Грег Киз - Новый Орден Джедай 9: На грани победы 1: Завоевание
Йуужань-вонг выглянул наружу, после чего вышел из домика, волоча Энакина за руку. Похоже, никто ничего не заметил. Вместе они направились к самому большому зданию, незаметные среди прочих рабов и «отверженных».
По крайней мере, Энакин на это надеялся.
ГЛАВА 24
Острая боль пронзила череп Энакина с такой силой, что ноги его подогнулись. Он упал на колени на черный лесной грунт, ощупывая голову в поисках раны. Было такое ощущение, будто лоб разрублен от челки до переносицы. Кровь щипала глаза и переполняла нос.
Но, когда Энакин поднес руки к глазам, ладони были чистые. Обветренные, покрытые волдырями, натертые – несколько дней он выдергивал из земли грубые сорняки – но не окровавленные.
Энакин опять осторожно потргал голову. Боль продолжала пульсировать, но теперь он почувствовал под пальцами неповрежденную плоть.
– Ты! Раб! – сообщил тизовирм в ухе, несомненно, переведя грубую ругань кого-то из охранников. Коралловый отросток слегка уколол Энакина в шею, и он понял, что ему приказано лечь. Он повалился на землю, как бревно, и стал судорожно дергаться. Это было несложно… при той боли, что уже гнездилась в его голове.
Когда Энакин решил, что уже достаточно отыграл свою роль, он встал на колени и вновь принялся за работу. Хватаясь за стебли обветреннымим, ободранными руками, он выдергивал траву с корнем.
Йуужань-вонги не желали видеть у себя никаких машин, даже таких простых, как мотыга. Кроме рабов, у них были биотические методы расчистки полей, но они, похоже, решили сперва извести всю свою рабсилу.
Взяться за стебель, расшатать его, вытянуть из земли. В десятимиллиардный раз.
Боль все еще гудела в черепе, понемногу отступая. Энакин начал различать детали в хаотических сполохах.
Это было не его лицо, не его кровь, не его боль. На самом деле резанули Тахири. Она была вся в шрамах, как йуужань-вонг.
Это было уже слишком. После ее захвата Энакин периодически улавливал ее боль. Иногда это было словно зуд, иногда – как горящий метанол, вылитый на нервы. Но на этот раз было что-то настоящее, глубокое. Энакин ощущал ее дыхание и ее соленые слезы. Он как будто снова держал ее за руку, как в тот последний момент мира и покоя, которым они наслаждались вместе.
Вот только она была вся в крови, а он здесь занимался вырыванием сорняков. Если бы меч был исправен…
Но это уже проблема, верно? Или одна из них. И до встречи с Рапуунгом оставалось еще несколько дней.
– Раб! – амфижезл легонько хлестнул Энакина по спине, и ему пришлось собрать все свое самообладание – так хотелось прыгнуть на охранника, отобрать у него амфижезл и поубивать всех йуужань-вонгов в поле зрения. “Что они с тобой делают, Тахири?” Но Энакин сдержался и встал в смиренную позу, руки по швам.
– Иди с этой “отверженной”, – сказал охранник.
Энакин повернулся к означенной особе – молодой женщине без видимых шрамов. Она выглядела совершенно уставшей, но в глазах ее была заметна определенная живость, которая отсутствовала у многих «отверженных».
– Идите на третье поле светляков, что ближе всего к периметру. Покажешь ему, как собирать урожай.
– Чтобы выполнить норму, мне нужно больше, чем один худосочный раб, – сказала женщина.
– Ты считаешь, что твоя работа – спорить со мной? – рявкнул воин.
– Нет, – ответила “отверженная”. – Я думала, назначать рабочих – это работа префекта.
– Префект сегодня занят. Или ты предпочитаешь выполнять норму одна?
Еще миг женщина продолжала вызывающе смотреть на воина, потом неохотно склонила голову:
– Нет. Зачем ты так со мной поступаешь?
– Я обращаюсь с тобой так же, как со всеми.
Женщина нахмурилась, но ничего не ответила. Вместо этого она сделала знак Энакину:
– Пошли, раб. Нам далеко идти.
Энакин пошел за женщиной, пытаясь восстановить контакт с Тахири. Она была по-прежнему жива – это он мог сказать с уверенностью – но теперь она была дальше, чем звезды.
Как будто она умышленно блокировала контакт.
– Как тебя зовут, раб? – спросила женщина. Это оказалось так неожиданно, что Энакин споткнулся.
– А?
– Я прошу прощения, но с чего это йуужань-вонгу захотелось пачкать свои уши именем раба?
– С чего это раб вообразил, будто дерзость может остаться безнаказанной? – ответила женщина.
– Меня зовут Бейл Ларс, – сказал Энакин.
– Что с тобой, Бейл Ларс? Я видела, ты чуть не упал. И этот грязный Вази тоже видел. Потому-то он и послал тебя со мной, чтобы я не смогла выполнить свою норму.
– У него на тебя зуб, что ли?
– Пуул. У него на меня кое-что другое, но он не дождется.
– Правда? А я подумал… – тут до Энакина дошло, что он ляпнул, и он не закончил фразу.
Но женщина сделала это за него:
– Что ты подумал? Что я не откажу воину?
– Нет, вовсе не это, – сказал Энакин. – Я полагал… я думал, что для них, для остальных йуужань-вонгов, я имею в виду… ну, что вы, «отверженные», не должны быть для них желанными.
– Мы не являемся желанными для нормальных, даже друг для друга. Но Вази ненормальный. Он любит слабых. Он может приказать «отверженному» сделать то, чего полноценный никогда не станет делать, и не захочет делать, и не захочет, чтобы это было сделано.
– Но он приказал тебе, и ты не подчинилась?
– Он знает, что если он прикажет мне, я заставлю его убить меня. Поэтому он не стал мне приказывать. Он хочет, чтобы я сама пришла к нему. – Женщина замолчала и сердито опустила взгляд. – И вообще, это не твое дело. Не забывай: что я для них – то же самое ты для меня. Однажды Йун-Шуно дарует мне избавление, и мое тело примет шрамы и имплантаты. Я стану полноценной, а ты навсегда останешься никем.
– Ты действительно в это веришь? – спросил Энакин. – Мне кажется, что нет.
Женщина ударила его, довольно сильно. Когда он никак не отреагировал на боль, она задумчиво кивнула головой:
– Крепче, чем я думала. Может, мы и сумеем выполнить мою норму, – сказала женщина. – Если ты мне поможешь, я найду для тебя какую-нибудь награду.
– Я сделаю это исключительно для того, чтобы расстроить Вази, – ответил Энакин. – Хотя я могу и передумать, если ты будешь меня бить.
– Ты говоришь непристойности и не ждешь за это наказания?
– Я не знал, что это непристойности.
– Я слыхала, что вы, рабы – неверные, но даже неверные должны знать богов и их истины.
– Я думал, именно незнание и делает меня неверным, – сказал Энакин.
– Пожалуй. Это глупо, и я раньше никогда не разговаривала с неверными, как сейчас… – Женщина замялась. – Это… интересно. Возможно, мы сможем скоротать время, пока будем работать. Ты можешь рассказать мне о своей планете. Но придержи язык: может, я и “отверженная”, но я не опустилась.
– Идет, – сказал Энакин. – Ты скажешь мне, как тебя зовут?
– Меня зовут Ууну. – Она показала рукой на низкую коралловую стену. – Мы уже возле самого поля светляков. Они прямо за стеной.
– Что такое светляк?
– Еще момент, и ты увидишь. Вернее, услышишь.
– Услышу?
Но в тот же миг он действительно услышал слабое гудение, похожее на голоса мелких животных. И оно определенно не было связано с Силой: отсутствовало знакомое ощущение глубины. Скорее это было похоже на голоса из комлинка, иплантированного в голову.
Они обогнули стену. За ней обнаружилось поле, распаханное концентрическими кольцеобразными гребнями. На гребнях с интервалом где-то в метр росли растения, напоминавшие пучки коротких толстых зеленых мечей. Из центрального куста росло два, три или четыре коротких стебля, и на конце каждого стебля было что-то наподобие мохнатого кроваво-красного цветка. Цветки были размером с кулак, и именно от них, по-видимому, шел телепатический шепот.
– Что это такое?
– Приступай к работе. Я расскажу о них позже, когда увижу, что мы приближаемся к нашей норме.
– Что я должен делать?
– Ты будешь идти за мной. Я буду обрывать ворсинки с цветков – вот так.
Она принялась чуть ли не ласково срывать красные нитевидные лепестки, пока не осталась одна лишь желтоватая луковица.
– Таким образом я их настраиваю. Как только это сделано, ты должен будешь сорвать его. Это сложнее. Вот, держи, пожалуйста. – Она достала из кармана своего одеяния что-то кривое и черное.
– Надень это на большой палец.
Энакин посмотрел на “это”. Оно напоминало шпору длиной около восьми сантиметров. На вид инструмент был очень острым. Внутри он оказался полым, и, когда Энакин сунул туда палец, то сразу вздрогнул, почувствовав, как множество зубчиков впилось в тело.
– Она живая, – пробормотал он.
– Конечно, живая. Кто же станет пользоваться мертвой… – Ууну нахмурилась. – Я разве не сказала тебе не говорить такого?
– Я не сказал ничего дурного, – возразил Энакин.
