Дэн Абнетт - Создатель Призраков
— Это не по мне. Танит все еще жива, пока мы храним ее частичку вот здесь, — Корбек постучал пальцем по лбу. — Мы не будем знать, куда идем, если не будем помнить, откуда пришли.
— И куда же мы идем, по вашему мнению?
Корбек щелчком пальцев послал окурок в грязь
и подождал, пока тот потухнет окончательно.
— В худшем случае — прямиком в ад. В лучшем — я бы сказал, к трофейному миру, который Гаунт нам обещал. Подарок Слайдо. Первый мир, чье покорение станет нашей безусловной заслугой, будет отдан нам на заселение.
Дорден поглядел на бурю:
— Новая Танит, да? То, о чем обычно говорят солдаты в подпитии или перед смертью? Вы в это верите? Сможем ли мы когда-нибудь самостоятельно покорить мир, получить его как свой, и только свой трофей? Нас меньше двух тысяч. На каждом театре боевых действий мы сражались вместе с другими полками, а это бросает тень на наши заслуги. Не то чтобы я пессимист, полковник, но, похоже, нашу новую Танит мы найдем только на дне бутылки или в предсмертном бреду.
Корбек улыбнулся, и его белые зубы блеснули в полумраке.
— Что ж, значит, я счастливчик. Так или иначе, я смогу увидеть ее и там и там.
Слева хлопнула дверь. Из госпиталя появился закутанный в плащ Чайкер. Он направился к колодцу с жестяным бочонком в руках. Несколько минут металлического скрежета — и гвардеец потащил бочонок обратно к зданию. Дорден и Корбек уже унюхали похлебку, которую Чайкер и Фоскин готовили для всей компании.
— Чем-то вкусно пахнет, — сказал Корбек.
— Фоскин накопал зерна и кое-каких корнеплодов за оградой, а в старой кладовке мы нашли сушеные бобы и солонину. Думаю, у нас с вами давно не было такого вкусного ужина. Но сперва мы накормим всех раненых, которые в состоянии принимать такую пищу.
— Конечно. Им это нужнее, чем нам. У меня, вот, например, припасена фляжка сакры и коробка сигар. Так что я еще продержусь.
— В таком случае заходите, когда почувствуете желание как следует поесть, — сказал Дорден так, словно прописывал рецепт. — И спасибо за сигары.
Он направился обратно к госпиталю.
Обход раненых занял еще полтора часа. Лесп и остальные санитары постарались на славу, так что многие гвардейцы поели похлебку или хотя бы бульон. Тем не менее двенадцать тяжелораненых солдат так и не пришли в сознание, и Дорден держал их первыми в очереди на выдачу лекарств. Молодой Кулцис и еще несколько гвардейцев уже могли сидеть и теперь радостно переговаривались. Вольпонцы, считающие себя благородными, наверное, презирали танитцев, но были вежливы. Их бросил собственный полк, а от смерти их спасли варвары. Возможно, это развеяло некоторые предрассудки и предубеждения, свойственные Аристократам. Это не могло не радовать Дордена.
Он заметил, как рядовой Каффран в промокшем плаще вернулся из обхода периметра. Взяв свой котелок с похлебкой, он присел рядом с Кулцисом. Дорден вдруг понял, что оба солдата примерно одного возраста. До его слуха донеслась шутка, над которой оба засмеялись. Такие же юные, как его Микал.
Лесп потянул врача за руку. Один из тяжелых пациентов угасал. Он и Чайкер перетащили пациента в комнату, некогда бывшую кухней. Теперь здесь наспех оборудовали операционную. Обеденный стол был достаточно длинным, чтобы уложить на него человека, и санитары перенесли сюда раненого.
Аристократ — капрал Регара, если верить жетону, — потерял часть ноги ниже колена и получил осколочное ранение в грудь. Его кровь оказалась совсем не голубой, чтобы там ни говорили Аристократы. Она уже успела залить стол и теперь капала на выложенный плиткой пол. Чайкер чуть не поскользнулся, и Дорден приказал ему найти швабру и принести еще ваты.
— Здесь нет ни одной швабры, — развел руками Чайкер.
— Тогда найди что-нибудь похожее на швабру.
Дордену пришлось отрезать еще часть искалеченной
ноги ручной пилой, не обращая внимания на вопли Регары, и только тогда он смог наложить жгут и остановить кровотечение. Потом он направлял уверенные движения пальцев Леспа, который зашил рану прочными стежками опытного моряка. К тому моменту вернулся Чайкер. Дорден обнаружил, что он вытирает пол обрезками своего плаща, привязанными к старому черенку от граблей. Чтобы Призрак разрезал свой драгоценный камуфляжный плащ и вытирал им кровь с пола?.. Дорден был потрясен преданностью своих ассистентов.
Санитары унесли тихо стонущего гвардейца на его койку. При удаче и достаточной дозе обезболивающего у него был шанс выжить. Но Дордена тут же отвлек раненый, с которым не смог справиться Фоскин. А потом — солдат, очнувшийся только для того, чтобы немедленно начать извергать изо рта потоки крови.
Ближе к полуночи, когда поток тяжелых событий наконец иссяк, госпиталь погрузился в тишину. Дорден ополаскивал кипятком хромированный реберный расширитель, когда в помещение вошел Маколл, стряхивая воду с плаща. Снаружи все еще бушевала буря, гром сотрясал ставни и крышу. Время от времени где- то в здании выпадало под натиском ветра стекло или с треском падали на пол плитки. Гроза бесновалась весь вечер, но до этого момента Дорден не обращал на нее внимания.
Он наблюдал за тем, как Маколл чистит оружие. Это было первым, что он делал по возвращении с задания, забывая о еде и тепле. Дорден принес ему котелок похлебки.
— Что там, снаружи?
Маколл лишь покачал головой:
— Если нам повезло, то буря задержит их продвижение.
— А если нет?
— Нам не повезло в том случае, если буря — их рук дело.
Маколл поднял взгляд на перекрытия и высокую крышу:
— Должно быть, это было хорошее место. Замечательная усадьба, стоящая трудов. Почва тут щедра, и скота и прежних хозяев, похоже, было немало.
— Семейный дом, — неожиданно для себя самого заметил Дорден.
Мысль о еще одной семье, еще одном доме, разоренном войной, больно кольнула его. Он чувствовал себя усталым стариком.
Маколл тихо ел похлебку.
— В дальнем конце дома есть небольшая часовенка. Разоренная, конечно. Но там все еще сохранился расписной алтарь Императору. Вольпонцы справляли там нужду. Кто бы здесь ни жил, это были преданные слуги Императора, возделывавшие землю и растившие тут своих детей.
— До всего этого.
Дорден замолчал. Хаос захватил Накедон всего два месяца назад, во время контрудара, направленного против Макарота. Мир не был оккупирован, местное население не было тронуто порчей. Накедон, сельскохозяйственный мир с населением в три миллиона имперских колонистов, был захвачен и разграблен всего за три ночи.
«Что же это за вселенная, — думал Дорден, — где люди годами трудятся в поте лица, любят свои семьи, строят дома, воздают хвалу Императору, чтобы потерять все это за несколько часов?» В конце концов он решил, что это его вселенная. Та же самая, что отняла у него Танит.
Луна взошла одиноким часовым в темных небесах, внезапно покинутых бурей. Дождь прекратился, и серебристые облака скользили по фиолетовой глади над головой.
Будто подражая луне, одинокий часовой стоял у ворот госпиталя. Рядовой Тремард, коротавший уже вторую свою смену в укрепленной точке у ворот, наблюдал за деревьями вдалеке — размытыми силуэтами на краю темного поля и топей. Черное на черном. Он устал, а еще он жалел о том, что вольпонцы не оставили в гнезде тяжелое орудие.
Над болотами поднялся туман, уносимый ветром, словно дым. Что-то мигнуло в темноте.
Тремард насторожился и подхватил свой монокуляр. Покрутил настроечное кольцо, пытаясь придать резкости зеленоватой пелене ночного видения. Туман. И что-то еще. Отблеск, который заметил гвардеец. Отблеск лунного света, упавший на сетчатку присматривающихся глаз.
Часовой включил свой коммуникатор.
— Ворота — Призракам! Слышите меня, полковник? К оружию! К оружию! Движение с юга!
Корбек резко вскочил со своей койки, напугав Дордена. Полковник решил вздремнуть на свободной койке, пока врач раскладывал таблетки по бумажным кулькам.
— Что такое?
Корбек был уже на ногах.
— Угадаете с трех раз, док?
Дорден встрепенулся. Он смотрел на хрупкое помещение, полное беззащитных, едва живых людей, пока Корбек заряжал свой лазган и вызывал остальных Призраков. Дорден внезапно почувствовал себя глупцом. Он ведь знал, что такое атака Хаоса. Их убежище раздавит, как скорлупку. Зачем он настаивал на том, чтобы остаться? И теперь из-за него все эти люди погибнут. Аристократы, Призраки… бесценные, не знающие себе равных солдаты вроде Маколла и Корбека. Он погубил их всех ради своей гордыни и какой-то старинной клятвы. Старая врачебная клятва, данная им в лучшие времена спокойной сельской работы, где самой тяжелой раной был порез пилой на лесопилке.
«Фес меня, какой же я глупец! Фес меня за мое упрямство!»
