Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн.1: Железная голова
Но что он мог поделать? За прошедшее время душа его не успокоилась. Не только Бьёрну, но и самому себе Гельд каждый день заново твердил, что ему не оставалось другого выхода, кроме как взяться за поручение Торбранда конунга. Но неприятное чувство не проходило, и назавтра он твердил свои оправдания снова, с настойчивостью и какой-то злобой, но спокойнее ему не становилось. Это злосчастное убийство… хм, этот злосчастный случай с Ормом – даже в мыслях Гельду было гадко повторять слово «убийство» – сбил его с прямой и ясной дороги и теперь заставлял лгать. Ему, всю жизнь открытому для мира и людей, теперь приходилось прятать от них комок грязи в самой глубине души. Да, Орм оскорбил его, но Гельд действительно дал тому повод усомниться в своем благородстве. Разве достойный человек обнимает тайком невесту конунга, с которым хочет быть в дружбе? А зачем он это делал…
Об Эренгерде Гельд старался не вспоминать. При мысли о ней в его душе вспыхивал целый пожар надежд и тревог. Если она его любит… но об этом еще рано думать. А если все же не любит… тогда к чему все это, весь этот поход за железом? Зачем он вообще живет? А задавать такие вопросы опасно, иначе жить не захочется, и Гельд гнал от себя образ Эренгерды. Она так прекрасна, такая светлая и живая, как сама богиня Фрейя, так почему же воспоминание о ней наводит на мысль о смерти? Или дух Орма Великана тянет убийцу за собой?
Ночью Гельда мучили тяжелые мысли: он просыпался ни с того ни с сего и принимался ворочаться. Но днем, среди людей, он забывал о неприятном и сам верил, что ничего особенного с ним не случилось. В нем теперь образовалось как бы два человека, и он сам не знал, который из них настоящий.
– Знаешь, у меня тут есть кое-какой товар! – сказал ему Эйвинд хёльд через несколько дней после приезда. – Пойдем-ка посмотрим, если ты ничем не занят.
Гельд насторожился. Пока что он не заводил определенных разговоров о торговле, выжидая, как требует вежливость. Но если хозяин сам заговорит о делах, кто же станет отказываться?
– У меня есть хороший лён, для своей хозяйки купил, – рассказывал ему Эйвинд, ведя за собой через двор. – Вот тут. – Он отпер дверь клети, выстроенной отдельно от дома. – Тут у меня лён, есть готовое полотно, локтей двести простого и полсотни крашеного. Есть хорошие оленьи шкуры…
Войдя вслед за хозяином, Гельд оставил дверь открытой, чтобы в клеть проникал дневной свет. Эйвинд деловито гремел ключами, отпирая лари, для крепости окованные железными полосами с рунами «одаль», охраняющими имущество.
– Ты хочешь это продать? – Гельд внимательно оглядывал полотно и шкуры, хотя они были ему не нужны. – Товар, конечно, неплохой. А замки, скажу честно, еще лучше. Только не разберу откуда.
– Это наш Рам ковал. Моей хозяйке, видишь ли, приглянулось твое обручье. – Эйвинд вытянул шею и кивнул вниз, на опущенную руку Гельда.
Гельд приподнял руку с золотым обручьем и негромко засмеялся: оно нравилось и ему самому.
– Видишь ли, моя Фрейдис – очень знатного рода! – стал объяснять хозяин. Он сам себя уважал за то, что сумел сосватать такую родовитую невесту. – Она в родстве с самим Гудмодом Горячим из усадьбы Плоский Камень, знаешь, возле поля тинга? Ее бабка Асвейг была сводной сестрой его деда Гудварда Глухаря. Жить кое-как ей не пристало, и мне немало приходится трудиться, чтобы ей угодить. А такое славное обручье ей бы очень подошло. Как ты смотришь на то, чтобы уступить его мне?
– Я сам получил его за тысячу локтей крашеного сукна, – ответил Гельд, всем видом показывая, что готов торговаться. Разговоры о товарах следовало всемерно поддерживать. – Конечно, твоя жена достойна иметь все самое лучшее, но ведь каждый сам себе товарищ. За полотном не стоило так далеко ездить. Мне нужно кое-что другое.
Он выразительно посмотрел на Эйвинда и мысленно усмехнулся: давно ли о простом железе начали говорить обиняками, точно о какой-то священной тайне или даже о чем-то непристойном?
Эйвинд хёльд отвел глаза и многозначительно повертел шеей.
– Кое-что другое забрали слэтты! – ответил он. – Хильмир конунг… вернее, его сын Хеймир ярл, который женат на дочке нашего хёвдинга, сам объезжал все побережье и с каждого хозяина брал клятву, что все железо мы будем продавать только ему. Все, понимаешь?
– И все ему дали такую клятву? – Гельд с откровенным недоверием поднял брови. – Вы что – сами себе враги?
– А что я мог сделать? – Эйвинд резко вытянул шею и втянул обратно. – Как я мог отказаться, если тогда он отказался бы меня защищать? А теперь мы даже простые топоры должны покупать у слэттов, после того как они там у себя их выкуют из нашего железа!
– И покупаете? – Гельд усмехнулся. – Разрази меня гром, если этот нож слэттинской работы!
Он протянул руку к ножу на поясе Эйвинда, но тот отшатнулся:
– Тише! Не трогай! Это нельзя трогать. Это из «злого железа».
– Какого – злого? А бывает доброе?
– «Злым железом» мы зовет железо, которое добывается возле усадьбы Нагорье. Это там. – Эйвинд неопределенно махнул рукой туда, где за бревенчатой стеной клети был запад. – Ты знаешь, кто там живет?
Гельд честно помотал головой, всем видом давая понять, что своим рассказом доблестный Эйвинд хёльд очень его обяжет.
– Там живет кюна Далла. Ну, бывшая кюна, вдова Стюрмира конунга. Когда он погиб, она сначала жила у Хельги хёвдинга, а потом рассорилась с ним, я уж не знаю, в чем там было дело, и уехала в Медный Лес, в старую усадьбу Лейрингов.
– У них же усадьба на Остром мысу! Ты ничего не путаешь?
– У них одна усадьба на Остром мысу, они ее называли прибрежной, а вторая, самая старая, в Медном Лесу. А ты не знаешь, так не перебивай умных людей!
– Молчу, молчу!
– Ну, вот теперь кюна Далла поселилась там. Говорят, в тех местах и сейчас железо добывают, только она ни с кем не хочет торговать. Говорят, – Эйвинд вытянул шею, чтобы дотянуться до уха Гельда, – что она знается с колдовством. У нее какой-то амулет… не знаю, в чем там дело. Только ее железо получается злым. Острее и крепче его нет, но и опаснее тоже. Ковать из него берется только наш Рам Резчик, и то однажды он чуть не выжег себе глаз. Кто возьмется за эти ножи и топоры, часто себя калечат. Они прямо как живые! Так и норовят отхватить чего-нибудь.
– Да что ты говоришь? – Гельд изобразил почтительное изумление. – Пожалуй, это свойство любого оружия – оно ведь не разбирает, своих рубит или чужих… Но все же Далла кое-что продает, если свойства ее железа так хорошо известны?
– Кое-что – да. Мне продала кое-что. Ей ведь тоже нужно полотно и хлеб. Но если к ней поедет… кто-то другой, то едва ли она тебе что-то продаст. Она не верит чужим. По правде сказать, она никому не верит. У нее большая усадьба, а стоит почти пустой, потому что она никому не верит… Так что насчет обручья? Я могу еще добавить серебром, шкурами, чем ты скажешь.
– Я подумаю! – значительно пообещал Гельд.
Он действительно собирался как следует подумать о том, что узнал. Кюна Далла, вдова Стюрмира конунга, как видно, не давала клятвы продавать железо слэттам. Она вроде той веточки омелы, что была слишком молода и глупа, и потому богиня Фригг не смогла взять с нее клятву не причинять вреда доброму Бальдру. Из этой-то веточки коварный Локи и сделал стрелу, убившую бога весны. А раз уж он, Гельд, в своем нынешнем коварстве равняется с богом лжи, то почему бы ему не отправиться к веточке омелы, то есть к Далле, вдове Стюрмира? Ведь у нее есть железо.
Есть-то оно есть, отвечал он сам себе, только куда за ним надо ехать… Гельд отлично помнил Медный Лес и рыжих железных змей, которые стремглав ползли с волокуш обратно в землю, чтобы снова стать рудой. Но квиттинская ведьма выпустила из своих владений нож Эйвинда, значит, ничего невозможного тут нет. А что Далла никому не верит…
Ему вспомнилась Борглинда. Можно сказать, что она тоже мало кому верит, но ему же поверила. А она двоюродная или троюродная сестра Даллы, так-то так. В общем, близкая родственница. Попробовать можно. Гельд не страдал самонадеянностью, но верил в себя. Хотя бы настолько, чтобы попробовать. Борглинда… Это, кстати, предлог для посещения. Не слишком надежный, но лучше, чем ничего.
Тихо насвистывая, он шел через двор. Возле самых дверей дома уши ему вдруг резанул пронзительный женский визг. Обернувшись, Гельд увидел какую-то женщину: закрывая руками лицо, она жалась к углу дома и визжала, будто ее жгли каленым железом. Дрожь продирала по спине от этого звука.
– Тролль! Тролль! Мерзость, мерзость! – кое-как разобрал Гельд.
Никаких троллей рядом не наблюдалось, только кое-кто из гостей Эйвинда, работник с охапкой хвороста, другой – с уздечкой. Скотница уронила от испуга ведро воды себе на ноги, и вода серой лужей растекалась по подмерзшей земле.
И тут Гельд узнал кричащую: это была та помешанная, Гальни.
