Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура
И «русский» мерзавец мог бы использовать ее, и швырнуть назад в канаву, где ей самое место, если бы была она дешевой пляжной проституткой. Но нет, не так-то все просто.
Казем все разложил по полочкам, когда остыл. Все срослось у него. Видно, крепкие они профессионалы, работали в паре по заданию. Сначала этот Андрей на заводе появился, притворился придурком бессловесным, втерся в доверие, внедрился в его бригаду, где все были членами тайной группировки. В самое ее боевое ядро проник! Потом она подсунула им сына. Сына родного! Мальчика убогого не пожалела. И пропала группа, развалилась операция. Биляль, брат любимый, пропал без вести. Двое слепых в сумасшедшем доме, Мансур… Но Аллах всемогущ, на все его воля. Пришло время, и Казем увидел ее. А она уже на «русского» вывела. Остальное не сложно: получил разрешение, разработал план. Денег дали и на слежку, и на «лотерею», и на подкуп. А больше всего ушло на подготовку этажа в гостинице. Продумано все до мелочей: чтоб последний этаж под крышей, и номера пустые. И газ из соседнего номера. А подстанция!
Казем мог гордиться собой: операция подготовлена по- европейски. До минуты рассчитана. Выверена на макете до последнего движения. Все хорошо, все готово. Завтра, он свое возьмет завтра. И от него получит, и от нее. Расскажут все. В крови захлебнутся, ноги ему целовать будут. Друг друга предадут и всю свою организацию сдадут. А потом обоих на мелкие кусочки, медленно… Сам, сам… Недолго ждать.
Он подошел к двери и, выключив фонарик, потянул ее на себя. Проем заполнился тусклой зеленью, к нему шагнула темная фигура. Анчар шире раскрыл дверь и отступил в сторону. Человек скользнул в прихожую. Анчар сделал шаг ему навстречу, вжал ствол пистолета в грудь и дважды выстрелил. Стены и пол коридора покрыты ковролином, чтобы шум не тревожил покой отдыхающих, поэтому выстрелы в упор прозвучали глухо, ни в одном номере не услышат. Пули не пробили бронежилет, и это хорошо. Но вбили его в тело так, что сердце остановилось. И это еще лучше.
Перехватив руку, Анчар выключил фонарик и толкнул бывшего воина Аллаха назад. Коридор узкий, мертвец ударился спиной о стену. Теперь шурши, сползай по стеночке. Далеко не уползай, ты мне еще пригодишься.
Шагнуть в непроницаемую темень коридора, развернуться и темноте и присесть слева от трупа — секунда. Задержать дыхание и открыть рот, так лучше слышно, — еще половина. Замереть и прислушаться.
Вот видишь, и пригодился, прикрыл меня. Давай сориентируемся.
Выход на крышу справа от нас. Ты ведь с нее спустился? И не один? Ну, молчи, молчи, не привлекай внимание. Сам знаю, не один, ага. Слышишь сопение там? Тебе хорошо, а живой человек не может не дышать. Даже если он в противогазе. Никуда не деться, клапан-то щелкает! А вот затвор передернул. Метра два между нами. Нет, меньше: он совсем рядом. Как думаешь, дотянусь ногами, если на выходе из кувырка? Спорим, дотянусь? Ну, бывай, то есть, прощай, некогда мне…
Анчар перевел дыхание и через убитого кувыркнулся в сторону того, кто дышал в противогазе.
Казем увидел, что дверь приоткрылась, и Салама скрылся за ней. В коридоре стало темно, только тусклой зеленью обозначился дверной проем. Пора! Он двинулся к двери вслед за Саламой.
Выстрел? Второй? Что-то не так. Казем остановился, соображая, что могло случиться, и в этот миг погас фонарь Саламы. Ничего не видно. Шорох… Идиоты! Не решаясь включить фонарик, Казем подождал, прислушался, бесшумно шагнул, передергивая затвор. Остановился, опять шагнул. Передернул затвор. Тихо… Нет… От удара в живот перехватило дыхание, толчок свалил с ног, а неожиданное падение назад сбило с толку. Не контролируя себя, Казем нажал на спуск. С выстрела пуля ушла в потолок.
Что-то уперлось под ребра.
Невидимая рука рванула противогаз, да так, что засаднила кожа на скулах. Тонкий зеленый луч шилом ткнул в глаза. Кто это? Свободной рукой снимает маску своего противогаза. Не может быть… Спаси, Аллах, это же…
Анчар резко подался вперед, поджал ноги и до упора вжал ствол пистолета наискосок, под ребра противника. Не отводя взгляда от лица врага, дважды выстрелил.
Один раскаленный прут, а следом второй выжгли все внутри и остановились у плеча. Казем понял, что, кроме черного пламени, в нем ничего не осталось. И уже никогда ничего не будет. Аллах Акбар!
Неужели это Казем, не показалось? Что ему делать здесь? По предположениям Анчара, Казему как руководителю операции нечего делать в коридоре. Его место на крыше, а скорее, в машине, куда его бойцы вот-вот занесут спящих. Анчар наклонился, осветил лицо убитого. Чуть постарел, чуть похудел. И не представить уже ту белозубую, открытую улыбку. Бежит времечко, несется без удержу. А для тебя оно навсегда остановилось, бригадир.
Хорошо, вернемся к нашим… гостям. Сколько их у нас, непрошенных? Трое. Кончен бал, пора на выход.
Как и ожидалось, крюк со стропами уже спущен на уровень перил, осталось завести его на балкон. Связав все три трупа гроздью, Анчар проверил карабин крюка и дернул трос.
Приподняв противогаз, негромко крикнул: «Ялла!» — и перевалил связку через перила. Сработало: трос натянулся, начал повизгивать тормоз, крюк рывками пополз вниз.
Анчар успокоился: «троица» в надежных руках. Внизу их примут, удивятся, конечно. Это еще мягко сказано. Глаза у них там, внизу полезут на лоб. А что поделаешь? Кто захочет брать ответственность на себя? Решение единственное и верное: трупы в машину, и — ходу, а разбираться потом будут.
В номере при свете фонарика он разобрал пистолет, заменил детали «родными».
А где же мешочек, мешочек для ненужных железок? В этот момент вспыхнул свет, загудел кондиционер и зажужжал на подъем подъемник. А вот и мешочек, со стола свалился. Ну и орут, внизу, будто из мертвых восстали. Подумаешь, — Анчар посмотрел на часы — восемь минут темноты. Сиди себе тихонько, коктейль поцеживай, да коленку барышне поглаживай, делов-то! Снял противогаз и принюхался. Нормально… Включил торшер.
— Ирк, Ириша! Живая? Не спишь? А чего такая белая? Давай, родная, быстренько в душ и подкраситься не забудь. Гуляем! Чего время терять зря.
Пока Ира плескалась в душе, Анчар подобрал в коридоре две стреляные гильзы, мельком глянул на темное пятно крови. Сойдет за пролитое вино. Утром почистят, и следа не останется. Пошарил глазами по подвесному потолку в мелких дырочках. Одна показалась больше остальных. Кто заметит! Ничего, до ремонта доживет.
Вернулся в номер, по дороге в прихожей подобрал еще две гильзы и две пули. Все еще раз посчитал, сложил в пакет с деталями от пистолета и сунул в Ирину сумочку. Быстро сбросил одежду, надел яркую гавайскую рубашку, хотя терпеть ее не мог, и шорты.
Ира осторожно вышла из ванной. Глазищи в пол-лица, бледная. И молчит. Это плохо, пора ей прийти в себя. Черт, а пожалеть нельзя. Если расплачется, не успокоить, а времени в обрез.
— Ну и красотка! Глаз не отвести! Вот видишь, ничего страшного, просто посидела в шкафу, и хорошо. Что, в детстве не пряталась так? Все прятались, правда? Я даже в комоде заснул однажды. Родители с ног сбились… А тут все равно ничего интересного не было. Ну, стукнули пару раз в дверь, пошептались в коридоре. Видно, подумали, что мы внизу. Теперь не сунутся, видишь, как светло.
Анчар подхватил Иру под локоть и потянул за собой из номера. Все объяснит, расскажет, что можно, чтобы и тени страха не осталось в ее глазах, чтобы не боялась жить дальше. Но это потом, потом…
А внизу народ гулял. Веселье снова набирало обороты. В пестрой толпе они с Ириной не привлекают внимание. А надо бы подстраховаться. Анчар хлопнул по плечу паренька-охранника, признав по румяной физиономии «русского».
— Спасибо, брат. Я во-он там сидел, когда свет вырубился, наблюдал за вашей командой. Ну, молодцы хорошо сработали, не допустили паники. Девушке плохо стало в темноте, пойду ее проветрю.
Дверь перед ними разъехалась. Мимо бассейна, мимо лежаков и душей Анчар провел Иру к морю. На темном берегу никого: все рванули к свету, к людям, к музыке. Он вытащил из сумочки Иры сверток и, размахнувшись, забросил его в море. Тяжелая вода даже не всхлипнула. А вот Ирина… и как в ней столько слез помещается!
— Ну, будет, будет… Все хорошо, все прошло…
Там, среди людей, шумно и суетно, тревожно и страшно. Если постараться, можно ненадолго забыться, вздохнуть и даже потанцевать между двумя коктейлями. Кому-то кажется, что эта передышка и есть настоящая жизнь, кто-то и ее, короткой и ненадежной, лишен. Здесь звезды и луна, прохлада чистого воздуха и спящего моря, живые, беззвучные тени над головой. Гостиница светится, как декорация к сказке, увенчанная парящим в перекрестье лучей бело-голубым флагом, а на пустом берегу у невидимой воды обнялись двое на забытом между кромкой моря и навесом пластиковом топчане.
