Лана из Змейгорода (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"
«Кто это? — коснулась ее сознания удивленная и исполненная нежности мысль. — Ланушка-лапушка, неужели ты? А что ты делаешь в Змейгороде?»
«Тебя дожидаюсь. — без лишних обиняков ответила Лана. — Только не думала, что ты сюда с Кощеевой ратью придешь».
«Старейшины Змейгорода должны ответить за мою обиду, — жестко и беспощадно отозвался ящер. — А смертные и так слишком мало живут».
«А как же другие русалки, женщины, дети, почему ты им отказываешь в праве на жизнь? — также твердо и безжалостно отозвалась Лана. — Если твоему господину нужна жертва, возьми одну меня!»
«Ты не можешь так со мной поступать! — простонал в ответ Яромир. — Я люблю тебя, но ты не вправе требовать, чтобы я отказался от своей мести Змейгороду».
«Я тоже его часть. Убей сначала меня», — потребовала Лана.
Ответ долго не приходил, и она уже не знала, как толковать это молчание и что говорить согражданам. Но в тот момент, когда она решила, что придется, ничего не добившись, возвращаться, ее подхватил властный огненный вихрь, унося от всего, что она прежде знала и чем дорожила.
Глава 33. Вольный Устюг
На какой-то момент Лане показалось, что она умерла или что они переместились куда-то в междумирье, ибо вокруг только хлестал безжалостный ветер, взор застилала непроглядная мгла, хотя она поняла, что они поднялись над тучами. Впрочем, где и в каких далях протекал их полет, Лана и в самом деле не ведала. Да и по поводу места, куда они попали, могла точно сказать только, что это не Ледяные острова, ибо здесь не ощущалось присутствия Нави, кроме той, которая теперь исходила от Яромира, которого она не могла назвать Яромором.
Она только перед приземлением сумела его разглядеть, убедившись, что чешуя его осталась по-прежнему золотой, хотя на левом плече напротив сердца черным вередом, чумным бубоном истекала тьмой проклятая руна Нави. Что произошло? Зачем он позволил так себя изувечить? Других следов пыток ни в истинном, ни в человеческом обличии Лана не обнаружила. Поэтому не могла понять, что же толкнуло ящера на этот не имеющий возврата путь.
Впрочем, о том, что произошло, она решила спросить позже. Ящер явно не собирался ее убивать или отдавать своему господину. А пока она ошеломленно разглядывала место, куда ее в таком неистовом порыве перенесли. Если бы она не знала, что это невозможно, она бы подумала, что вновь оказалась в окрестностях Змейгорода. Они стояли на ровной, пригодной для обращения площадке посреди поросших лесом диких, обрывистых скал, недавно примеривших снежный покров. Неподалеку, не желая сдаваться холоду, рокотала могучая горная река, а в глубине распадка между двумя вершинами стояла добротная изба, явно возведенная стараниями Яромира.
— Где мы? — потрясенно спросила Лана, разглядывая любимого, который уже успел обратиться и теперь приглашал ее взойти на украшенное резными балясинами высокое крыльцо.
— Это Вольный Устюг — заповедное место, где Кощею нас не разыскать, — с ласковой улыбкой пояснил Яромир. — Мне его указал дядька Полоз, и я провел тут первые несколько лет своего изгнания, пока не затосковал по тебе.
Он открыл дверь и затеплил в очаге огонь, хотя Лана не успела замерзнуть. Жилище, к которому примыкала кузница, выглядело очень простым, но добротным, построенным на долгие годы, способным вместить целую семью.
— Почему же ты сразу меня не забрал? — стряхивая с лавок накопившуюся за время отсутствия пыль, спросила Лана. — Я же сказала, что пойду за тобой куда угодно. Я все предыдущие годы жила в твоей избе. Готовила ужин, ожидая тебя.
— Я думал, тебе лучше будет меня, беспутного, забыть, — вздохнул Яромир.
— А сам все еще носишь мое кольцо? — спросила она, наблюдая, как в свете разгорающегося очага сверкнули синие глаза ящера, отражаясь в украшающих нарядное жуковинье сапфирах.
Лана тоже показала перстень, который милый выковал для нее.
Яромир потянулся, чтобы прикоснуться к ее руке, но остановился на полпути, явно не зная, что делать дальше. Он опять поддался порыву, а теперь, похоже, начинал осознавать всю необратимость своего нынешнего поступка. Он привел Кощеево войско к Змейгороду, а потом его бросил на самом сложном участке пути, где ящеры вполне могли устроить засаду и одержать верх. Вряд ли Бронислав, который, как и все потомки Полоза, знал потаенные пути под горами, упустил такую возможность, если братья Боемысл и Боевой успели донести весть о том, что рать супостата осталась без воеводы.
— Я должен вернуться! — порывисто поднимаясь, проговорил Яромир.
— Ты не успеешь, — покачала головой Лана, пытаясь прикинуть, сколько они провели в пути.
— В междумирье время течет иначе, — подтвердив ее догадку насчет места, где пролегал их путь, пояснил Яромир.
Похоже, присяга Кощею открыла ему такие дали, о которых большинство ящеров пятого-шестого поколения не могли даже мечтать. Путешествовать через тонкие миры помимо первенцев бессмертных, умели лишь опытные кудесники, и, как выяснилось, слуги Кощея, помеченные магией крови.
— Зачем тебе туда? — с мольбой глянула на милого Лана. — Ты же сам сказал, что это место заповедное, здесь Кощей нас не отыщет.
— Так что же теперь, прятаться всю жизнь? — возмутился ящер, снова порываясь уйти.
— Нет, просто жить. Здесь. Со мной и нашими детьми. Разве этого мало?
Лана тряхнула головой, и ее длинные, медового цвета волосы рассыпались по плечам. Плачею она, похоже, во время своего безумного путешествия потеряла, хотя котомку с дорожными пожитками сохранила. Чем жить в здешней пустыне ее сейчас не заботило. Можно посеять лен и завести овец. Расчистить от камней в распадке пашню, огородить репище. К тому же в лесу, наверняка, водится какая-нибудь дичь, а все ящеры — прирожденные охотники. Горыныч же на Сорочьих горах не пропал. Да и Яромир как-то прожил здесь несколько лет.
Она видела, что его тянет к ней, он хочет прямо сейчас ее обнять, чтобы больше не отпускать, но уязвленная гордость, а вернее, непомерная гордыня, которой он мог бы, думается, посостязаться даже с Кощеем, гнала его прочь.
— Я должен завершить начатое! — проговорил он жестко, словно самого себя уговаривал и убеждал.
Лана видела эту борьбу, которая в нем сейчас происходила, и потому, ничего не говоря, положила на лавку рукавицы, отряхнула от лебяжьих перьев и сняла теплый плащ, потом медленно начала расстегивать подбитую мехом нарядную душегрею. Яромир, словно зачарованный, наблюдал, как она открывает тонкую шею, с которой, давно сошли горячие следы его последних поцелуев, как касается пальцами неровно и тяжело вздымавшейся высокой груди, так и не налившейся молоком.
— Разве твое дело не может подождать? — безжалостно проговорила Лана, сбрасывая в хорошо протопившейся, словно ожидавший их возвращения, избе душегрею и испытующе глядя в глаза ящера. — Да и о каком деле ты говоришь? Ты же вроде как собирался отправиться на Ледяные острова, чтобы выручить Велибора или снарядить корабль, способный бороздить Окиян-море, а сам даже к Финисту в Детинец не заглянул.
Она откинула назад волосы и наклонилась, чтобы снять похожие на лебединые лапки желтые сафьяновые сапожки, при этом показывая открывшуюся в вырезе рубахи грудь и не отрывая от Яромира призывного, но при этом властного взора. Лана отлично понимала, что, хотя вроде бы сейчас оказалась в его власти, может приказать ему что угодно, и не собиралась стесняться.
Она толком не осознавала, чего именно сейчас добивается и какие их обоих ожидают последствия. Она просто знала, что поступает правильно. Пускай они так и не сыграли свадьбы, но вено, выплаченное батюшке Водяному, их кольца и потерянная плачея намекали на необходимость закончить то, к чему они так долго шли. Да и хотела она, чтобы наяву совершилось то, о чем грезилось тоскливыми одинокими ночами в доме того, кто так и не стал ее мужем.
Из груди Яромира вырвался стон. Он тоже мечтал об этой встрече и не мог противиться ее натиску, помноженному на отчаянную тоску по несбывшемуся и не свершенному. Лана опомниться не успела, как оказалась в его объятьях, таких же жарких и непреодолимых, как та сила, которая принесла ее сюда. Яромир в одно касание освободил их обоих от одежды, перенося свою любимую и единственную на широкое ложе, застланное заповедными травами и медвежьими шкурами и словно дожидавшееся своего часа.
