Андрей Березняк - Чернильные стрелы
Ростримо щелкнул пальцами и беззвучно похлопал. И взмахнул: продолжайте!
– Что еще… а, ну да, сначала я воспринял Вас как шулера, который обставил кого-то в Лейно, и теперь хочет вернуться туда с витаньери и разобраться с его помощью. И Ваша болтливость, извините, очень хорошо подходила к истории про глупого жулика. Сейчас же… сейчас я думаю, что Вы соглядатай, которому что-то нужно в Лейно. И по какой-то причине из Лейно он был вынужден бежать. Но сейчас возвращается… вряд ли это как-то связано с Негласным кабинетом, я против него даже не пылинка – маленькая часть пылинки. То есть что-то такое, что может быть связано с какими-то тайнами, но интересы короля тут или не замешаны, или он просто о том еще не знает. Тогда сходится и то, что я предположил об оружии, и то, что Вы очень хорошо держитесь в седле, по-моему, Вы на лошадях проводите большую часть жизни. Ну, вот как-то так.
На этот раз Ростримо Вагнер молчал долго. Шаэлью даже забеспокоился, не стоит ли теперь ждать удара ножом в бок.
– Давайте-ка сделаем привал, лошадям нужно отдохнуть, ну и я уже притомился. Хотя и езжу на лошадях большую часть жизни.
Они остановились на недавно выкошенном лугу. Ростримо спрыгнул на землю, Тойло предпочел спешиться так, чтобы между ним и спутником осталась лошадь. Но господин Вагнер достал сверток с припасами и устроился прямо на колючей траве. Творец, как же невыносимо жарко тут! И витаньери скинул котарди, плотная ткань которой уже пропиталась потом насквозь.
– Ох, и не знаю, что с Вами теперь делать, Тойло Шаэлью. Либо мне с Вами повезло, либо совсем наоборот. Как-то Вы слишком умны для наемника. Держите хлебушек, сейчас нарежу сыр и конину. Не брезгуете ею? А то многие носы воротят, а по мне так очень вкусно.
К конине Тойло относился спокойно. Нет ничего другого, можно и ее, а в походе, когда о регулярной горячей пище остается только мечтать, так она вообще незаменима.
– Я же последователь Святого Вито. Мне сорок два года, и я все еще жив. Знаете, Ростримо, – Тойло решил поставить себя на равных со своим спутником, который с самого начала называл его просто по имени, без уважительного «господин Шаэлью», – я еще в молодости заметил, что чаще выживают умные. Потому научился нормально читать и писать, старался читать как можно больше всякого. А еще знаете что?
– Что? – Вагнеру действительно было интересно, чего он не скрывал и даже пролил, не заметив, воду из фляги на левый сапог.
– А еще я заметил, что начитанный – не обязательно умный.
Ростримо недоуменно моргнул несколько раз, а потом захохотал так, что в пятидесяти гло вспорхнула вспугнутая куропатка.
– Ой, Тойло, ну Вы даете! Нет, убивать я Вас точно не буду, Вы мне нужны такой.
– Какой – такой? – спокойно спросил наемник.
– Начитанный и не обязательно умный! Ха, Тойло, а хотите я теперь вслух порассуждаю? Хотите-хотите, вижу же. Так вот, Вы точно витаньери.
Шаэлью хмыкнул. Надо же – какой прозорливый!
– Погодите-погодите, это и так ясно, Вы не скрываете. Так вот, Вы явно служили у какого-нибудь захудалого пуаньи, но это было давно. Удивлены? О, это просто предположение, Вы же сами знаете, что в витаньери так попадает каждый второй. Извините, Вы просто попались на примитивную уловку. Не смотрите на меня так, да, я такой! Ничего привыкните. Так вот, служили Вы в Дельте, скорее всего еще и в Маазло. Про Дельту Вы сами упомянули, а с Маазло – Вы мясо на хлеб положили так, как там делают, завернув хлеб с двух сторон.
– Там считают, что так вкуснее.
– Да, я знаю. Только пальцы еще жирнее делаются. Ладно, что еще. Последние годы Вы не воевали. У Вас появилась некоторая расслабленность. Если честно, я мог убить Вас раз десять, вы бы ничего не сделали. Сейчас, кстати, тоже. О, не беспокойтесь, – успокаивающе сказал Ростримо, но вдруг к горлу Тойло оказался прижат кинжал с тонким, но очень холодным лезвием.
Шаэлью ощутил, как бьется кровь в пережатой сталью артерии.
Авроста – длинное, в две ладони, лезвие, шириной в палец. Овальная, совсем маленькая гарда и короткая рукоять. Редкость в наших краях. И где прятал-то?!
– Так вот, – продолжил господин Вагнер, убирая авросту в рукав, – скорее всего Вы нанялись к частному лицу. Либо охрана караванов, либо телохранитель. Либо еще что-то, но не могу сразу придумать, что. Оплата была хорошей, кстати. Вы вот все стеснялись своей заплатанной рубахи…
– Чего, простите?
– Ну, камизы. Забавно, значит, на севере и востоке Вы, скорее всего, не были, там даже в провинциях Септрери камизу называют рубахой. Так вот, Вы стеснялись ветхой камизы. Сколько я ни встречал витаньери, этот вопрос беспокоил их в последнюю очередь. Пока дырок не становится больше, чем ткани, они будут носить эту одежду, под доспехом все равно не видно, а завтра и убить могут. Не все, конечно, но витаньери в тех ватагах, которые воюют, о внешнем виде беспокоятся мало. О чистоте – тут да, более чистоплотных еще поискать надо. Что это может значить… То, что Вы привыкли к справной одежде. То есть деньги есть, и не те крошки, которые у Вас на поясе. Ага, но в путь отправились в этой одежде… Бежали от чего-то, что не успели захватить смену? И совсем недавно, раз не успели купить новое? Хмм, здесь непонятно. Или хотели так выглядеть? Или кто-то хотел, чтобы вы так выглядели? Стоп, а не от этого кого-то, кто Вас нанял, Вы сбежали? Причем совсем недавно?
На такое расследование Тойло даже не знал, что ответить. Можно, конечно, было бы попробовать убить господина Вагнера, потому что он тоже – «слишком умен». Только тот уже показал себя в деле, и Шаэлью был совсем не уверен, что успеет выхватить свой, самый обычный септрийский жилорез, до того, как улыбчивый собеседник перережет ему глотку. В драке на ножах с Ростримо Вагнером у Тойло есть только один шанс – дистанция и выносливость, в скорости этому пузатому доходяге он проигрывает значительно. А меч не вытащить тем более, слишком долго.
– Я тоже умный? – спросил Ростримо и откусил от своего бутерброда.
– Угу. Тоже подумал…
– …об убийстве, понимаю. Но не рискнули?
– Не рискнул бы, – поправил спутника Тойло. – Если бы всерьез захотел. Если встанем, и я успею взять меч, то, скорее всего, будет наоборот.
Вагнер кивнул и сделал флягой жест приветствия и уважения, как если бы поднял кубок с вином на королевском пиру.
– Но Вы мне тоже интересны. И тоже ведь не рассказали все до конца.
– Не рассказал. Думаю, дорогой Тойло, у нас пока должны быть тайны друг от друга. Мы с Вами еще не слились в любовном экстазе, чтобы рассказывать друг другу все, о каждом порыве души. А если без шуток, то во многом Вы правы. Я действительно в каком-то роде… соглядатай. Хотя можете назвать все своим именем – лазутчик. Но дело не в Септрери или не в другом государстве, там все несколько запутаннее… И да, у меня возникли сложности в Лейно, и мне пришлось срочно покинуть город. И, если честно, я боялся, что кое-кто отправится следом за мной, но обошлось. Видно, моя значительность оказалась так велика только в моих глазах. Что ж, это к лучшему. За Вами, кстати, никто не увяжется?
Тойло замялся с ответом.
– Не думаю. Скорее всего нет. В любом случае у меня хорошая фора.
– Сколько?
– Не меньше дня, скорее два. Но скорее всего про меня только вспомнят бранным словом.
Ответ Ростримо устроил. Он встал, отряхнул штаны и посмотрел на юг, вдоль дороги.
– Там в Лейно есть один господин. Ну как, не один, у него есть свои люди еще. Так вот, у этого господина есть нечто, что мне очень пригодилось бы. – Вагнер посмотрел на наемника. – Вам приходилось в мирном городе брать штурмом дома, но так, чтобы никто не успел ничего сообразить? Чтобы стража не успела даже сообразить.
На службе у грастери Ройсали витаньери Шаэлью только этим и занимался. Поэтому хотя и мрачно, но кивнул он уверенно.
– Хорошо. Но там придется убивать. Так, чтобы не осталось никого.
– Напугали кота сметаной. Я только должен знать, ради чего.
– Деньги?
Тойло хмыкнул.
– Вы обещали концессию, я помню. Но, Ростримо, деньги у меня есть. Хватит, чтобы даже скромно дожить до седин и дальше, если вложить их с умом. Я поехал с Вами не из-за денег.
На какое-то время воцарилась тишина. Вагнер ходил кругами вокруг их маленькой стоянки, но Тойло не беспокоился по поводу удара в спину. Чувствовал, что сказано уже слишком много. И гораздо больше, чтобы убить за «он слишком много знал».
– Началась какая-то возня, – Ростримо сказал это не очень уверенно. – Я привык, что понимаю суть своей работы. Понимаю, что и для чего я делаю. И понимаю, чем мне это грозит. А тут началось такое шевеление, которое мне совершенно непонятно. Сначала это беспокоило, потом я почувствовал, что не хочу быть внутри. Понимаете?
Тойло не понимал. Ростримо досадливо поморщился и попытался объяснить:
