Дэн Абнетт - Сожжение Просперо
— Ты и в самом деле боишься их, да?
Кас кивнул.
— Это разумно. Они — хищники, и могут пожрать тебя.
— Ты боишься птиц-мясоедов?
Кас покачал головой.
— Не очень, хотя они уродливые и могут поранить тебя.
— А свиней и диких вепрей?
— Они опасны, — кивнул мальчик.
— Но ты их не боишься?
— Я бы вел себя осторожно при встрече с ними.
— Ты боишься змей?
— Нет.
— Медведей?
— Что такое медведь?
Ректор Уве улыбнулся.
— Ходи.
— Кроме того, все они – звери, — сказал мальчик, передвинув фигуру.
— Кто?
— Существа, о которых вы только что говорили, змеи и свиньи. А медведи тоже звери? Думаю, все они просто животные, хотя некоторые из них опасны. Я не люблю пауков. И скорпионов. И больших скорпионов, таких красных, но я не боюсь их.
— Нет?
— У Йены в банке жил красный скорпион, и когда он показал его нам, я не испугался.
— Я поговорю об этом с Йеной.
— Но я не испугался его. Не то что Симиал и остальные. Но я боюсь волков, потому что они не звери.
— Да? И кто же они?
Мальчик почесал щеку, будто не в состоянии подобрать нужные слова.
— Они… они вроде призраков. Они дьяволы, как об этом говорится в писаниях.
— Ты хочешь сказать, что они сверхъестественные?
— Да. Они пришли уничтожать и пожирать, это их сущность, их единственная сущность. И даже в теле пса волки остаются волками, а еще они могут ходить в человеческом облике.
— Откуда ты знаешь это, Хавсер?
— Все знают. Это общеизвестно.
— Это может быть и неверно. Волки – всего лишь собаки. Они из собачьих.
Мальчик яростно замахал головой.
— Я видел их, — наклонившись к ректору Уве, прошептал он. – Видел, как они ходили на двух лапах.
Ему принесли питательный бульон и пару сухарей, после чего оставили наедине в продуваемой насквозь комнате рядом с кухней-моргом. В уложенной плитками из белой кости комнате стояли небольшая жаровня и кровать-раскладушка. Еще здесь была лампа, небольшое биолюминесцентное металлическое устройство, которое миллионами штамповалось для Имперской Армии. Благодаря свету он видел комнату обеими глазами. Он уже понемногу привыкал к новому глазу.
Пищу подали на отшлифованном металлическом подносе. Хотя из него было плохое зеркало, но различить что-то можно было. В исцарапанной поверхности он увидел отражение своего нового глаза.
Он отлично видел в темноте и при слабом освещении. Даже не осознавая того, после пробуждения он провел значительную часть времени в кромешной тьме. Вот почему он думал, что его настоящий глаз ослеп. И вот почему он видел мир в спектральных зеленых тонах, и почему источники света расцветали белыми пятнами болезненного сияния. Большую часть времени Волки Фенриса обитали во тьме. Они не очень нуждались в искусственном освещении.
Тем не менее, его новый глаз плохо видел на расстоянии. Все, что находилось более чем в тридцати метрах, казалось ему немного смазанным, словно он смотрел через широкоугольные оптические линзы, которые вышнеземец использовал в дорогих пиктерах для съемки архитектурных объектов. Но периферийное зрение и чувствительность к движению были просто поразительны.
Именно этого стоило ожидать от глаза хищника.
Держа перед лицом поднос, он закрыл один глаз, другой, потом вновь открыл и закрыл. Открыв волчий глаз в пятый раз, в дверях позади он заметил полутень.
— Лучше тебе зайти, — не оглядываясь, сказал он.
Астартес шагнул в комнату.
Вышнещемец отложил поднос и обернулся. Астартес был столь же крупным, как и все из его рода, и закутан в грифельно-серую шкуру. Меха и доспехи выглядели влажными, словно он только что побывал снаружи. Астартес стянул кожаную маску, под которой оказалось обветренное и покрытое татуировками лицо. Лицо, которое было знакомо вышнеземцу.
— Медведь, — сказал он.
Астартес крякнул.
— Ты – Медведь, — повторил вышнеземец.
— Нет.
— Да. Не скажу, что знаком со многими астартес, со многими Космическими Волками… — от него не укрылось, как скривился астартес, услышав название. — Но мне знакомо твое лицо. Я помню твое лицо. Ты – Медведь.
— Нет, — сказал воин. – Но ты можешь помнить меня. Сейчас я известен как Богобой, из Тра. Но девятнадцать зим назад меня звали Фитом.
Вышнеземец удивленно заморгал.
— Фит? Ты – Фит? Аскоманн?
Астартес кивнул.
— Да.
— Тебя звали Фитом?
— Меня до сих пор зовут Фит. В Стае я известен как Богобой или Божественный Удар, ибо у меня отличный замах, замах, словно у разгневанного бога, а однажды я погрузил секиру в лоб воеводе…
Его голос затих.
— Но это другая история. Почему ты на меня так смотришь?
— Они… они превратили тебя в Волка, — сказал вышнеземец.
— Я хотел этого. Я хотел, чтобы они забрали меня. Моего этта и народа более не существовало. Моя нить была почти свита. Я хотел, чтобы они забрали меня.
— Я говорил им. Я говорил Медведю, чтобы он забрал тебя. Тебя и еще одного.
— Брома.
— Точно, Брома. Я говорил Медведю забрать вас обоих. После того, что вы сделали ради меня, он был обязан забрать вас.
Фит кивнул.
— Они и тебя изменили. Они изменили нас обоих. Сделали нас Сынами Фенриса. Фенрис всегда так поступает. Он изменяет вещи.
Вышнеземец медленно и недоверчиво покачал головой.
— Не могу поверить, что это ты. Я рад этому. Я рад видеть тебя живым. И все же не могу поверить… посмотри на себя!
Он взглянул на стальной поднос.
— Если уж на то пошло, посмотри и на меня. Не могу поверить, что это я.
Он поднялся и протянул руку астартес.
— Я хочу тебя поблагодарить, — сказал вышнеземец.
Фит пожал ему руку.
— Не стоит меня благодарить.
— Нет, стоит. Ты спас мне жизнь, и пожертвовал всем ради этого.
— Я смотрю на это немного иначе.
Вышнеземец пожал плечами и опустил руку.
— А ты не выглядел особо счастливым оттого, что я спас тебе жизнь, — добавил астартес.
— Это было тогда, — ответил вышнеземец, — девятнадцать зим назад. Что ж, теперь все мне кажется несколько странным. Я приспосабливаюсь.
— Все мы приспосабливаемся, — сказал Фит. – Это — часть изменения.
— А Медведь еще жив? – спросил вышнеземец.
— Да. Нить Медведя еще вьется.
— Хорошо. А ему не хочется навестить меня теперь, когда я проснулся?
— Не думаю, что у него есть причины для этого, — ответил астартес. – В смысле, он давно закрыл свой долг перед тобой. Он совершил ошибку, но загладил ее.
— Кстати, насчет этого, — сказал вышнеземец, когда сел обратно и немного расслабился. – Какую ошибку он совершил? Упущение, которое он исправил?
— Ты оказался там по его вине. Из-за него ты стал дурной звездой.
— Правда?
Фит кивнул.
— Все действительно так и было?
Фит снова кивнул.
— Думаю, ты встретишься с Медведем, когда Огвай вызовет тебя к Тра. Возможно, тогда ты его и увидишь.
— А почему Огвай собирается вызвать меня к Тра?
— Он будет решать, как с тобой поступить.
— Ах, — только и сказал вышнеземец.
Фит полез рукой под шкуру и достал из под нее туго затянутый скомканный пластековый мешок. Это была жалкого вида котомка, покрытая каплями ледяной кашицы и талой воды.
— Когда я услышал, что ты вернулся живым, то отыскал это. Здесь твои пожитки, которые ты привез с собою на Фенрис. Во всяком случае те из них, которые я смог найти. Подумал, ты захочешь получить их обратно.
Вышнеземец взял холодный влажный мешок и принялся развязывать его.
— А где Бром? – спросил он.
— Бром не выжил, — ответил Фит.
Бросив попытки развязать узел, вышнеземец взглянул на астартес.
— Ох. Мне жаль.
— Не стоит. Каждому человеку отведено свое место, и Бром сейчас в Вышнеземье.
— Это слово, — произнес вышнеземец. – Припоминаю его. Когда я оказался здесь, когда аскоманны вытащили меня из-под обломков, они меня так назвали. Вышнеземец.
— Да.
— Этим словом называются небеса, не так ли? Оно означает некое место в выси, над миром? – вышнеземец указал на потолок. – Вышнеземец – это тот, кто спускается на землю, в Земли Живых. Звезды, другие планеты, небо – все это одно и то же, верно? Вы подумали, что я некий бог, упавший с небес.
— Или демон, — добавил Фит.
— Или так. В любом случае, полагаю… ты же теперь знаешь о космосе и звездах. Знаешь о других планетах. Ты даже бывал на них. Ты стал астартес, узнал о вселенной и своем месте в ней.
— Да.
— Но ты до сих пор используешь слово «Вышнеземье». Ты сказал, что Бром сейчас в Вышнеземье. Небеса и ад – это ведь примитивные концепции, верно? Или ты просто находишь успокоение в старых словах?
