Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура
Ира тихо заплакала, прижавшись к груди Анчара, Анчар обнял ее, но нет у него сил погладить вздрагивающие плечи. Глаза его закрыты, голова чуть кружится, тело не может забыть страшного напряжения. Как успокоить любимую, чем отвлечь ее? Чем отвлечь себя?
— Слышала, закон собираются принять, чтобы неевреи могли жениться. Так, может, распишемся?
Ира пошевелилась, всхлипнула.
— Слышала, собираются. Но только если оба неевреи.
Она тяжело, протяжно вздохнула, но плакать перестала.
За их спинами резко зашумел душ. Шею Анчара повело легкой судорогой и тут же отпустило. Это мирный звук. Просто ночной купальщик решил ополоснуться пресной водой. Можно успокоиться. На сегодня тревог достаточно. Теперь «абреки» не скоро сунутся. Если сунутся вообще. Все, хватит, Анчар, на сегодня хватит, вернись, ты нужен Ирине.
Тихо, и душ больше не шумит. Из тишины, из ниоткуда донесся голос, вобравший в себя горечь просоленной воды, и скрип песка, невесомость ночных призраков и влажную свежесть воздуха. В нем слились мягкое тепло близкого жилья и угрожающее ворчание пустынных гор. Этот древний голос не мог принадлежать человеку. Это был голос природы.
— Ну, что ж, Михаэль, ты победил и сделал свой выбор. У тебя было право решить судьбу заклятого врага: уничтожить его, отправить в небытие, наказать на веки веков. Ты выбрал добро, оставил Майкла в живых. Поспешил? Да, наверное. Время добра еще не пришло, но кто-то должен быть первым. Ра не пожалеет о своем решении — ты остаешься вместо меня. Возьми, теперь он твой. Увидимся, там… может быть… Мне пора…
Ирина прислушалась к тишине. В ней переливался, как эхо, уплывал, удалялся, таял еле слышный отзвук-вздох ее давнего-давнего сна: «Ра-а!..»
Анчар медленно, через силу приподнял тяжелые веки. Со стороны гостиницы, оттуда, где недавно шумел душ, к ним шел человек. На фоне освещенного фасада фигура казалась черной, контур ее, обведенный ворсинками халата, светился легким сиянием; что-то темное, громоздкое у него плече. Может, рабочий собирает мусор? В гостиничном халате? И почему голову прикрыл капюшоном? Еще кому-то из отдыхающих поплавать захотелось? Лежак с собой тащит? Нет, на гостя не похож, и на рабочего тоже. У него спокойный, усталый, ровный шаг. Так возвращаются домой крепкие хозяева, хорошо исполнившие тяжелую, но нужную работу.
Из тени, падающей на лицо от капюшона, сверкнули голубые искры. Анчар тихонько отстранил Ирину и поднялся, всматриваясь в подходившего.
Отбрасывая капюшон, он устало выпрямился; с плеча к ногам упал туго набитый мешок. Волосы влажными прядями облепили резкие скулы. На белом лбу свежая ссадина, на халате темное пятно, костяшки пальцев сбиты. Миша? Нет, не Миша… Воин после смертельной схватки, великодушный, гордый победитель, не растративший мужественной силы.
— Михаил?
— Михаэль…
— Сам справился или помощь нужна?
Михаэль с удивлением и благодарностью взглянул на Анчара.
— Справился. Как и ты.
Анчар только головой повел, но ничего не сказал, оказывается, к фокусам Ми… Михаэля он давно уже привык.
В голосе юноши Анчар услышал сдержанное торжество. Что-то мешало называть его Мишей, но привычное чувство ответственности взяло верх.
— Что в мешке?
Михаэль медленно опустился на корточки, развязал шнур, стягивающий горловину, и, поднимаясь, потянул угол мешка. Так воин-варвар вытряхивал после боя драгоценные трофеи. На влажный песок, шурша, позвякивая и посверкивая, высыпались предметы. Матово светились рогатый шлем и похожий на горшок «золотой венец»; вздохнули и опали тонкие складки невиданных одежд; на них мягко свернулись ремни и наплечники, ударились один о другой и скользнули вниз серьги-ракушки. Зеленый блеск ожерелья увенчал груду. Ира невольно потянулась к камням, но отдернула руку.
Анчар присел на корточки, оглядел все и понимающе кивнул:
— Как у Иштар.
Михаэль уселся на песок рядом с ним и улыбнулся:
— Почти.
Ира переводила взгляд с предмета на предмет, не веря своим глазам. У ее ног лежали сокровища, от вида которых задохнулись бы все историки и археологи мира. Ей очень хотелось взять в руки каждый из них, погладить, провести пальцем по узору, вырезанному древним мастером, согреть в ладонях холодные камни, вдохнуть запах мягкой кожи, поднести к лицу драгоценную материю. Так хотелось, что сердце замерло и заныло от тоски по несбыточному.
У Иры не было ни малейшего сомнения, что тот, кого она и в мыслях никогда не называла сыном, имеет право на эти вещи, и без его разрешения она не могла прикоснуться к ним. Она понимала, что для него они не драгоценный клад, не тайное, немое богатство, а необходимые для какой-то нужной и важной работы инструменты и приборы.
— Вот «золотой венец». Ты его на омфал обменял. А я про омфал знаю. Ира мне рассказывала всю дорогу, когда мы ехали в Шхем тебя выручать.
— Это как раз такой, что мне нужен. А твой, тот, что омфал, пригодился моему товарищу. Спасибо тебе.
— Не стоит. Вот ты мне Тору цитировал в кафе на пляже. Я тогда не очень понял. Если ковчег — это батарейка, «золотой венец» — рация, что же тогда золотая крышка с херувимами?
— Это в Торе тоже есть, жаль, люди читают тысячелетиями, но не понимают: «… и я буду являться тебе там, и буду говорить с тобой из пространства над крышкой, между двумя херувимами…» — трехмерное изображение, и весь фокус.
Ира диву давалась: Михаэль и Андрей сидят рядком и перебирают диковинные сокровища запросто, как мальчишки ковыряются в железках. Совсем недавно Андрей фыркал и взрывался от малейшего намека на то, что Миша не тот, кого они хотят в нем видеть. Как ругал ее за доверчивость, высмеивал Мишины фантазии и жалел в душе «убогого», и переживал, если Миша пропадал надолго. Ворчал, что парень по миру их пустит, но никогда не отказывал ему даже в самые трудные времена. А сейчас он серьезно слушает, спрашивает, и соглашается со всем, что говорит Михаэль. Чудеса!
— А это что?
Анчар взял в руки тяжелые серьги, похожие на ракушки.
— Науши, наушники. Послушай.
Сначала Анчар услышал глухой, спокойный шум, такой же, как в обыкновенных ракушках, если поднести их к уху. Потом шум сменился отдаленным звоном. Анчар посмотрел на Михаэля и отрицательно качнул головой: ничего особенного.
Вдруг на тонкий, ровный звон, как на туго натянутую нить, начали нанизываться куски, пласты, обрывки самых разных звуков. Анчар услышал шорох подсохшей скошенной травы, гул реактивного двигателя, требовательный рев голодного хищника, колыбельную на неведомом языке, грохот падающей воды, SOS, автоматную очередь… Звуки Земли переплелись на тонкой звенящей нити, и продолжали слетаться отовсюду, накручиваться на нее в два, три слоя. Они, как птицы на ветке, толкались, взлетали, искали новое место, пытались вцепиться в нить, но их отталкивали другие, более сильные или уверенные. Анчар почувствовал, что его затягивает в водоворот, еще немного, и он сам взлетит и потеряется в шумах, скрежетах, шорохах, музыке и невнятном говоре.
Внезапно все прекратилось. Это Михаэль, заметив, что Анчара качнуло, сорвал науши. Шелест пальмовых крон, далекая восточная мелодия, плеск воды показались слабыми, недоразвитыми призраками по сравнению с тем, что осталось в «ракушках».
— Ты как? Извини, я не подумал: ты первый из людей, кто надел эти наушники.
— Ничего, все в порядке, — Анчар потер виски, — здорово. А это что за дамское счастье? Зачем тебе такие побрякушки?
— Скажешь тоже, побрякушки! Это мой архив. Я получил это ожерелье от наставников для начала спора. Все, что происходило на Земле в добиблейские времена, записано здесь. Сохранение информации на изумрудах — древние технологии. Даже не вчерашний — позавчерашний — день, но сведения фантастические! Сам не перестаю удивляться, когда пересматриваю. Здесь описан период от сотворения мира до Содома и Гоморры. Жаль, после бегства из Содома я потерял свои записи, а потом мне было не до них. И что вы, люди, такие странные: все знают, что фараонов хоронили в изумрудных ожерельях, а считать информацию никто не догадался. Подержи, Ирина, возьми в руки настоящую историю. Это тебе не волчья шкура из музейных запасников.
Ира осторожно взяла ожерелье, прикоснулась к нему щекой.
— Кстати, о шкуре. Там, в пророчестве, говорится о какой-то кетке. Но почему я?..
Глаза Михаэля стали серьезными.
— А это не моя тайна. И не твоя. Не думай об этом, а лучше — забудь, хорошо?
Ира подняла голову и огляделась вокруг.
— Хорошо, забуду.
Мир, привычный и надежный, окружал ее. Рядом Андрей и Михаэль, самые близкие, никого у нее больше нет на всем белом свете. В ресторане веселятся хорошие люди, восточную мелодию сменил рок-н-ролл. На крыше гостиницы, подсвеченный прожектором, развивается бело-голубой флаг. Ира вспомнила синее платье с белыми кружевами… стираную-перестиранную белую занавеску с голубым «ДОНБАСС» наоборот… Не случайно она нашла волчью шкуру, не случайно она оказалась на пустыре… Кто вел ее? Не знала она, но догадывалась…. И все уже случилось, и теперь от нее ничего не зависит. Она свободна.
