую веревку вместо пояса на облезлой накидке из волчьей шкуры: не слишком прилежный мастер выкроил ее кое-как, спереди болталась лапа, что придавало жителю лощины совершенно дикий вид. Встреть такого в лесу – с воплем кинешься прочь, уверенный, что повстречал настоящего тролля. Следом вышел еще один отшельник, рослый и могучий, одетый в медвежью накидку. Тем временем заскрипела дверь и второй избушки.
Ведя за собой четверых молчаливых работников, Далла и Кар поехали дальше. Вскоре лощина перешла в низменную пустошь, поросшую вялой травой и сухим вереском. По пустоши тянулись глубокие канавы с рыжими полосами болотной руды на стенках. Здесь добыча железа шла и сейчас. Возле трех печей возилось еще несколько человек, рядом стояли волокуши, нагруженные измельченной рудой и древесным углем. Этот уголь обжигали в лесах, готовясь к единственному дню в месяце, который мудрость Кара признавала годным для плавки железа. День Тора наиболее подходит для забот о своем богатстве, а первая четверть луны способствует всякому росту и увеличению.
Завидев хозяйку и колдуна-управителя, работники зашевелились быстрее. Этих людей Далла и Кар тщательно отобрали из своей челяди: один из них был немой, другой – глухой, а Бури, тот самый великан в медвежьей накидке, – слабоумный от рождения. Сильный, как медведь, он отличался такой глупостью, что едва умел говорить, зато беспрекословно слушался. Таким людям Далла могла доверять. Четверо остальных были беглые рабы или преступники, объявленные вне закона. Далла укрыла их у себя от расправы и мести и надеялась, что они будут ей верны. Гельд никогда не понял бы, как можно прогонять честных людей и принимать негодяев. Но Далла судила иначе и верила в страх больше, чем в порядочность и верность.
Большими деревянными лопатами работники загружали в полузарытые плавильные печи смесь измельченной руды и угля. Далла, не сходя с коня, ждала поодаль, а Кар деловито сновал между тремя печами и тихо бормотал свои заклинания. Кюна по привычке напрягала слух, напрасно стараясь разобрать хоть что-нибудь. Колдун считал, что заклинания утратят силу, если их услышит хоть одно человеческое ухо, а каждое заклинание он подбирал по словечку чуть ли не годами и необычайно ими дорожил.
Наконец все было готово. Далла спешилась и подошла к первой из печей. В руке она сжимала свой драгоценный амулет – огниво. Небольшая изогнутая полоска железа родилась вовсе не здесь, не в лощине возле усадьбы Нагорье. Ее происхождение окутывали тайны. Далла знала только то, что это огниво в течение веков передавалось по наследству от одной женщины к другой в роду Фрейвида Огниво, бывшего хёвдинга Квиттингского Запада. В тот день, когда Стюрмир конунг убил Фрейвида в святилище Тюрсхейм, огниво находилось при нем. Его забрал Гримкель Черная Борода, свидетель убийства или «кары», как говорил об этом сам Стюрмир. Тогда же Далла отняла у брата огниво: зачем оно ему, если мужчины ничего не смыслят в ворожбе? Огнивом владели женщины, значит, у женщины оно и должно быть. Гримкель, потрясенный всем произошедшим и ожидающий неминуемого гнева небес (который вскоре и последовал), был даже рад избавиться от напоминания. Понятное дело, что родовой амулет убитого врага не принесет счастья!
Но Далла думала иначе. Амулет, обладающий колдовской силой, никому еще не мешал. Жаль, она не знала, как вызвать к жизни силу амулета, и лишь потратив кучу времени на пробы и ошибки, сделала кое-какие открытия. И главным ее достижением стало именно «злое железо», изготавливать которое новоявленная колдунья научилась уже здесь, в усадьбе Нагорье, с помощью Кара. Но несмотря на настойчивые просьбы и даже требования соратника, Далла не позволяла ему прикоснуться к огниву и никогда не выпускала свое сокровище из рук.
Подойдя к печи, Далла опустилась на колени, держа в одной руке огниво, а в другой – кремень, осколок самой Раудберги, Рыжей горы, святилища древних великанов. Кар держал наготове клочки сухого мха и полоски бересты. Он всю ночь берег их за пазухой, так что они были совершенно сухи и готовы к принятию священного огня.
Дрожащими руками Далла выбила искру, Кар кинулся раздувать. Заклятия он твердил мысленно. На беловатых клочьях мха показался огонек, красный в синеватом прозрачном венце, полоска бересты с громким треском скрутилась и задрожала, охваченная пламенем. Пламя было не желтым, не рыжим, а ярко-багровым. Кар зажег факел, потом поджег дрова и уголь в печи. Далла отошла подальше, а колдун с пылающим факелом направился к соседней печи.
Когда все три печи разгорелись, возле них остались «свартальвы», а Кар отошел к Далле. Она стояла возле своего коня и подергивала носом, когда ветер доносил до нее обрывки резкого, едкого дыма плавильных печей. Больше ей нечего тут делать – теперь «свартальвы» будут качать меха, гнать воздух в отверстия печей, чтобы ярче пылало багровое пламя троллей, чтобы расплавленный шлак стекал вниз, на каменную кладку, а зерна железа сплавлялись в неровную, черную крицу, похожую на уродливый гриб. Потом они вынут крицу и еще долго будут охаживать тяжелым молотом, выгоняя остатки шлака. И только потом ее отнесут в особо заговоренную клеть, где она присоединится к другим, приготовленным ранее и сберегаемым для далеких, самой Далле не до конца ясных, но очень грозных целей.
